Баня маяковский все герои
Баня
Драма в шести действиях с цирком и фейерверком
Товарищ Победоносиков — главный начальник по управлению согласованием, главначпупс.
Товарищ Оптимистенко — его секретарь.
Исак Бельведонский — портретист, баталист, натуралист.
Товарищ Моментальников — репортер.
Мистер Понт Кич — иностранец.
Товарищ Ундертон — машинистка.
Товарищ Велосипедкин — легкий кавалерист.
Товарищ Чудаков — изобретатель.
Мадам Мезальянсова — сотрудница ВОКС.
Товарищ Фоскин, Товарищ Двойкин, Товарищ Тройкин — рабочие.
I действие
Справа стол, слева стол. Свисающие отовсюду и раскиданные везде чертежи. Посредине товарищ Фоскин запаивает воздух паяльной лампой. Чудаков переходит от лампы к лампе, пересматривая чертеж.
Что, всё еще в Каспийское море впадает подлая Волга?
Чудаков (размахивая чертежом)
Да, но это теперь ненадолго. Часы закладывайте и продавайте.
Хорошо, что я их еще и не купил.
Не покупай! Не покупай ни в коем случае! Скоро эта тикающая плоская глупость станет смешней, чем лучина на Днепрострое, беспомощней, чем бык в Автодоре.
Унасекомили, значит, Швейцарию?
Да не щелкай ты языком на мелких сегодняшних политических счетах! Моя идея грандиознее. Волга человечьего времени, в которую нас, как бревна в сплав, бросало наше рождение, бросало барахтаться и плыть по течению, — эта Волга отныне подчиняется нам. Я заставлю время и стоять и мчать в любом направлении и с любой скоростью. Люди смогут вылазить из дней, как пассажиры из трамваев и автобусов. С моей машиной ты можешь остановить секунду счастья и наслаждаться месяц, пока не надоест. С моей машиной ты можешь взвихрить растянутые тягучие годы горя, втянуть голову в плечи, и над тобой, не задевая и не раня, сто раз в минуту будет проноситься снаряд солнца, приканчивая черные дни. Смотри, фейерверочные фантазии Уэльса, футуристический мозг Эйнштейна, звериные навыки спячки медведей и йогов — всё, всё спрессовано, сжато и слито в этой машине.
Почти ничего не понимаю и во всяком случае совсем ничего не вижу.
Да напяль же ты очки! Тебя слепят эти планки платины и хрусталя, этот блеск лучевых сплетений. Видишь? Видишь.
Смотри, ты призаметил эти две линейки, горизонтальную и вертикальную, с делениями, как на весах?
Этими линейками ты отмеряешь куб необходимого пространства. Смотри, ты видишь этот колесный регулятор?
Этим ключом ты изолируешь включенное пространство и отсекаешь от всех тяжестей все потоки земного притяжения и вот этими странноватыми рычажками включаешь скорость и направление времени.
Фу, какая гадость! Чего ты мне какого-то Когана суешь? Я тебе объясняю это дело вселенской относительности, дело перевода определения времени из метафизической субстанции, из ноумена в реальность, подлежащему химическому и физическому воздействию.
А я что говорю? Я это и говорю: ты себе построй реальную станцию с полным химическим и физическим воздействием, а мы от нее проведем провода, ну, скажем, на все куриные инкубаторы, в пятнадцать минут будем взращивать полупудовую курицу, а потом ей под крылышко штепсель, выключим время — и сиди, курица, и жди, пока тебя не поджарили и не съели.
Какие инкубаторы, какие курицы. Я тебе…
Да, ладно, ладно, ты думай себе хоть про слонов, хоть про жирафов, если тебе про мелкую скотину и думать унизительно. А мы всё это к нашим сереньким цыплятам сами приспособим…
Ну, что за пошлятина! Я чувствую, что ты со своим практическим материализмом скоро из меня самого курицу сделаешь. Чуть я размахнусь и хочу лететь — ты из меня перья выщипываешь.
Ну, ладно, ладно, не горячись. А если я у тебя даже какое перо и выщипал, ты извини, я тебе его обратно вставлю. Летай, пари, фантазируй, мы твоему энтузиазму помощники, а не помеха. Ну, не злись, парнишка, запускай, закручивай свою машину. Чего помочь-то?
Внимание! Я только трону колесо, и время рванется и пустится сжимать и менять пространство, заключенное нами в клетку изоляторов. Сейчас я отбиваю хлеб у всех пророков, гадалок и предсказателей.
