Как это — баня по-карельски? Воспоминания детства
В детстве казалось, нас окружает огромный мир с интересными открытиями, радостными неожиданностями и неведомым будущим. Взрослея, мы окунаемся в череду проблем, и цвета радуги из необъятного разноцветья постепенно сводятся к семи ярко выраженным полоскам.
Затем мир становится еще огромнее и гораздо агрессивнее, а полоски сходятся уже к двум, довольно-таки банальным.
И воспоминания детства возвращаются ностальгической нервной жилкой, пульсирующей где-то в глубине души. Хочется хоть на миг вернутся в то безоблачное безопасное пространство, в котором самым большим горем считался отказ родителей на просьбу погулять еще…
Я вспомнила своего дедушку, Василия Егорыча, который остался в моей памяти добрым немногословным трудягой с редкими волосами и небольшого роста. Жизнь была непростая, семья большая, хозяйство с многочисленными бытовыми обязанностями и скромным бытом.
Я была первой внучкой в семье, и поэтому многое осталось в памяти. Дедушка звал меня «Светуля, миленькая моя», а я его звала дедуля, хотя у меня на тот момент было два деда. Теперь я понимаю, сколько всего я узнала и чему научилась у него.
Самым интересным и удивительным в памяти осталась дедулина баня. Сам он был карел, и это оставляло отпечаток на многом из того, что он делал. Баня была карельской и топилась «по-черному» почти каждую субботу. Это был не просто банный помывочный день, это была целая череда приготовлений и целый ритуал самого мытья.
С утра пораньше нужно было принести воды из колодца. Не помню, сколько делали ходок от колодца до бочки, что стояла в парилке, но занятие это не для слабосильных. Даже мне было выделено два маленьких бидончика, в которых я тоже носила воду в баню, внося тем самым свой детский вклад в общественное дело.
Мне было интересно смотреть, как дедуля отпускал ведро на железной цепочке в темноту деревянного сруба, и слышать, как весело оно плюхается о поверхность студеной воды. Если оно не тонуло в воде, приходилось слегка подергивать цепочку, и когда в руках ощущалась тяжесть зачерпнувшего сполна ведра, ловко крутить отполированную до блеска ручку поворотного бревна.
Если это делалось неаккуратно, ведро раскачивалось из стороны в сторону, ударялось о стенки сруба и расплескивало воду. Но если все шло гладко, цепочка ровными аккуратными кругами наматывалась на бревно, и полное ведро воды появлялось в проеме отрытой дверцы колодезного домика.
Теперь нужно было ловко, не отпуская правой рукой поворотного рычага, левой перехватить ручку ведра так, чтобы не упустить его обратно в колодец и не пролить воду себе на руки и на ноги. Особенно это важно было зимой, когда могла образоваться наледь, которую потом приходилось откалывать топором, да и обливать голые руки ледяной водой на морозе тоже неприятно.
Когда вода из колодезного ведра осторожно переливалась дедушкой в пару ведер, что стояли рядом на скамеечке, то через струю воды было видно все вокруг по-другому, солнце играло как-то по особенному, было очень зелено и почему-то весело.
Потом колодезное ведро аккуратно вешалось на гвоздик на внутренней стороне колодца, дверца прикрывалась с глухим стуком, и тут начинало свою работу коромысло. Опять же очень аккуратно, перекинув его через плечо и слегка присев, дедушка подцеплял одно ведро крючком, поворачивался другим боком ко второму ведру, цеплял его и, выпрямившись и стараясь не расплескать, шел в сторону бани. Я шагала сзади со своими бидончиками и смотрела, как неподвижно висят ведра на коромысле и как раскачивается худенькое тело деда ниже плеч. Идти приходилось не много, но и не мало, учитывая, что ходок нужно было сделать достаточно, да еще в скором темпе. Если еще кто-то из родственников был в это время не занят, то дело спорилось. Я, конечно, уставала раньше всех и сидела на завалинке, радостно наблюдая за происходящим.
И вот когда большая деревянная бочка для горячей воды в углу парилки была полна, а вода в большущей алюминиевой кастрюле без одной ручки отражала оконце, дедушка начинал колдовать с печкой. Что и как он делал, не знаю, поскольку меня всегда выпроваживал на воздух. Открывать люк на дымовой трубе на крышу меня тоже не пускали (мала еще, свалишься). Но в дровяничку по дрова заходить разрешали. И когда рассеивался дым, выходящий из двери предбанника, и из парилки слышалось потрескивание, мне объявляли, что до мытья я свободна и могу гулять. Подходила пора обеда, все собирались за большим семейным столом восьмигранной беседки, обвитой лианами «бешенного огурца», похлебать щей, а баня все еще топилась.
