БАНЯ деревенские рассказы
Суббота. Каждую субботу Степан Иванович топил баню. Весь день управлялся по хозяйству, помогал жене. Сегодня с утра почистил в клетках у нутрий, навоз аккуратно сложил в кучу. Получился красивый конус.
Зимой темнеет рано, поэтому Степан Иванович затопил баньку пораньше, прибрался в комнате отдыха, пополнил красивую бутылку самогоном, приготовил трёхлитровую банку вина и, конечно же, свои фирменные огурчики.
Погода тоже не подвела, очень кстати пошёл снег, а к вечеру опустился лёгкий морозец.
Придёт завсегдатай и любитель баньки, Петр Иванович – он единственный друг, с кем можно крепко попариться, выпить, да и поговорить по душам.
Ну, вот банька готова. Первой в баню, Степан Иванович отправил свою жену, Любашу, пусть попарится и идёт в дом, отдыхать, а то вечно всю беседу испортит. Ни крепкого слова не скажи при ней, ни выпей, да и вообще — нечего ей делать в мужской компании.
А вот и Петро Иванович пришёл. – Заходи Петя, Любаша моя только что пошла в дом.
— А ты что же с ней не ходишь в парную? Боишься, соблазнит? – улыбнулся Петр Иванович.
— Да шо ты, какой там соблазнит? Была бы девка лет эдак двадцати, тогда другое дело, можно было бы и поволноваться, а так…
— Он слышишь, Собака лает, никак идёт кто-то. Кого — то ждешь?
— Нет, ни кого.
Открылась входная дверь и в комнату отдыха ввалился Ромик. — Оооо! – воскликнул Ромик, — «дидЫ уже тут»! А я иду мимо вижу, банька топится. Дай думаю, зайду. Не прогоните? Интересно с вами поболтать, да послушать.
— Ага, в смысле самогону попить на халяву. — Не сдержался Петр Иванович.
— А те чё жалко?
— Да не, не жалко. Заходи, раздевайся. Париться то, будешь? — Спросил Степан Иванович. – А то может, «писяшку» накатишь да пойдёшь?
— Ну, если не прогоните, буду.
— Да куда ему париться? Он уже поддатый! А доктор Болотов говорит, что алкоголь, а так же секс с парной совмещать нельзя.
Ромик с удивлением окинул быстрым взглядом помещение, — ну секса, я вижу, у вас тут нету, а с парной я, как-нибудь, договорюсь. – Стал раздеваться и вдруг замер, как будь то, что вспомнил, — дед Стёп, а хочешь, я щас девок сюда приведу?
— Та иди ты со своими девками, замахал руками Петр Иванович!
— Ааа, боится! Ну ладно, ладно, я пошутил.
-Ну, ты Ромик пока готвся, а мы Петя пошли в парилку.
-Не, не дед Стёпа, я, я, первый! — возразил Ромик и, сбрасывая с ноги зацепившиеся штаны, бросился в парную.
Хорошо напарившийся вышел из бани на свежий воздух, Ромик с удовольствием наблюдал, как от него исходили клубы пара, как невесомые снежинки таяли, ложась на разгорячённую кожу.
Сделав несколько глубоких вдохов, его взгляд остановился на заснеженной куче. Подумал, — ай да дееед! Какой молодец! Такую снежную кучу нагрёб. Явно сам хотел в снегу изваляться после парной. Но первым, буду я.
Легким движением Ромик сбросил простыню и сделал короткий, но мощный разбег, подпрыгнул, на лету поджал ноги и «бомбочкой» сиганул в конус.
Навозная куча приняла Ромика в свои объятья. Под натиском ста тридцати килограммов живого веса, половина кучи разлетелась брызгами в разные стороны, как будто, её и не было.