Постой, Чудаков, дай я стану сюда, может, я через пять минут выйду из комсомольца в этакие бородатые Марксы. Или нет, буду старым большевиком с трехсотлетним стажем. Я тебе тогда всё сразу проведу.
Чудаков (оттягивая, испуганно)
Осторожно, сумасшедший! Если в идущих годах здесь проляжет стальная ферма подземной дороги, то, вмещаясь своим щуплым тельцем в занятое сталью пространство, ты моментально превратишься в зубной порошок. И, может быть, в грядущем вагоны сверзятся с рельс, а здесь небывалым времятрясением в тысячу баллов к чортовой бабушке разворотит весь подвал. Сейчас опасно пускаться туда, надо подождать идущих оттуда. Поворачиваю медленно-медленно — всего в минуту пять лет…
Постой, товарищ, обожди минуточку. Тебе всё равно крутить машину. Сделай одолжение, сунь в твою машину мою облигацию, — не зря я в нее вцепился и не продаю, — может, она через пять минут уже сто тысяч выиграет.
Ну вот, я вам в будущее дверь пробиваю, а вы на рубли сползли… Фу, исторические материалисты!
Дура, я ж для тебя с выигрышем тороплюсь. У тебя на твой опыт есть деньги?
Стук в дверь. Входят Иван Иванович, Понт Кич, Мезальянсова и Моментальников.
Мосье Моментальников, товарищ Моментальников! Сотрудник! Попутчик! Видит — советская власть идет, — присоединился. Видит — мы идем, — зашел. Увидит — они идут, — уйдет.
Совершенно, совершенно верно, — сотрудник! Сотрудник дореволюционной и пореволюционной прессы. Вот только революционная у меня, понимаете, как-то выпала. Здесь белые, там красные, тут зеленые, Крым, подполье… Пришлось торговать в лавочке. Не моя, — отца или даже, кажется, просто дяди. Сам я рабочий по убеждениям. Я всегда говорил, что лучше умереть под красным знаменем, чем под забором. Под этим лозунгом можно объединить большое количество интеллигенции моего толка. Эчеленца, прикажите, — аппетит наш невелик!
Пардон! Простите! Мистер Понт Кич, господин Понт Кич. Британский англосакс.
Вы были в Англии? Ах, я был в Англии. Везде англичане… Я как раз купил кепку в Ливерпуле и осматривал дом, где родился и жил Антидюринг. Удивительно интересно! Надо открыть широкую кампанию.
Носатая сволочь: с нюхом!
Ай Иван в дверь ревел, а звери обедали. Ай шел в рай менекен, а енот в Индостан, переперчил ой звери изобретейшен.
Мистер Понт Кич хочет сказать на присущем ему языке, что на его туманной родине все, от Макдональда до Черчилля, совершенно как звери, заинтересованы вашим изобретеньем, и он очень, очень просит…
Ну, конечно, конечно! Мое изобретенье принадлежит всему человечеству, и я, конечно, сейчас же… Я очень, очень рад. (Отводит иностранца, доставшего блокнот, показывает и объясняет.) Это вот так. Да… да… да… Здесь два рычажка, а на параллельной хрустальной измерительной линейке… Да… да… да… вот сюда! А это вот так… Ну да…
Велосипедкин (отводя Ивана Ивановича)
Товарищ, надо помочь парню. Я ходил всюду, куда «без доклада не входить», и часами торчал везде, где «кончил дело…» и так далее, и почти ночевал под вывеской «если вы пришли к занятому человеку, то уходите» — и никакого толку. Из-за волокиты и трусости ассигновать десяток червонцев гибнет, может быть, грандиозное изобретенье. Товарищ, вы должны с вашим авторитетом…
Да, это ужасно! Лес рубят — щепки летят. Я сейчас же прямо в Главное управление по согласованию. Я скажу сейчас же Николаю Игнатьичу… А если он откажет, я буду разговаривать с самим Павлом Варфоломеичем… У вас есть телефон? Ах, у вас нет телефона! Маленькие недостатки механизма… Ах, какие механизмы в Швейцарии! Вы бывали в Швейцарии? Я был в Швейцарии. Везде одни швейцарцы. Удивительно интересно!
Понт Кич (кладя блокнот в карман и пожимая Чудакову руку)
Дед свел в рай трам из двери в двери лез и не дошел туго. Дуй Иван. Червонцли.
Мистер Понт Кич говорит, что если вам нужны червонцы…
Ему? Ему не нужны, ему наплевать на червонцы. Я только что для него сбегал в Госбанк и пришел весь в червонцах. Даже противно. Сквозь карман жмут. Вот тут натыканы купюры по два, вот тут по три, а в этих двух карманах так одни десятичервонцевые. Ол райт! Гуд бай!(Трясет Кичу руку, обнимает его обеими руками и восхищенно проводит к дверям.)