Когда, наконец, наступало нужное время, дедушка брал большую совковую лопату, выносил из бани красные угли и скидывал их в таз с водой. Они грозно шипели и отчаянно отбивались дымом, но вскоре умолкали и обиженно, как мне казалось, лежали на дне таза с водой. Теперь за дело принимался веник в дедушкиных руках, выметая весь мусор из парилки и предбанника. Потом дедушка поднимался на крышу и бережно закрывал заслонку на трубе, чтобы тепло не уходило даром.
Тут уж наступал черед бабушки, которая отмывала простой некрашенный пол в парной, стелила чистые половики в предбанник, развешивала банные полотенца на крючки, раскладывала чистое белье на лавке и ставила на табурет ведро с колодезной холодной водой с черпаком для желающих.
Итак, все было готово. Первым в баню шел дедуля. Это было неписанное семейное правило. Первым идут обычно те, кто любит крутой пар. Сейчас я удивляюсь, как такой маленький, щуплый человек выдерживал такие серьезные нагрузки… Двужильный был, что ли?
Остальные выстраивались в очередь в соответствии с возрастом и пристрастиями к жару парилки. Сначала мылись взрослые, потом купали детишек, а под конец затевались небольшие постирушки.
Когда деда выходил из бани раскрасневшийся, расслабленный, в брюках и нижней рубахе с полотенцем через плечо, все заглядывали ему в глаза и ждали оценки сегодняшней бани. Василий Егорыч давал указания, как сегодня поддавать, какой веник лучше и сколько заходов можно сделать.
Потом он наливал крутую заварку в граненый стакан, брал блюдечко с колотым сахаром, щипчики и усаживался боком на скамью, что шла вдоль всей стороны бани. Расколов несколько кусочков сахара щипчиками на ладони, он аккуратно брал стакан средним пальцем за донышко, а большим за верх стакана и причмокивая, с наслаждением пил чай с сахаром вприкуску, промокая полотенцем выступающий на морщинистом лбу капельками пот. Насладившись несколькими стаканами свежезаваренного чая, одевал верхнюю рубашку и шел заниматься своими привычными делами: косить, ворошить, строгать, пилить и так далее — короче, всем тем, чем занимается не городской житель.
Как заготавливались веники и дрова, так это уже другая история…
Источник статьи: http://shkolazhizni.ru/biographies/articles/59836/
Воспоминания о бане
Пишу потому, что теперь о настоящей бане мне приходится только вспоминать! Попробовал я попариться и понял – ушло в прошлое мое время парильщика! Тем более, врачи мне запретили париться!
Баня в мою жизнь пришла, а вернее меня в нее притащили в раннем детстве. На многие годы запомнил я тот ужас, когда отец привел меня в мужское отделение общей бани в Тюмени. Причём с присущим ему максимализмом он сразу же протащил меня в парилку — вот так и выглядел ад в детском восприятии: толпа голых мужиков хлещут себя вениками, орут при этом, а все затянуто густым паром, которым дышать нельзя!
Я, наверное, сомлел, потому, что тазик холодной воды вылитый на меня вернул резкость в глазах, и издав оглушительный рев, я смог дышать! Отбиваясь от отца, я выбежал в раздевалку. С этого дня и лет до десяти в баню меня водила мама — в женское отделение, но потом опять передала отцу, когда ей стали делать замечания, что я уже большой.
Надо сказать, что для папы поход в баню всегда был праздником. Раз в неделю он тщательно собирал чемоданчик со сменой белья, заворачивал в полотенце веник и вперёд. После бани обязательно парикмахерская, хотя папа и был лыс, но брился непременно. Я тогда думал, что папа ходит туда, чтобы его облили одеколоном, и он бы пах на всю улицу, как парфюмерная лавка. Но зато мне после бани всегда наливали большую кружку газированной воды с двойным сиропом (на мой выбор). За это можно было и в парилку сунуть нос! Сейчас этой бани, как и многих в Тюмени уже нет! Но это событие было только началом в моей долгой банной эпопее.
