БАНЯ деревенские рассказы
Суббота. Каждую субботу Степан Иванович топил баню. Весь день управлялся по хозяйству, помогал жене. Сегодня с утра почистил в клетках у нутрий, навоз аккуратно сложил в кучу. Получился красивый конус.
Зимой темнеет рано, поэтому Степан Иванович затопил баньку пораньше, прибрался в комнате отдыха, пополнил красивую бутылку самогоном, приготовил трёхлитровую банку вина и, конечно же, свои фирменные огурчики.
Погода тоже не подвела, очень кстати пошёл снег, а к вечеру опустился лёгкий морозец.
Придёт завсегдатай и любитель баньки, Петр Иванович – он единственный друг, с кем можно крепко попариться, выпить, да и поговорить по душам.
Ну, вот банька готова. Первой в баню, Степан Иванович отправил свою жену, Любашу, пусть попарится и идёт в дом, отдыхать, а то вечно всю беседу испортит. Ни крепкого слова не скажи при ней, ни выпей, да и вообще — нечего ей делать в мужской компании.
А вот и Петро Иванович пришёл. – Заходи Петя, Любаша моя только что пошла в дом.
— А ты что же с ней не ходишь в парную? Боишься, соблазнит? – улыбнулся Петр Иванович.
— Да шо ты, какой там соблазнит? Была бы девка лет эдак двадцати, тогда другое дело, можно было бы и поволноваться, а так…
— Он слышишь, Собака лает, никак идёт кто-то. Кого — то ждешь?
— Нет, ни кого.
Открылась входная дверь и в комнату отдыха ввалился Ромик. — Оооо! – воскликнул Ромик, — «дидЫ уже тут»! А я иду мимо вижу, банька топится. Дай думаю, зайду. Не прогоните? Интересно с вами поболтать, да послушать.
— Ага, в смысле самогону попить на халяву. — Не сдержался Петр Иванович.
— А те чё жалко?
— Да не, не жалко. Заходи, раздевайся. Париться то, будешь? — Спросил Степан Иванович. – А то может, «писяшку» накатишь да пойдёшь?
— Ну, если не прогоните, буду.
— Да куда ему париться? Он уже поддатый! А доктор Болотов говорит, что алкоголь, а так же секс с парной совмещать нельзя.
Ромик с удивлением окинул быстрым взглядом помещение, — ну секса, я вижу, у вас тут нету, а с парной я, как-нибудь, договорюсь. – Стал раздеваться и вдруг замер, как будь то, что вспомнил, — дед Стёп, а хочешь, я щас девок сюда приведу?
— Та иди ты со своими девками, замахал руками Петр Иванович!
— Ааа, боится! Ну ладно, ладно, я пошутил.
-Ну, ты Ромик пока готвся, а мы Петя пошли в парилку.
-Не, не дед Стёпа, я, я, первый! — возразил Ромик и, сбрасывая с ноги зацепившиеся штаны, бросился в парную.
Хорошо напарившийся вышел из бани на свежий воздух, Ромик с удовольствием наблюдал, как от него исходили клубы пара, как невесомые снежинки таяли, ложась на разгорячённую кожу.
Сделав несколько глубоких вдохов, его взгляд остановился на заснеженной куче. Подумал, — ай да дееед! Какой молодец! Такую снежную кучу нагрёб. Явно сам хотел в снегу изваляться после парной. Но первым, буду я.
Легким движением Ромик сбросил простыню и сделал короткий, но мощный разбег, подпрыгнул, на лету поджал ноги и «бомбочкой» сиганул в конус.
Навозная куча приняла Ромика в свои объятья. Под натиском ста тридцати килограммов живого веса, половина кучи разлетелась брызгами в разные стороны, как будто, её и не было.
Ошалевший от неожиданного поворота событий, Ромик сначала замер, сидя по пояс в навозной куче, потом попытался выбраться из неё. Куча не отпускала. Тогда Ромик проявил смекалку, лёг на спину и, сделав кувырок назад, скатился вниз, с трудом вытаскивая ноги. Ромик встал, в недоумении растопырил руки в стороны и повернулся лицом к бане.
На пороге стояли оба деда, держась за животы от смеха, неудержимо ржали.
Окатив Ромика двумя вёдрами воды, отправили его в душ отмываться, а сами зашли в парную.
Парились молча. Каждый думал, как ему казалось о своём, а на самом деле, думали об одном и том же. О юности, о молодости. Отхлестали друг друга веником, кряхтя и охая от жгучего пара.