Я очень прошу вас чуточку такта: с вашими комсомольскими замашками назреет, если еще не назрел, громадный международный конфликт. Гуд бай — до свидания!
Иван Иванович (похлопывая по плечу Чудакова и прощаясь)
Я тоже в ваши годы… Лес рубят — щепки летят. Нам нужен, нужен советский Эдисон. (Уже из дверей.) У вас нет телефона? Ну, ничего, я обязательно скажу Никандру Пирамидоновичу.
Моментальников (семенит, напевая)
Чудаков (к Велосипедкину)
Это хорошо, что есть деньги.
То есть, как же это нет денег? Я не понимаю, зачем тогда хвастаться и говорить… А тем более отказываться, когда делаются солидные предложения со стороны иностранных…
Хоть ты и гений, а дурак! Ты хочешь, чтобы твоя идея обжелезилась и влетела к нам из Англии прозрачным, командующим временами дредноутом невидимо бить по нашим заводам и Советам?
А ведь верно, верно… Как же это я ему всё рассказал? А он еще в блокнот вписывал! А ты чего же меня не одернул? Сам еще к двери ведешь, обнимаешься!
Дура, я его недаром обнимал. Бывшая беспризорщина пригодилась. Я не его — я карман его обнимал. Вот он, блокнот английский. Потерял блокнот англичанин.
Браво, Велосипедкин! Ну, а деньги?
Чудаков, я пойду на всё. Я буду грызть глотки и глотать кадыки. Я буду драться так, что щеки будут летать в воздухе. Я убеждал, я орал на этого Оптимистенко. Он гладкий и полированный, как дачный шар. На его зеркальной чистоте только начальство отражается, и то вверх ногами. Я почти разагитировал бухгалтера Ночкина. Но что можно сделать с этим проклятым товарищем Победоносиковым? Он просто плющит каждого своими заслугами и стажем. Ты знаешь его биографию? На вопрос: «Что делал до 17 года?» — в анкетах ставил: «Был в партии». В какой — неизвестно, и неизвестно, что у него «бе» или «ме» в скобках стояло, а может, и ни бе, ни ме не было. Потом он утек из тюрьмы, засыпав страже табаком глаза. А сейчас, через двадцать пять лет, само время засыпало ему глаза табаком мелочей и минут, глаза его слезятся от довольства и благодушия. Что можно увидеть такими глазами? Социализм? Нет, только чернильницу да пресс-папье.
Товарищи, что же я слюной буду запаивать, что ли? Тут еще двух поставить надо. Двести шестьдесят рублей минимаксом.
Поля (вбегает, размахивая пачкой)
Велосипедкин (Фоскину, передает деньги. Фоскин выбегает)
Ну, гони! На такси гони! Хватай материал, помощников — и обратно. (К Поле.) Ну, что, уговорила начальство по семейной линии?
Разве с ним можно просто? Смешно! Он шипит бумажным удавом каждый раз, когда возвращается домой, беременный резолюциями. Не смешно. Это Ночкин… это такой бухгалтерчик в его учреждении, я его и вижу-то первый раз… Прибегает сегодня в обед, пакет сует, передайте, говорит… секретно… Смешно! А мне, говорит, к ним нельзя… по случаю возможности подозрения в соучастии. Не смешно.
Может быть, эти деньги…
Да. Тут есть над чем подумать, что-то мне кажется… Ладно! Всё равно! Завтра разберемся.
Входят Фоскин, Двойкин и Тройкин.
Велосипедкин (сгребая всех)
Ну, айда! Валяй, товарищи!
Так, так… Проводки спаяны. Изоляционные перегородки в порядке. Напряжение выверено. Кажется, можно. Первый раз в истории человечества… Отойдите! Включаю… Раз, два, три!
Бенгальский взрыв, дым. Отшатываются, через секунду приливают к месту взрыва. Чудаков выхватывает, обжигаясь, обрывок прозрачной стеклянистой бумаги с отбитым, рваным краем.
Прыгайте! Гогочите! Смотрите на это! Это — письмо! Это написано пятьдесят лет тому вперед. Понимаете — тому вперед. Какое необычайнейшее слово! Читайте!
Чего читать-то. «Бе дэ 5-24-20». Это что, телефон, что ли, какого-то товарища Бедэ?