Следующий этап пришелся на студенчество. Когда нас посылали в колхозы, то мы частенько нанимались к местным жителям на уборку картофеля — за стол и баню. Баню я не понимал. Стол был понятен! Он всегда был вкусен и обилен. А баня? Можно ведь и в общественную сходить, когда придет время!
Но однажды после целого дня работы нам истопили деревенскую баньку, кстати, «по черному». Ребята предупредили, чтобы я внутри ни к чему не прикасался, кругом сажа. В этот день на улице на улице было сыро, холодно и мерзко. Мы промокли и замерзли, а в бане был рай! Парили меня ребята в два веника. Парили до мушек в глазах, а потом, утвердивши на ногах, облили ведром ледяной воды! От неожиданности я почти задохнулся, но потом. Это ощущение полета, когда шел в барак, это чувство невесомости. А как хорошо и к месту была кружка доброго деревенского пива. Вот тогда я и полюбил баню по настоящему, на всю жизнь. Стала она потребностью и уже не столько физиологической. Ведь сидя на полке так хорошо и самозабвенно можно отрешиться от повседневной суеты, расслабиться и просто пребывать в истоме и неге.
Когда мы с тестем строили дом в деревне, вопроса о строительстве бани не стояло! Естественно — бане быть! Надо сказать, тесть мой любил и умел париться. В моем банном воспитании он сыграл основную роль.
Залили мы фундамент, сразу оборудовав сток и сточную яму в мой рост глубиной, засыпали ее несколькими слоями дренажа. Прошло уже больше двадцати лет, полы сгнили, мы их поменяли, а яма все еще действует. За мхом (какая пакля?) для конопатки стен мы ездили на противоположный берег реки и рвали его на прибрежных скалах, рискуя сорваться, собирали в мешки и на автомобильном прицепе перевозили во двор, к бане.
Да и размеры бани впечатляли – это был трехкомнатный деревенский дом 4 на 6 метров, при высоте в два метра, чтобы внук головой в дверях не стукался, как пояснил тесть. Раздевалка, мойная и парилка.
Да и открытие бани мы помним до сих пор. Было это в далеком 1997 году. Оповестили родственников, что мы празднуем День Рождения бани.
Родня собралась в назначенное время с подарками бане. Дарили гели, мыла, мочалки, разного размера трусы — на всякий случай, веники, а из Тюмени привезли тазик ярко красного цвета. Баню перевязали красной лентой, приготовили ножницы на подносе. Открывал баню мой тесть. Разрезал ленточку, раздал по кусочку всем. До сих пор этот кусочек храним! И начался праздник! Какая же это была баня — просторная, светлая, уютная! После первого пара все участники с красным флагом промаршировали до речки и там искупались, после чего, замерзшие, но бодрые снова промаршировали в парилку.
Недавно наш друг напомнил мне о том времени, «Ну ребята — вы же меня тогда чуть не сварили. Зашел это я в баню, но еще в предбаннике почувствовал, что-то не так. Прокрался осторожненько в парилку. Присел на полок. Но ведь чуть шевельнешься, и тебя обжигает, так, что даже дышать невозможно. Потом кто-то сжалился – открыли двери. Немножко полегче стало, но таким красным я после бани еще никогда не выходил — натуральный ожог первой степени!».
А у нас впоследствии ни одна поездка в деревню не проходила без парилки. И за стол сесть, не попарившись, казалось как-то неправильно!
Вот в то время я и вкусил восторг от купания в снегу. Как это здорово из парилки выскочить на улицу и окунуться в нежный пушистый снег поваляться в нем, не чувствуя своей кожи и холода, а потом вернувшись в баню сидеть на нижней ступеньке в парилке согреваться и ждать пока с тебя стечет растаявший снег. И веником, веником.
Однажды моя теща глубоко любимая и уважаемая мной, решила сделать мне подарок и к нашему приезду намела немалый сугроб около бани, чтобы зять мог побарахтаться в снегу. Причем ей, как инвалиду первой группы это было очень непросто. Но вот незадача. Перед нашим приездом были и оттепель, и мороз и снегопад. Но, вот мы приехали. Теща с гордостью указала на сугроб: «Вот тебе зятек, намела чистейшего снега, кувыркайся!».
Но что-то подозрительным показался мне этот нежный пушистый покров! Чтобы не увидела теща, сунул я в сугроб руку! Елки палки — под тонким слоем снега скрывался довольно толстый наст — ледяная корка. Хорош бы я был, нырнув с размаху, после бани, в снег! Наверняка оставил бы все выступающие части тела на льду!