Каждый раз при встречах, Петр Иванович пытался признаться Степану, открыть свою не лёгкую тайну всей своей жизни, но никак не получалось, то момент не подходящий, то кто ни будь, мешал своим присутствием. Вот и сегодня хотел открыться, да Ромика чёрт принёс.
После третьего захода в парную, сели за стол.
— Ну, что друг мой старинный, давай по винцу. – Предложил Степан Иванович, как будто, подталкивая Петра Ивановича к откровенности, наливая вино в стаканы.
— «Друг» — еле слышно произнёс Пётр Иванович. – Глянул на Ромика, тот уже едва держал голову от выпитого, на халяву самогона. Хмель качал его со стороны в сторону, отвисла челюсть, и он, иногда открывал ничего не видящие глаза и хлопал ими, потом снова глаза закрывались.
— А знаешь, Стёпа, я ведь в молодости хотел тебя убить! – глянул на Степана, надеясь увидеть в его глазах удивление.
— Знаю Петя. Знаю.
От удивления Пётр Иванович чуть не упал со стула. – Как? Откуда? Я ведь ни кому… никто, ни сном, ни духом…!
— Анютка твоя, царство ей небесное, через пару месяцев после вашей свадьбы говорила со мной. Предупреждала, просила быть осторожнее, умоляла избегать с тобой ссор, скандалов. Да я и сам видел, как ты смотрел на меня, как увидишь, так в глазах бесы скачут. Улыбаешься мне, а глаза горят ненавистью. Так бы и разорвал в клочья. Не знаю, что тебя останавливало.
— Ты же знаешь, очень любил я твою Любашу. Впрочем, как и ты. Но она выбрала тебя. А Анютка любила меня, как она говорила, – «без памяти».
На твоей свадьбе, я заливал горе водкой. Кричал «Горько» громче всех, притворно веселился, не подавал виду, а что творилось в моей душе, только Анютка понимала, не давала шагу ступить, всё висла на мне, не отпускала от себя. А когда я набрался почти до беспамятства, увела меня домой. Там и была наша с ней первая брачная ночь. Ночь была сумасшедшей. Все свои чувства я изливал на Анютку, а грезил, думал, видел и был с Любашей. А когда приходил в себя и понимал, что со мной не Любаша, с остервенением, жестоко насиловал Анютку. Потом снова забывался и, задыхаясь от счастья, любил, ласкал и целовал Любашу.
Через неделю после твоей свадьбы, Анютка серьёзно поговорила со мной, о том, что Любаша замужем и ничего уже не изменить, что надо строить свою жизнь, свою семью. Я, недолго думая, предложил ей выйти за меня замуж, она, тут же не раздумывая, согласилась.
Пока был медовый месяц, как будто, чувства к Любаше притупились, улеглись, а когда отношения с Анюткой стали обыденными, не реализованная любовь к Любаше запылала с новой силой.
На работе забывался, даже шутил иногда, а как идти домой, так душа начинает выть, скулить, нет желания идти домой. Не потому, что там плохо, а потому, что идти надо не к Любаше.
Напивался до полу беспамятства и тогда едва плёлся домой. Когда ложился в постель в пьяном угаре, все ласки, поцелуи и нежности предназначались Любаше, а изливались на Анютку. По утрам не один раз замечал, что подушка её мокрая от слёз. Всё понимал и как побитая собака, не поднимая глаз, шёл на работу.
Вот тогда и пришла мне в голову мысль убить тебя Стёпа. Я сделал финский нож, отшлифовал его, наточил, он был острый как бритва. Я надеялся, что где ни — будь в безлюдном месте я тебя встречу и тогда всё случится.
Но однажды, в доме в присутствии Анюты нож выпал у меня из кармана. Ей хватило одного взгляда, что бы понять, что это за нож и для кого он. А сама робко улыбнулась и спросила – это для меня? Ты хочешь меня убить, Петя?
– Тьфу, на тебя! Типун тебе на язык! — сказал я и зыркнул на неё испепеляющим взглядом.
Она немного помолчала, стала серьёзной и тихо так сказала. — Ты думаешь, если его убьёшь, то она выйдет за тебя замуж? – Сделала паузу, — ты ошибаешься. Она возненавидит тебя. Его похоронят, тебя посадят и останутся одинокими две несчастные женщины. Она говорила не опровержимо правильные слова, она была права. Тогда я не вероятными усилиями запретил себе думать об убийстве, но нож ещё долго носил с собой. Зачем? Сам не знаю.