Ошалевший от неожиданного поворота событий, Ромик сначала замер, сидя по пояс в навозной куче, потом попытался выбраться из неё. Куча не отпускала. Тогда Ромик проявил смекалку, лёг на спину и, сделав кувырок назад, скатился вниз, с трудом вытаскивая ноги. Ромик встал, в недоумении растопырил руки в стороны и повернулся лицом к бане.
На пороге стояли оба деда, держась за животы от смеха, неудержимо ржали.
Окатив Ромика двумя вёдрами воды, отправили его в душ отмываться, а сами зашли в парную.
Парились молча. Каждый думал, как ему казалось о своём, а на самом деле, думали об одном и том же. О юности, о молодости. Отхлестали друг друга веником, кряхтя и охая от жгучего пара.
Каждый раз при встречах, Петр Иванович пытался признаться Степану, открыть свою не лёгкую тайну всей своей жизни, но никак не получалось, то момент не подходящий, то кто ни будь, мешал своим присутствием. Вот и сегодня хотел открыться, да Ромика чёрт принёс.
После третьего захода в парную, сели за стол.
— Ну, что друг мой старинный, давай по винцу. – Предложил Степан Иванович, как будто, подталкивая Петра Ивановича к откровенности, наливая вино в стаканы.
— «Друг» — еле слышно произнёс Пётр Иванович. – Глянул на Ромика, тот уже едва держал голову от выпитого, на халяву самогона. Хмель качал его со стороны в сторону, отвисла челюсть, и он, иногда открывал ничего не видящие глаза и хлопал ими, потом снова глаза закрывались.
— А знаешь, Стёпа, я ведь в молодости хотел тебя убить! – глянул на Степана, надеясь увидеть в его глазах удивление.
— Знаю Петя. Знаю.
От удивления Пётр Иванович чуть не упал со стула. – Как? Откуда? Я ведь ни кому… никто, ни сном, ни духом…!
— Анютка твоя, царство ей небесное, через пару месяцев после вашей свадьбы говорила со мной. Предупреждала, просила быть осторожнее, умоляла избегать с тобой ссор, скандалов. Да я и сам видел, как ты смотрел на меня, как увидишь, так в глазах бесы скачут. Улыбаешься мне, а глаза горят ненавистью. Так бы и разорвал в клочья. Не знаю, что тебя останавливало.
— Ты же знаешь, очень любил я твою Любашу. Впрочем, как и ты. Но она выбрала тебя. А Анютка любила меня, как она говорила, – «без памяти».
На твоей свадьбе, я заливал горе водкой. Кричал «Горько» громче всех, притворно веселился, не подавал виду, а что творилось в моей душе, только Анютка понимала, не давала шагу ступить, всё висла на мне, не отпускала от себя. А когда я набрался почти до беспамятства, увела меня домой. Там и была наша с ней первая брачная ночь. Ночь была сумасшедшей. Все свои чувства я изливал на Анютку, а грезил, думал, видел и был с Любашей. А когда приходил в себя и понимал, что со мной не Любаша, с остервенением, жестоко насиловал Анютку. Потом снова забывался и, задыхаясь от счастья, любил, ласкал и целовал Любашу.
Через неделю после твоей свадьбы, Анютка серьёзно поговорила со мной, о том, что Любаша замужем и ничего уже не изменить, что надо строить свою жизнь, свою семью. Я, недолго думая, предложил ей выйти за меня замуж, она, тут же не раздумывая, согласилась.
Пока был медовый месяц, как будто, чувства к Любаше притупились, улеглись, а когда отношения с Анюткой стали обыденными, не реализованная любовь к Любаше запылала с новой силой.
На работе забывался, даже шутил иногда, а как идти домой, так душа начинает выть, скулить, нет желания идти домой. Не потому, что там плохо, а потому, что идти надо не к Любаше.
Напивался до полу беспамятства и тогда едва плёлся домой. Когда ложился в постель в пьяном угаре, все ласки, поцелуи и нежности предназначались Любаше, а изливались на Анютку. По утрам не один раз замечал, что подушка её мокрая от слёз. Всё понимал и как побитая собака, не поднимая глаз, шёл на работу.