А моя банная эпопея продолжалась.
Однажды я поехал в служебную командировку. Вечером членам комиссии предложили сауну. Сауна, как сауна, но бассейн был заполнен минеральной водой. Попарились. Мой коллега прыгнул в бассейн. Я увидел, что глаза его вылезли из орбит, рот раскрылся, но слышен был только сип. Я осторожно опустил ступню в воду. Жуть! Это был голимый лед. Хозяева, чтобы счастье наше было полным, привезли минеральную воду прямо из скважины, а она же соленая и точка ее замерзания ниже ноля. Угодили!
Не могу не вспомнить про баню в Чечне. В первую поездку ознакомились мы с душевым агрегатом, который сразу — же окрестили «ламбадой». Это две широкие педали, которые нажимаешь попеременно и от того, как быстро ты перебираешь ногами, зависит напор воды. По вечерам: «Ламбада свободна?», «Предупредите — я на ламбаду!». Еще сейчас в разговоре с коллегами при слове ламбада у всех появляется широкая улыбка. Зато как хорошо после ламбады прийти в модуль и прилечь на носилки, ощущая свежесть и легкость во всем теле.
В следующую поездку наши техники построили уже настоящую русскую баню, где можно было и попариться. До сих пор, наверное, стоит она в далекой станице Слепцовской, но мне, в ней, наверняка, уже не париться.
Но я надеюсь, что банная эпопея моя не закончилась и придет время, когда можно будет вдоволь намахавшись веником с размаху нырнуть в легкий снег, или стылую воду и с криком «Мама!» выскочить обратно, в парилку.
Источник статьи: http://proza.ru/2018/09/24/285
Мальчик в женской бане
Родион, крепкий мужик пяти лет от роду, играл сам с собой войнушку. На большом листе бумаги, поделенном пополам жирной, кривой линией, устремлялись навстречу друг другу танки враждующих армий. Это черные прямоугольники с торчащей впереди палочкой – стволом орудия. Из каждого ствола снопом красных черточек вылетал огонь. Шел ожесточенный бой.
Воевать приходилось сразу за две армии, и Родион красный от напряжения вертелся ужом. Прищурив глаз, он мерил расстояние от черты до танка противника, ставил на своей стороне красную точку и складывал лист пополам. Если красная точка попадала на вражеский танк, значит он взрывался, и Родион дико вскрикивал от радости. Если мимо — хмурил лоб и недовольно сопел.
За своих воевалось успешнее и гора поверженных танков противника росла. бой шел к концу.
— Родя! Кончай сынок играть, собирайся в баню.
Родион и мать жили в небольшом поселке, где все знали друг друга и по субботам мылись в одной бане.
— Только негоже тебе, милый мой, ходить со мной на женскую половину, вон какой здоровый вымахал.
Мать со смешанным чувством нежности и досады оглядела не по годам рослую фигуру сына.
— Дома мыться тоже не дело. Только грязь разводить. Пойдешь купаться с дядей Сашей. Он тебя любит.
— Не пойду с дядей Сашей и дома мыться не буду. Только с тобой!
— До армии со мной будешь в баню ходить? Такой большой мальчик, солдатом хочешь стать! Ты же дружишь с дядей Сашей и уже ходил с ним в баню.
— А теперь не пойду! А солдатом все равно стану и на войну уйду воевать
Мать рассердилась уже не в шутку.
— Ой, какой ты глупый мальчик Родя! Ни на какую войну я тебя не пущу. На войне страшно.
— А ты не бойся, если будет страшно, я попрошу командира и он будет держать меня за ручку.
-Чудище ты мое, горе горькое. Даже не знаю, что мне с тобой делать. Голова у меня от тебя кружится.
-А вот и не правда, мамочка! Ничего она не кружится. Я же вижу, она у тебя на месте стоит!
Конечно ничего против дяди Саши Родион не имел. Дядя Саша веселый! Только напрасно он уговаривает Родиона стать генералом. Где ни встретит сейчас же спросит: «Ну как, Родион, надумал? Может все-таки станешь генералом, а не солдатом? Вон ты какой у нас герой!» Но Родион твердо стоит на своем: «Нет! Только солдатом!» Быть генералом ему вовсе не хотелось. Видел он генералов по телевизору на парадах. Правда, у генералов много медалей, но они старые, а некоторые даже толстые и все стоят на одном месте. То ли дело солдаты! Они красивые и молодые, звонко шагают по площади, едут в танках, прижав к себе автоматы, кричат ура и отдают честь. И если уж кем быть, так только солдатом!