Но мне всё так, же не хотелось идти домой, я так, же напивался и так, же были жаркие ночи, как мне грезилось с Любашей и всё так, же поутру мокрые подушки от слёз Анюты.
Пётр Иванович умолк уронив голову на грудь, помолчал, что то, вспоминая, снова заговорил.
— Перед смертью Анюта попросила меня сесть рядом и выслушать, не перебивая. Она с трудом говорила, — «я любила тебя Петя всю жизнь, любила без памяти, жила только для тебя и детей. Хорошо, что они уже взрослые. Я не просто любила тебя, я боролась за свою любовь, за своё счастье и тем счастлива. Прости меня если я, что-то не так сделала». — Потом умолкла, как будто, уснула и тихонько умерла.
Только тогда я понял, что счастье моё было со мной рядом, я не видел его, не замечал, или не хотел. О чём я теперь очень горько сожалею, но теперь, то уж поздно.
Иногда она приходит ко мне во снах, такая же статная красивая как в юности, обнимает, ластится, любит меня, взгляд ласковый, нежный. А то вдруг так посмотрит, с таким укором, что жутко становится, и я от этого просыпаюсь. И ни кто мне уже не нужен, ничему я уже не рад. Всё прошло, перегорело, как будто, очнулся я от какого то — наваждения, или от тяжкого сна, а может Анютка освободила меня от этого наказания, унесла его с собой. Остались только воспоминания от тех жарких ночей. Гложет меня мой грех, а рядом со мною ни кого, только горечь, тоска, да печаль.
Вот так я загубил жизнь. Сгорела Анюта в огне безответной любви. Троих детей мне воспитала. Они уже самостоятельные, разъехались кто куда. Вот такая на мне теперь тяжёлая ноша, друг. Хотел тебя убить, а убил своё счастье.
— Давай помянем Анютку. Красивая была, добрая, кроткая и тебя дурака любила. Не знаю только за что? – наливая стаканы, предложил Степан Иванович.
— Давай. – согласился Пётр Иванович и добавил, — «имеем, не храним – потерявши плачем»!
Р.S.
буду благодарен за профессиональные и объективные отзывы.
Источник статьи: http://proza.ru/2020/05/21/1825
Байки про баню
Ну что, кажется, может быть обыденнее, чем еженедельный поход в баню? Но это для тех, кто недели не может прожить без бани и парилки. Для мужиков это и вообще клуб по интересам. Я же легко обхожусь домашним душем. Но иногда обстоятельства и меня вынуждали пойти в баню. Уже в раздевалке я начинала чувствовать себя не в своей тарелке, что говорить о моечном отделении, где без очков у меня все расплывалось перед глазами, и все женщины казались большими распаренными розовыми слонами. Народу обычно так много, что трудно увернуться от потока воды, которой кто-то окатывает тебя из чужого таза заодно с собой, и хорошо еще, если чистой. А в больших городах раньше надо было еще отстоять длинную очередь, пока попадешь внутрь совершенно отупевшим от долгого ожидания. Однажды от нечего делать, поскольку книжку при слабом освещении читать было невозможно, я прочитала большой плакат на стене о чесотке. У меня немедленно зачесалась спина, так как в помещении было жарко в верхней одежде. Разумеется, я понимала, что после мытья это противное ощущение пройдет. Но не тут-то было.
Вернувшись в студенческое общежитие, я с беспокойством почувствовала, что зуд на теле почему-то не проходит. Я испугалась: не может быть, чтобы в бане я подхватила эту позорную болезнь грязнуль и нерях, как говорила моя мама. Лучше бы я не читала этого плаката! Одна девочка в нашей комнате была попроще остальных и хорошо ко мне относилась. Ей я тихонько поведала о своих подозрениях. Хотя она и сказала, что это я себе просто внушила, но проклятый зуд не проходил, и я пошла к врачу. Увы, врач подтвердила мои худшие опасения и, увидев, что я расстроилась до слез, стала утешать меня. — В городе эпидемия, — сказала она. — Только странно, что болезнь началась не с рук, а с кожных покровов под одеждой. Тем не менее, врач выписала мне направление на лечение в специальную баню и еще предупредила, чтобы я привела туда всех со мной проживающих.