Не «бе дэ», а «бу-ду». Они пишут одними согласными, а 5 — это указание порядковой гласной. А — е — и — о — у: «Буду». Экономия двадцать пять процентов на алфавите. Понял? 24 — это завтрашний день. 20 — это часы. Он, она, оно — будет здесь завтра — в восемь вечера. Катастрофа? Что. Ты видишь, видишь этот обожженный, снесенный край? Это значит — на пути времени встретилось препятствие, тело, в один из пятидесяти годов занимавшее это сейчас пустое пространство. Отсюда и взрыв. Немедля, чтоб не убить идущее оттуда, нужны люди и деньги… Много! Надо немедля вынести опыт возможно выше, на самый пустой простор. Если мне не помогут, я на собственной спине выжму эту махину. Но завтра всё будет решено.
Товарищи, вы со мной!
Бросаются к двери.
Пойдем, товарищи, возьмем их за воротник, заставим! Я буду жрать чиновников и выплевывать пуговицы.
Дверь распахивается навстречу.
Я сколько раз вам говорил: выметайтесь вы отсюда с вашей частной лавочкой. Вы воняете вверх ответственному съемщику, товарищу Победоносикову. (Замечает Полю.) И… и… вы-ы… здесь? Я говорю, бог на помощь вашей общественной деятельности. У меня для вас отложен чудный вентиляторчик. До свиданьица.
Источник статьи: http://mayakovskiy.lit-info.ru/mayakovskiy/dramaturgiya/banya/banya.htm
Характеристики главных героев Баня, Маяковский. Их образы и описание
Характеристики главных героев
Чудаков
Один из главных героев пьесы, изобретатель машины времени. Это не особо практичный, но умный человек, сумевший создать удивительный аппарат, переносящий через время, а также способный продлить минуты счастья. Своих приятелей, Велосипедкина и Фоскина он обвиняет в излишнем утилитаризме, хотя на деле и сам понимает, что без денег не завершить проект. Подробнее>>>
Один из основных героев сатирической пьесы, главный начальник по управлению согласованием, так называемый главначпупс. Это заносчивый и чванливый человек, который очень высокого мнения о себе, а на деле, ничего из себя не представляет. Так, например, он пренебрежительно относится к собственной жене, считая ее малообразованной и глупой, хотя сам даже не помнит, кто такой Лев Толстой. Подробнее>>>
Оптимистенко
Второстепенный персонаж, секретарь Победоносикова. Умел только увязывать и согласовывать. Он считал, что работает в крупной организации и требовал от посетителей обращаться к нему только с серьёзными вопросами. После появления Фосфорической женщины возглавил бюро по отбору и переброске в коммунистический век.
Велосипедкин
Второстепенный, глуповатый персонаж, кавалерист. Он был знакомым Чудакова и всеми силами пытался помочь тому в работе и финансировании машины времени.
Фосфорическая женщина
Второстепенный персонаж, женщина, переместившаяся из будущего с помощью машины времени Чудакова. Она делегатка института истории рождения коммунизма, которой было поручено отобрать лучших людей в течение суток и вернуться с ними обратно в свой 2030 год.
Ночкин
Второстепенный персонаж, вороватый бухгалтер. Именно его взятка пошла на достройку машины времени Чудакова.
Поля
Второстепенный персонаж, жена Победоносикова. Он её не любил, не покупал новых вещей, не хотел заводить детей. Жила с ним, чтобы никто не подумал, что он распущенный. Передала взятку Ночкина для мужа Чудакову на достройку машины времени.
Фоскин
Второстепенный персонаж, рабочий, друг Чудакова, который помогал ему строить машину времени, в особенности паять.
Исак Бельведонский
Второстепенный персонаж, художник, рисовал Победоносикова верхом на лошади, а также занимался изготовлением для него мебели.
Моментальников
Второстепенный персонаж, бестолковый репортер.
Мистер Понт Кич
Второстепенный персонаж, британский подданный, филателист. Он очень заинтересовался машиной времени Чудакова, хотел её профинансировать, записывал её описание в блокнот. Но Велосипедкин украл его блокнот и отказался от денег для Чудакова, чтобы русское изобретение не попало в Англию.
Ундертон
Второстепенный персонаж, машинистка Победоносикова, которую сократили в конце пьесы за то, что она красила губы.
Мадам Мезальянсова
Второстепенный персонаж, сотрудница ВОКС. Переводила слова Понт Кича с белиберды на русский.
Двойкин
Второстепенный персонаж, рабочий.
Тройкин
Второстепенный персонаж, рабочий.
Иван Иванович
Второстепенный персонаж, показывал народные достижения.
Источник статьи: http://www.sdamna5.ru/banya_harakteristiki