Вот тогда и пришла мне в голову мысль убить тебя Стёпа. Я сделал финский нож, отшлифовал его, наточил, он был острый как бритва. Я надеялся, что где ни — будь в безлюдном месте я тебя встречу и тогда всё случится.
Но однажды, в доме в присутствии Анюты нож выпал у меня из кармана. Ей хватило одного взгляда, что бы понять, что это за нож и для кого он. А сама робко улыбнулась и спросила – это для меня? Ты хочешь меня убить, Петя?
– Тьфу, на тебя! Типун тебе на язык! — сказал я и зыркнул на неё испепеляющим взглядом.
Она немного помолчала, стала серьёзной и тихо так сказала. — Ты думаешь, если его убьёшь, то она выйдет за тебя замуж? – Сделала паузу, — ты ошибаешься. Она возненавидит тебя. Его похоронят, тебя посадят и останутся одинокими две несчастные женщины. Она говорила не опровержимо правильные слова, она была права. Тогда я не вероятными усилиями запретил себе думать об убийстве, но нож ещё долго носил с собой. Зачем? Сам не знаю.
Но мне всё так, же не хотелось идти домой, я так, же напивался и так, же были жаркие ночи, как мне грезилось с Любашей и всё так, же поутру мокрые подушки от слёз Анюты.
Пётр Иванович умолк уронив голову на грудь, помолчал, что то, вспоминая, снова заговорил.
— Перед смертью Анюта попросила меня сесть рядом и выслушать, не перебивая. Она с трудом говорила, — «я любила тебя Петя всю жизнь, любила без памяти, жила только для тебя и детей. Хорошо, что они уже взрослые. Я не просто любила тебя, я боролась за свою любовь, за своё счастье и тем счастлива. Прости меня если я, что-то не так сделала». — Потом умолкла, как будто, уснула и тихонько умерла.
Только тогда я понял, что счастье моё было со мной рядом, я не видел его, не замечал, или не хотел. О чём я теперь очень горько сожалею, но теперь, то уж поздно.
Иногда она приходит ко мне во снах, такая же статная красивая как в юности, обнимает, ластится, любит меня, взгляд ласковый, нежный. А то вдруг так посмотрит, с таким укором, что жутко становится, и я от этого просыпаюсь. И ни кто мне уже не нужен, ничему я уже не рад. Всё прошло, перегорело, как будто, очнулся я от какого то — наваждения, или от тяжкого сна, а может Анютка освободила меня от этого наказания, унесла его с собой. Остались только воспоминания от тех жарких ночей. Гложет меня мой грех, а рядом со мною ни кого, только горечь, тоска, да печаль.
Вот так я загубил жизнь. Сгорела Анюта в огне безответной любви. Троих детей мне воспитала. Они уже самостоятельные, разъехались кто куда. Вот такая на мне теперь тяжёлая ноша, друг. Хотел тебя убить, а убил своё счастье.
— Давай помянем Анютку. Красивая была, добрая, кроткая и тебя дурака любила. Не знаю только за что? – наливая стаканы, предложил Степан Иванович.
— Давай. – согласился Пётр Иванович и добавил, — «имеем, не храним – потерявши плачем»!
Р.S.
буду благодарен за профессиональные и объективные отзывы.
Источник статьи: http://proza.ru/2020/05/21/1825
Как в бане моются сибирские доярки.
Ответ сибиряков на засилье
телевизионного дерьма и пошлости.
Смотреть ТиВи, иль эНТиВи,
Порой становится противно.
Нас не хотят считать людьми.
И делают из нас простое быдло…
Возможно, деньги и не пахнут…
Возможно, их отмыли добела…
Но если залпом сразу жахнут
В эфир дерьма, в эфир дерьма…
Простой я житель, из Сибири.
Не скрою, много нас таких.
Но вы в Москве сбесились, видно, с жиру.