Но в солдаты, наверное, так просто не записывают. Чтобы попасть в солдаты надо заранее готовится. А лучше всего готовится на военную службу, конечно, в женской бане. А почему так — Родион никому не скажет! Взрослые народ странный и многого совсем не понимают.
Упрямство Родиона возымело успех. Мать пригрозив, что это в последний раз, нехотя соглашается взять его с собой на женскую половину. Довольный Родион быстро одевается и выбегает за матерью на улицу, где моросит дождь и блестят, как не открытые моря, отличные лужи.
Родион скачет на одной ножке вокруг дождевого моря.
-Мам, а что такое сознание?
— Откуда ты взял это? Где услышал?-мать с испугом заглянула с чистые, без подвоха глаза сына.
— Нет, ты скажи скорее, что это такое?- с любопытством настаивает Родион.
— Это такая вещь, — мать уронив сумку с бельем, схватила себя за голову, -Оно вот здесь! Знаешь, это так сложно. Я знала раньше, а вот теперь забыла. Придем домой, я в книжке посмотрю.
Мать совсем смутилась и покраснела.
— Не знаешь, — с сожалением протянул Родион.
— Этого, мамочка, никто не знает, — успокоил он мать, — Только санитарки на фронте.
— Почему же только санитарки?- Удивленно спросила мать.
— Потому, что когда солдат на войне падает раненный, он теряет сознание. Куда оно девается? Откатывается от солдата, — пояснил он матери, — а санитарки тогда его видят.
— Ах ты чудище мое, напугал то как, грамотей! Идем мыться, пришли уже!
На женской половине бани Родиону все хорошо знакомо и привычно. В клубах пара выпукло блестят влажные тела женщин. Все они или соседки, или мамины подруги по работе. И если спросит Родион что-нибудь, то в разговор вступают все.
— Мам, а мам, — спросит, например, Родион, — А воспаление легких страшная болезнь?
— Страшная, Родя, страшная. Не бегай сломя голову душа нараспашку, так не заболеешь.
— И мороженое не глотай кусками, как мой внучек, — добавляет баба Фрося из соседнего дома.
— И молоко холодное не пей взахлеб из холодильника, как мой сынок, — добавит другая, тоже знакомая тетя.
— Не слушай никого Родион! Делай все наоборот! Вот и будешь здоров! — смеется молодая учительница физкультуры тетя Ната.
Первой к Родиону подбежит, конечно же, мамина подруга тетя Клава.
— Ой, Родиончик, — сорокой застрекочет она, хлопая его по тугой ягодичке.
— Под каким кустом тебя, такого хорошенького, твоя мамка нашла? И где бы мне себе такого мальчика поискать?
Родион с досадой увертывается от назойливых женских ласк.
— Это тебя, тетя Клава, под кустом нашли. Под кустом мокро и холодно, а я у своей мамочки в животе вырос!
Все дружно смеются. Вообще, женщины народ несолидный и любят заигрывать с Родионом. Но Родион ведет себя с ними строго. Не тратя время на пустые разговоры, он деловито удаляется в свой любимый угол, где крашенная синей краской стена переходит в белую кафельную панель и струйкой льется вода из неисправного крана. Именно здесь Родион готовится на военную службу. Остается только выждать момент.
Наконец тетя Клава зовет мать зачем-то, и та охотно откликается. Сунув в руки Родиона намыленную мочалку с приказом мыться самому, мать отходит.
Родион осторожно оглядывается. Мамочка уже перешептывается с тетей Клавой и обе весело смеются. Журчит вода, журчит женская болтовня и никому нет до него дела.
Родион с силой сжимает мочалку и … швыряет выступившую пену на синюю стену. Но теперь это уже не стена, а поле боя, а пена — вражеское войско. Зыбко колеблясь и выпуская ножки, оно грозно ползет на наши позиции — белую кафельную стену. А самыми первыми ползут разведчики — мыльные пузыри!
— Ага, ползете? — отчаянно вопит Родион. — А вот я вам сейчас покажу!
Он набирает в ладошки воду, текущую из неисправного крана и, размахнувшись, швыряет на пену. «Разведчики» сникают и растворяются, но на их месте появляются все новые и новые. Родион бешено мечется от крана к стене, вражеское войско тает, но все-таки отдельные его части наползают на наши позиции.