Я была в ужасе. Из пяти девчонок в комнате одна была дочкой главного санитарного врача, другая была заносчивой. И как признаться? Та добрая девочка, которой я все рассказала, выручила меня. Она пошла со мной в эту баню, где мы разделись и сдали одежду на санобработку. Меня до сих пор кидает в дрожь при воспоминании о чувстве унижения, которое я испытала. К толпе несчастных голых женщин вышел молодой врач-очкарик, наверное, студент-практикант, которого за какие-нибудь грехи в учебе наказали этой лекцией. Ну почему мы должны были слушать лекцию непременно в голом виде. Все то время, пока обрабатывали нашу одежду, он, не поднимая глаз, бубнил нам про чесотку, какая это болезнь и как надо было ее избежать. Мы при этом чувствовали себя почти преступницами, потому что нам избежать ее не удалось. Наконец эта пытка закончилась. Я почувствовала облегчение, и мы с этой девчонкой даже начали смеяться: она-то, бедная, попала как кур в ощип, пострадала ни за что ни про что. Нечего и говорить, как я была ей благодарна за поддержку. Потом я еще самостоятельно лечилась, скрываясь от девчонок и принимая все меры, чтобы никого не заразить. Как же я была обескуражена, когда узнала, что заразилась от подружки, с которой мы делили один одежный шкафчик на двоих. Я потихоньку от остальных строго выговорила ей, что меня-то она могла бы предупредить. Но все проходит, прошло и это.
***
Как-то в апреле нас с завода послали в подшефный колхоз на плановую помощь деревне. Снег уже сошел, но еще стояла непролазная грязь. После трудовой недели председатель колхоза распорядился истопить для нас баню, стоявшую на окраине деревни. Нас, девушек, было четверо. Из троих ребят один, Васька, был чистый цыган: черные лохматые волосы, горящие жгучим блеском черные глаза на очень смуглом лице. Из города он приехал на своем мотоцикле. Этому парню нравилась одна из наших девушек, хрупкая нежная блондиночка. Она же его побаивалась и не выносила его пристальных – приставучих – взглядов.
В тот день, когда нам приготовили баню, он спросил, не надо ли кому-нибудь съездить в город. Ему нужно поехать по своим делам, и заодно он мог бы свозить кого-то туда и обратно. Разумеется, он надеялся взять с собой свою симпатию. Но об этом с ее стороны и речи быть не могло. Когда она отказалась, он для порядка предложил остальным, и я решила поехать, так как мне не хватало теплой одежды. Девчонки кое-что наказали нам привезти по мелочам, а я строго-настрого предупредила их, чтобы они дождались меня — вместе пойти в баню, когда я вернусь. И мы поехали.
Асфальт был уже сухим, и я испытывала удовольствие от быстрой езды. До города было километров семьдесят. Мы сделали в городе все необходимые дела, Васька заехал за мной в общежитие, и мы пустились в обратный путь. Стемнело. Дорога белела сухим асфальтом среди черных стен леса по сторонам. Неожиданно Васька остановил мотоцикл. Вокруг не было ни машин, ни живой души. Мне стало как-то не по себе. Я ведь совсем не знаю этого парня, никогда не встречала его на нашем большом заводе. Что у него на уме? Он не спеша закурил, не спуская с меня глаз. Я слезла с заднего сиденья, взялась за руль с противоположной от него стороны мотоцикла и стала вслух экзаменовать себя на предмет вождения, которое я когда-то пробовала освоить, но теперь прочно забыла. Васька бросил окурок, насмешливо взглянул на меня и сказал:
— Испугалась?! Садись, поехали.
Я, конечно, огрызнулась, чтобы не потерять лицо. Когда мы наконец в непроглядной темноте добрались до своих, девчонки уже все помылись в бане, не дождавшись меня.
— Как же я теперь пойду одна?! – напрасно взывала я к их сочувствию. – Я ведь боюсь и собак, и темноты, и вообще всего.
Старшая по возрасту, расчесывая густую мокрую косу, безжалостно отрезала:
— Никто после бани не пойдет простужаться. С Васей ездила, с Васей и иди!
Все засмеялись, а она прибавила:
— Только учти, что крючок в бане сломан. Пьяные нефтяники сломали.
Нефтяники действительно квартировали в деревне.
— Ну, уж это-то ты меня просто запугиваешь, – сказала я, придумывая между тем выход из положения.