Пётр Первый приказал бы вас казнить.
Вы всех по счёту посчитали проституток.
Милиция — полиция сдаёт их, наконец.
Им жизнь даёт Москва, где деньги крутят.
Но ведь Москва — России не конец!
Тех саун, бань и проституток.
Вы показали нам несметное число.
И знаем мы теперь: в любое время суток
Опасное уж очень тех девок ремесло…
Вы показали пошлый шоу — бизнес.
Проводите стране сексо — ликбез:
Кто из каких штанишек уже вырос.
И кто кому в штанишки те залез.
…У нас в Сибири тоже бани есть.
В них моются сибирские доярки.
Попробуйте в те бани вы залезть…
Но сразу видно, вы другой закалки.
Совет дам я. Не надо в бани лезть.
Ни к нам, и ни к московским б…ям…
Но, если людям нечего уж есть…
Хорошую работу дать им просто надо…
Вы показали нам,
что молодой певец
отгрохал уж коттедж…
А полунищие доярки
у нас пошли на пенсию с артритом.
Слабо вам показать
про эту жизнь сюжет?
Уверен, что слабо.
Не вышли те доярки колоритом…
Как в бане моются сибирские доярки.
Вам интересно, да. А как они живут.
Вы покажите эту жизнь, их дойки спозаранку…
И деньги ваши не дерьмом, а молоком пахнУт.
Источник статьи: http://stihi.ru/2011/06/07/1390
Репортаж из коровника, или Один день из жизни доярки
Жалуются, что в городе работы нет. Точнее, она есть, но зарплата и условия труда там такие, что уж лучше в Москву… Любопытно, а на селе как? Близ красивых и новеньких агрогородков? Трудно ли устроиться, к примеру, дояркой на ферму? И трудно ли потом там остаться и работать? Проверю на личном опыте…
В ОАО «Совхоз «Киселевичи» тысяча восемьсот голов рогатого скота, из них семьсот семь — дойные коровы. Доярок десять. Это значит, что за день одна работница должна подоить не меньше семидесяти коров, при этом несколько раз. За текущий год в совхозе надоили больше полутора тысяч тонн молока. Свою лепту в виде пары литров решила внести и я. Долой шпильки и маникюр! Резиновые сапоги, халат и косынка — лучшее украшение любой порядочной доярки.
Первая новость, которую я узнала еще в редакции, позвонив в хозяйство, — устроиться не проблема. Доярок не хватает. Поэтому пополнение в виде журналиста и фотокорреспондента встречают с удивлением и радостью. Перед началом работы короткий обзор: возле каждой коровы — молокоотвод, в обиходе — труба, к которому будет подключаться доильный аппарат, по всем этим трубам в общее (холодильное) отделение поступает молоко от каждой коровы. Конечно, техника — важная составляющая, но человека ничто не заменит…
Нежнее! Еще нежнее!
— Сначала оттягивай-оттягивай, скользи по коже, а в конце так пальцами — р-р-раз! И сожми чуть-чуть, нежно, — Любовь Михайловна Венгер не может скрыть своего веселья: обучать новенькую доить «вручную» оказалось делом забавным.
Пытаюсь повторить. Ну да! Ни мое «оттянуть», ни мое «р-р-раз!» не нравится Марусе. Она аккуратно отходит в сторону, машет хвостом мне по лицу, потом поворачивает голову и заглядывает в глаза: «Это кто вообще?» Ладно… Подхожу увереннее, глажу по боку: «Это свои, Марусь, нормально». Пару минут стараний и… дело пошло!
Первые струйки молока нужно выдоить вручную в специальный контейнер. Только после этого к корове присоединяют доильный аппарат. Доение длится пять-шесть минут, за это время корова дает от пяти до пятнадцати литров молока.
— В одну руку берешь аппарат: указательный палец должен быть на вентиле. Как только поднесешь его к вымени, дави на вентиль, чтобы пошла откачка. В это время второй рукой держи «присоски». Указательным нащупывай соски, ну и направляй их в аппарат аккуратненько. Поняла?