Первая атака отбита не совсем удачно. Приходиться начинать все сначала и воевать еще быстрее. И вот новое и новое мыльное войско тает под водяными пулями. Наконец, ни один вражеский пузырь не успевает достичь «наших позиций».
В мужской бане, в крайне неподходящих условиях, Родион отбивал всего две, три атаки. Потом его, недовольного собой и всячески сопротивляющегося, вытаскивал в предбанник дядя Саша. В женской бане число отбитых атак не поддавалось счету и боевое мастерство Родиона росло от субботы до субботы.
— Девочка, а девочка! Не брызгайся грязной пеной. Ты слышишь девочка? Я тебе говорю. Ах какая упрямая девочка!
За спиной Родиона, с досадой отмахиваясь от пены, как от мух, пристраивалась мыться большая и совсем незнакомая тетя.
— А я вам совсем и не девочка! — едва отдышавшись, возмутился Родион, — Очень мне надо быть девчонкой!
— Ой, мальчик! Мальчик в женской бане! Я думала это девочка.
Тетя зачем-то стала прикрываться тазиком.
— Ваш ребенок? — накинулась тетя на подбежавшую, встревоженную мать.
Тетя замахала руками и заговорила о какой-то непонятной, и, наверное, страшной, педа. педагогике. Родион уставился на нее во все глаза.
— Ага, вот видите, как он меня разглядывает! Вот вырастет он у вас развратником, наплачетесь еще с ним!
Что такое развратник Родион не знал, но струсил и на всякий случай спрятался за материнские ноги.
— А Вы не кричите!- во весь голос закричала мать. Совсем запугали ребенка. Своих детей что-ли нет?
— Ой, смотри Родиончик, смотри сейчас! Как бы потом такого кота в мешке не поймать! — В полном восторге расхохоталась тетя Клава, а за ней и другие знакомые тети.
Куда смотреть и где ловят котов в мешки Родион не понял, но ободренный смехом женщин уже меньше боялся большой тети, которая возвышалась над ним как огромная боевая башня, угрожая его походам в женскую баню.
«Да нет, какая это башня», вдруг усомнился Родион. «Башня, она на месте стоит, а тетя все время руками машет. Скорее всего это вражеский танк». «А вот и нет, вовсе это не танк! Танк разве так шумит? Он шумит у-у-у, как шмель, а у тети голосок совсем другой. Но кто же тетя тогда? Ну, конечно, боевой слон! Вон и уши какие висят», вдруг догадался Родион.
Настоящий солдат не должен никого боятся, даже боевых слонов. Срочно надо было отбивать атаку. Родион храбро оторвался от матери и засуетился. Тут водяными пулями не обойтись, да и к слону боязно подходить. Здесь нужна тяжелая артиллерия, и стрелять лучше всего издалека! Солдату выдумки не занимать! Дрожа от нетерпения, Родион схватил целлофановый пакет, котором мать носила мыло и мочалку, наполнил его водой — снаряд готов. Поднял снаряд над головой … и уронил. Бац! Снаряд с треском разорвался.
— Господи, Родион, варвар малой! Так напугал,аж внутри все оборвалось!- Бабушка Фрося схватилась за сердце.
«Слон» тоже испугался и попятился к дверям: « Пока мальчик здесь, я не войду» — заявил «слон» и скрылся в предбаннике.
Мать накинулась на Родиона и принялась тереть его мочалкой, так что он мотался из стороны в сторону. Но Родион даже не пикнул, его распирало от гордости. Не каждый день удается одержать такую крупную победу.
В предбаннике Родион, которого торопливо одевала мать, все время нырял под материнскую руку, отыскивая глазами поверженного «слона». Слон дрожал в углу под махровым полотенцем. Радион прыснул в кулачок, дергая за руку мать. Но у мамочки лицо сердитое пресердитое. Она вовсе не собиралась радоваться вместе с Родионом.
Нет, взрослые народ странный и непонятливый. И тетя Клава, и дядя Саша, и даже мамочка. Ну ничего, завтра он пойдет в детский сад, встретит своего дружка Петьку из старшей группы. Вот кто оценит победу Родиона .
Истомина Анна-2
г. Севастополь; окончательная редакция сентябрь 2017 год.
Источник статьи: http://proza.ru/2017/09/11/1798