Тем временем Васька снизу громко спросил, кто из нас первый пойдет мыться, ведь все остальные уже помылись. Я сказала, что пойдем вместе до бани, потому что я боюсь одна идти по темной деревне, а там я буду первая мыться. Баня была небольшой, самой обыкновенной, какая бывает при каждом частном доме в деревне. Когда я первая вошла внутрь, то с ужасом обнаружила, что крючок на двери действительно сломан! Что же мне теперь делать? Васька остался курить в сенцах. Действовать надо было быстро. Я скинула фуфайку. Зачерпнула ковшиком горячей воды в котле и увидела, что там ее осталось только на донышке, не более четырех ковшей. Это дало мне повод выглянуть в сени посмотреть, что там Васька делает. Я сказала, что воды очень мало.
– Ничего, ты мойся, я как-нибудь, — сказал он. Я полетела обратно.
— Он ведь не знает про крючок, — подумала я и громко звякнула обломком крючка, чтобы он слышал, что я закрылась! Полураздевшись, лихорадочно помыла голову в тазике чуть теплой водой и той же водой все остальное. Потом ополоснулась нагревшейся до комнатной температуры водой из холодного бака и быстренько оделась. Ф-фу, самое страшное позади! Я вышла в сени и сказала, что воду разделила по-братски.
– Ну, ты иди, а то простынешь, — сказал Васька.
– Нет уж, я подожду тебя, одна не пойду!
Тогда он накинул на меня свою фуфайку поверх моей и сказал, что он мигом. Рыцарем, однако, оказался мой Васька! Девчонки, конечно, посмеялись над моим эмоциональным рассказом, а я их выругала за то, что воды горячей не оставили.
– Да мы думали, что вы уже сегодня не вернетесь, — оправдывались они.
***
На преддипломную практику в северный уральский городок мы приехали в самые лютые январские морозы после зимней сессии. Поселили нас на первом этаже двухэтажного рабочего общежития. С приезжими студентками, конечно, сразу захотели познакомиться общежитские заводские ребята. Скоро мы даже подружились с ними. Они снабдили нас теплой спортивной одеждой, и как только спали морозы, мы стали ходить с ними в свободное время на каток, в лес на лыжах и даже как-то сходили в поход выходного дня далеко по заснеженной реке с красивым названием Нейва на лыжах до турбазы «Старики». Внизу в холле общежития стоял теннисный стол, и мы с удовольствием махались ракетками. Ребята относились к нам хорошо. Мне особенно симпатичен был молодой парень, приехавший работать сюда после института по распределению, потому что он был ироничным, добродушным и флегматичным. Трудно было представить себе, что его чем-нибудь можно вывести из себя. Мы с ним быстро нашли общий язык, разговаривали обо всем на свете, запросто заходили друг к другу на чай, шутили, смеялись и играли в теннис с переменным успехом. Из-за фамилии я называла его побочным братом артистки Чурсиной. А когда он сказал, что до восемнадцати лет сидел вышивал и не помышлял о девушках, тут уж он дал мне такой козырь для неисчерпаемых подколок! Впрочем, никогда с уверенностью нельзя было сказать, шутит он или говорит правду. К нему в приятели набился импульсивный парень родом из Кишинева с неожиданной для молдаванина белобрысой наружностью, почти альбинос. Видимо, сошлись они по принципу противоположности.
Как-то в морозный январский вечер я обмолвилась, что мне давно хочется в баню, но девчонки боятся мороза. В городскую баню нужно было ехать на автобусе, а всем известно, как долго надо было дожидаться автобуса вечером да еще в мороз. И вот мой новый приятель неожиданно предложил мне составить компанию. Конечно, я обрадовалась и не упустила момент. Перед тем, как зайти каждому в свое отделение, мы договорились после мытья встретиться в буфете, который располагался в женской половине бани. На всякий случай я спросила его, долго ли он собирается мыться, так как у меня этот процесс не занимал много времени: я ведь не парилась.
– Что там мужику мыть: два раза намылился – и вышел! – был ответ. С тем и расстались.
Мужская и женская половины обслуживались одной кассой с окошечками на обе стороны. Я с унынием оглядела женскую половину, которая по периметру вся была занята очередью. Покупая билет, через окошко на мужскую половину я увидела, что там народу нет совсем, и мой приятель уже отправился внутрь. Обреченно вздохнув и заранее смирившись с перспективой долго дожидаться автобуса и одной по темноте возвращаться домой, я стала ждать своей очереди. Уже не торопясь и как следует помывшись, я все же зашла для очистки совести в буфет и, конечно, не застала там приятеля. Понятно, что он давно помылся и уехал без меня. Зато через окно я увидела подошедший автобус. Редкая удача! Я с крейсерской скоростью добежала до остановки и успела вскочить в автобус.