— Все правильно! Это надо на практике… Ну, Маруся, цыц! Не бойтесь друг друга! — приказывает она нам.
Маруся, Вавёрка, Нестерка, Леля, Ласточка — с каждой новой порцией опыта получается все лучше. Оказывается, у каждой коровы свой характер, привычки… Одна вот, например, не любит доиться: всегда пытается ногой сбросить аппарат и желательно потом еще наступить сверху — чтобы наверняка. Люба в таких случаях ругается громко и всерьез.
— Да они такие хитрые попадаются! Не уследишь, — смеется. — А выругаюсь и полегчает. Как еще на такой работе? Раньше-то я работала… вот не поверишь: на «Красном пищевике», в мармеладном цехе! А потом родители умерли, я стала пить… Занесло меня тогда, пошла по статье… А вышла и получила «карьерный рост»: от мармелада к дерьму, — Люба продолжала улыбаться, но в глазах промелькнули тоска и обида, и она еще яростнее замахала скребком, выгребая навоз из-под коровы.
Я в доярки бы пошла?
Дояркам в совхозе сейчас приходится трудно. Выходных почти нет: людей не хватает, а работы много… Встать нужно засветло: утренняя дойка с пяти утра, потом еще дневная и вечерняя. Каждая длится часа два-три. В перерывах можно сходить домой: домашних забот в деревне много, попробуй все успей! И работа на ферме не из легких… Почистить кормушки и пол, притащить тяжелые мешки с комбикормом, разложить его по кормушкам, если надо, то и окна протереть. Подоить. Платят за все про все около миллиона, иногда чуть больше, а иногда и меньше — в зависимости от удоев.
Между прочим, один доильный аппарат весит «на глаз» килограммов десять. Каждой доярке выдается два на ее группу коров. Плюсуем сюда пару ведер с водой и тряпкой (для обтирания вымени), баночку со специальным маслом (чтобы кожа на вымени не потрескалась и не болела) и сосуд для сцеженного вручную «первого» молока — получаем полный и отнюдь не легкий инвентарь доярки.
Условия работы тоже, понятное дело, не отличаются блеском и шиком. Амбре чуется за версту от фермы, что говорить о центре его скопления — закрытом коровнике? Помещение достаточно грязное, как и сами коровы.
— А некому коров мыть, — отвечает Люба. — Доярки не успевают, слишком много работы. А кого-то нанимать специально — дорого. Поэтому вымя-то ей тщательно три, пусть хоть вымя будет чистое, — не дает мне отвлечься моя наставница.
Детсад для телят
В соседнем помещении гораздо светлее и пахнет только молоком и ничем иным… ну почти. Это телятник. Мы пришли как раз на кормежку: оператор по выращиванию молодняка Валентина Петровна Хромович разводит в нужной пропорции сухое молоко водой — это корм для мокрых любопытных носов, то и дело высовывающихся из загонов и пытающихся лизнуть палец.
Носов этих тут сто десять. Включая Малыша — этот теленок родился недоношенным и спит в отдельной «колыбельке» (крохотном загончике, вдали от остальных). Однако свои полведра молока он, несмотря на возраст, выпивает так же жадно и громко, как и все остальные…
— Кто тебя учил так есть? Не чавкай, — шутит фотокорреспондент.
Кличек тут пока еще не дают, но Валентина Петровна относится к своим подопечным с заметной теплотой и лаской. Даже не верится, что немного позже ей, практически собственноручно, придется отправить их на убой. А что делать? За текущий год совхоз произвел для нас семьдесят семь тонн мяса.
…Работу можно найти всегда: хоть на селе, хоть в городе. Было бы желание. Но вот какой кому труд больше по душе, уже дело личное: лично мы снимаем амуницию фермерских работников и — в редакцию.
Источник статьи: http://news.tut.by/society/257157.html