В общежитии я с изумлением узнала, что моего приятеля еще нет. Делать нечего, надо было терпеливо ждать развязки. Все сидели за столом и пили чай. Не успела я взять в руки чашку с чаем и печенье, как раздался громовой стук в дверь и возмущенный голос:
— Где-е-е?! Где она?!
Не ожидая для себя ничего хорошего, я под громкий хохот окружающих полезла с чашкой чая под стол и затихла там. Но я не ошибалась, когда говорила, что моего добродушного приятеля на самом деле трудно вывести из себя. К удовольствию окружающих он притворно-сердито вытащил меня из-под стола и потребовал ответа, почему я его не дождалась. Он говорил, что несколько раз заходил в буфет и даже рвался в женское отделение с целью узнать, там ли я еще. Конечно, я чисто по-женски обвинила его во всех грехах, приведя в доказательство его же собственные слова, что моется он быстро. Слава богу, инцидент был исчерпан, а я все же достигла своей цели – помылась.
***
Даже не знаю, почему там все время возникала эта проблема с мытьем. На самом деле баня была и поблизости от общежития, но часто не работала. Все же в какой-то день я выбрала время сходить в эту баню. И что же?! Едва успели мы раздеться и набрать воды в таз, как свет отключился. Окна, находившиеся высоко, запотели и почти не пропускали слабого света зимнего дня. Я расположилась вблизи прохода поближе к кранам и тут увидела, что в женское отделение вошли двое мужчин. Это были вызванные электрики, в одном из которых я узнала знакомого белобрысого молдаванина. К чести его надо сказать, что хотя он был нагловатым неуравновешенным парнем, тут он быстро шел, опустив голову и не глядя по сторонам. Я тут же повернулась спиной, рассудив, что в толпе голых женщин он меня никак не узнает. Вечером в общежитии я, хихикая, сказала, что знаю, чем он сегодня был занят на работе. Он не остался в долгу, попеняв, что я его не окликнула и не поздоровалась, как, без сомнения, должна была бы поступить его знакомая, будучи вежливой!
Когда же практика, наконец, закончилась, и все мои девчонки разъехались отсюда, мне как-то не повезло. Так получилось, что работать над дипломом я должна была здесь на месте, оставшись одна без знакомых девчонок. Конечно, я работала от зари до зари, без выходных и без отдыха, чтобы как можно скорее закончить и уехать. Но ведь и помыться когда-никогда тоже было необходимо.
Еще зимой, когда вся наша компания была здесь, один из общежитских ребят, надеясь на образованность студенток, попросил помочь ему написать сочинение. Это был серьезный парень, учившийся в вечернем техникуме и не принимавший участия в наших забавах. Все наши дружно указали ему на меня. Делать нечего, мне пришлось вспомнить работу над школьными сочинениями, с которыми я когда-то неплохо справлялась. Потом парень принес в благодарность килограмм «Белочки» и даже пожурил:
— Слишком уж хорошо получилось! Я никогда не получал пятерок, могли бы и не поверить, что сам написал.
И вот теперь он встретил меня у общежития поздно вечером, когда я возвращалась с завода, и спросил, как дела. Я пожаловалась ему на крайнюю занятость. Даже вот в баню некогда сходить. Он удивился:
— А чего ты не сходишь в душ в цехе?
Я сказала, что никого там не знаю и даже не знаю, где душ – я ведь сижу в конторе. Он тут же вызвался мне помочь, невзирая на позднее время. И мы вернулись с ним на завод. Он довел меня до душа и сказал, что подождет в цехе, посидит со знакомыми ребятами. Не успела я раздеться и намылиться, как – хлоп! – всякая вода в душе кончилась. Классическая ситуация. Я заволновалась. Женщины рядом сказали, что не надо расстраиваться, такое здесь бывает постоянно и рано или поздно воду дадут. А если вот именно поздно? Был уже первый час ночи. Я испугалась, что парень не станет меня ждать, он ведь шел домой с вечерней смены. А возвращаться ночью по темному заводскому району одной мне было страшновато. Натянула я халат на намыленное тело и выглянула из душа. Парень подтвердил, что такое бывает часто и мне не надо волноваться, он подождет. Так и вышло. Мы возвращались уже поздней ночью, и я мысленно радовалась тому, что мир не без добрых людей и что, слава богу, они попадаются на моем пути гораздо чаще, чем злые.
***
После окончания института мы для перемены обстановки поехали в Николаевскую область на уборку огурцов. Работать на огуречных полях было жарко, пыльно, а с водой были проблемы. По окончании работы мы «мыли» руки, ноги, шею и лицо соком переросших огурцов-желтяков. Однажды нас свозили купаться на море. А вот с мытьем в бане были большие проблемы. Все же как-то раз мы с девчонками договорились всей компанией сходить в баню. Узнали у местных, где находится ближайшая от нас, так как жили мы в палаточном городке в отдалении от городских поселений. К нашему разочарованию баня была закрыта на ремонт.
– И что же нам делать? – спросили мы у кого-то.
– Да какая проблема – поезжайте в соседний город! – ответили нам.
Нам это было странно: купить билет на междугородный автобус и поехать в другой город, чтобы помыться в бане! В памяти начали всплывать сюжеты из прочитанного и услышанного из прошлой жизни, когда люди мылись в банях по-черному или вообще в русских печках. И что-то не всплывало ничего о личных банях в украинских городишках, а ведь почти около каждого частного домишки в наших краях имеется своя банька… Между прочим, при каких-то обстоятельствах в баньке по-черному с блестящими закопченными стенами мне однажды довелось помыться. И вылезла я из нее вся перемазанная сажей, не имея опыта такого мытья.
Автобус довез нас до соседнего городка. Наконец, мы попали-таки в вожделенную баню, но большого удовольствия получить не успели, так как вскоре пришла банщица и заторопила нас, сказав, что на помывку еще привели роту солдат. Нечего и говорить, что вымылись и выскочили мы как ошпаренные. Из бани нам пришлось пройти сквозь солдатский строй, встретивший нас любопытными взглядами и шуточками. Хорошо, что командир быстро утихомирил свою команду. А мы без приключений вернулись в лагерь.
***
Когда у меня родился первенец, горячей воды у нас в доме еще не было, но совсем недалеко была баня. Конечно, мне приходилось шевелиться быстро, пока грудной ребенок вел себя спокойно, будучи накормлен и оставлен с отцом. Привычную очередь-то в баню никто ведь не отменял! Когда я, не глядя по сторонам, зашла в маленькое отделение, где было теплее, вдруг услышала, как со мной поздоровалась какая-то женщина. Здесь было сумрачно, да и без очков мне трудно было бы узнать кого-то. Я ответила на приветствие и отвернулась к тазу с водой, собираясь как можно быстрее покончить с мытьем и бежать домой к ребенку. И никак не ожидала, что сейчас разыграется целая сцена из придуманного не мной спектакля. Крупная женщина подошла ко мне близко и громко сказала:
— Я вижу, что ты на меня обижаешься. Не здороваешься на улице. Хочу перед тобой извиниться. Часы-то ведь нашлись.
— Мне не нужно ваших извинений и я не хочу вас видеть! – вскипела я, сразу узнав женщину и вспомнив все. Вот артистка! Женщины вокруг немедленно, как по команде, оставили мытье и с любопытством повернулись в нашу сторону, и это было невыносимо: разборки на фоне этих голых декораций! Ничего нелепее нельзя было придумать. Взяв таз, я вышла отсюда в общее моечное отделение.
У этой банной встречи была своя предыстория.
Весной у моей молодой квартирной хозяйки, с которой мы очень сдружились, возвращался из армии муж. И я по договоренности должна была к этому времени найти себе другое съемное жилье. Но что-то мне никак не везло. Я добросовестно рассмотрела все предлагаемые варианты. То меня хотели поселить в комнате со старой слепой бабушкой, желая за те же деньги обзавестись дополнительно ночной сиделкой. Но спертый воздух, пропахший лекарствами, отпугнул меня сразу, не дав времени на раздумья. То я должна была проживать опять же в одной комнате с ненормальным ребенком – мальчиком лет десяти. Опыт общения с такими детьми у меня был небольшой, но негативный: в детстве маленькая приезжая родственница моей подружки больно долбанула меня по лбу моей же игрушкой. При этом она молча смотрела на меня бессмысленными глазами, и я убежала. Нет, это не вариант. В третьем случае я должна была почему-то спать на одной кровати с абсолютно незнакомой мне девушкой, которую хозяева еще должны были найти. Мои доброхоты, подсказывавшие мне эти варианты, сказали, что я слишком разборчива: ведь они же жили на этих квартирах! Ну, не знаю, значит, такая я и есть, как говорят…
В конце концов, нашлась отдельная комната в двухкомнатной квартире у женщины с мальчиком-третьеклассником недалеко от нашего завода. Хозяйка была дородная женщина чуть за пятьдесят. В квартире было очень чисто, это меня даже напрягало: ведь весной чернозем превращался в жирную, трудно смываемую грязь. Я снимала обувь еще перед входной дверью, ставила ее на газету и шла за ведром с водой, чтобы сразу помыть и, не дай бог, не оставить пятен на полу. Питалась в столовой, стирала у девчонок в общежитии. На кухне только чай пила утром и после работы. Идеальная квартирантка! Но у хозяйки на этот счет сложилось другое мнение.
В первый же день она рассказала мне, что предыдущие девушки-квартирантки повадились таскать у нее в прихожей из карманов мелочь, а сваливали на ее сына Кольку. Я напряглась. А также у соседей квартирантки тоже попались нечестные. За разговором она смахивала крошки со стола на чистый пол, причитая, сколько у нее работы. Я удивилась. На третий день я еще больше удивилась, когда увидела, что они с Колькой вечером улеглись спать в моей комнате на свободной кровати, которая была предназначена для еще одной квартирантки, «когда найдется подходящая». Над головой у меня было радио и бра. Радио тихонько играло, я читала книгу, отвернувшись к стене. Хозяйка сказала, что Кольке пора спать и надо выключить свет и радио. Я молча подчинилась. А на другой день сказала хозяйке, что мы так не договаривались. Почему они должны ночевать в моей комнате и почему я, взрослый человек, должна ложиться спать в одно время с ребенком в десять вечера?! На что мне был ответ, что комнату я должна снимать еще с какой-то девушкой, а не одна, и потому, пока ее нет, они с сынишкой могут ночевать здесь. Их комната, кстати, всегда бывала заперта на висячий замок… По-видимому, у хозяйки был пунктик насчет того, что все чужие в доме – потенциальные воры. И вот, не прошло и трех недель, как за чаем после работы она объявила мне, что у нее пропали дорогие часы «с каменьями» («с каменьями» — вот сказок-то с Колькой начиталась!). Я тупо смотрела на нее, не понимая, к чему она клонит.
— Какие часы?
— Она еще спрашивает! Да ты и украла!
Тут с моим мозгом произошло что-то невероятное. Сидевшая напротив меня за кухонным столиком хозяйка вдруг показалась мне такой далекой и маленькой, словно я смотрю на нее в бинокль с обратной стороны. И голос у нее тоже был далекий. Может, я в каком-нибудь «сидячем» обмороке с мгновенным помутнением сознания? Я и себя слышала как бы издалека. Не было даже сил для возмущения, и я вяло отбрехивалась. Мое непротивление злу придавало ей азарта, и она на ходу придумывала для меня все новые и новые кары: вот она пойдет на завод к руководству и там напишет на меня заявление; вот узнает, на какой квартире я жила до нее и не пропало ли там чего тоже. Ну, хватит. Я пришла в себя, встала и собрала сумку. Хорошо, что я особенно и не раскидывала свои вещи. Я пошла к своим друзьям-туристам и там дала волю чувствам. По моей просьбе ребята сходили забрали мои вещи, и я временно ушла к знакомым девчонкам, потеснив их. Один из ребят, горячо реагировавший на всякую несправедливость, рвался отомстить за меня, побив хозяйке окна, и я еле смогла удержать его от безрассудства.
Потом та женщина, что нашла мне это жилье, сторонкой разузнала: хозяйка познакомилась с мужчиной, надо было ковать железо, пока горячо, а тут я… Как меня спровадить, если я только что устроилась на квартиру? Вот она и нашла способ. Этот случай не стоил бы упоминания, если бы он не застрял в памяти как яркий пример мелкой подлости, лично мной пережитый. Разумеется, я не могла с ней после этого здороваться при встречах. И даже странно: что ее заставило извиняться передо мной по прошествии времени? И где – в бане! Неужели и таких людей может мучить совесть?!
Источник статьи: http://proza.ru/2016/05/10/110
