ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Никола Мокрый
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит он полные воды свои… Когда же пойдут горами по небу синие тучи, и молния, изламываясь между туч, разом освещает целый мир — страшен тогда Днепр…
Запорожье, 1941 год
«На том и прощаюсь, дорогая мама. Надеюсь, еще увидимся, а если нет…»
Простой карандаш в руке светловолосого молодого солдата замер, Николай поправил воротник гимнастерки, с тоской посмотрел на широкий и сильный Днепр, на гордость Советского Союза красавец Днепрогэс имени Ленина… Снаряды градом летели через плотину. Танки противника были уже на том берегу, враг прорвался на остров Хортица. А на их берегу стояли заводы, там лили алюминий и сталь для оружия, там решались судьбы войны. И утром он сам слышал, как командир сказал: сдавать их нельзя, на эвакуацию нужно время. А до тех пор нужно отстоять Запорожье любой ценой. Осталось смириться, что частью этой цены станет его 22-летняя жизнь. Хоть смириться со смертью в 22 года было так же трудно, как поверить в нее. Так же трудно, как написать маме правду.
Помедлив, он высвободил из ворота цепь со старым и темным медальоном, отмеченным красным камнем. Медальон дала ему мама. Он хотел открыть его, но не открыл. Он вдруг подумал, что если откроет и увидит лицо матери, то точно не сможет… не сможет так просто и ясно сказать: «Я тоже готов погибнуть за Родину». Он знал, что сегодня днем неприятель смял в кашу шестую и третью батарею 16-го зенитно- артиллерийского полка. Знал Алешу из третьей — одного из двух сотен, ценой собственной жизни подаривших городу лишних десять часов… Знал, что их батарея будет следующей.
Он совсем уж собрался с духом, чтоб завершить печальную строчку, как вдруг ощутил, что стало странно, неестественно тихо. Николай поднял голову и увидел, что по плотине движутся гитлеровцы… А затем почувствовал, как земля под ним дрогнула, покачнулась под ногами.
Над Запорожской дамбой встал огромный черный гриб взрыва. Солдат увидел, как одна из машин, еще секунду назад спешившая через дамбу, летит вниз — перевернувшись в воздухе, небольшой грузовик с брезентовым кузовом рухнул в Днепр. За ним посыпались другие машины.
Солдату казалось, что все происходящее происходит невыносимо медленно, вынуждая его переживать каждую долю секунды.
Он видел, как из машин на лету вываливались люди, как дым от взрыва осел, полукруглая плотина Днепрогэс улыбнулась страшным оскалом чудовища, лишившегося передних зубов и намеревающегося немедля отомстить за свой позор. А из образовавшейся прорехи медленно вставала громадная 30-метровая волна. Вставала, как сама война, как сама смерть…
Николай понимал, что это бессмысленно, что его письмо уже никогда не достигнет адресата, но быстро, очень быстро перечеркнул последнюю строчку и нацарапал спотыкающимся почерком:
«Прощай, мама, я не вернусь».
А волна-смерть уже неслась вперед, со скоростью в десятки километров в минуту заглатывая в огромное брюхо движущиеся по Днепру лодки, суда и их команды, смывая нижнюю часть Запорожья, хозяйственные постройки, дома и людей, смывая расположенные ниже деревни, сотни голов лошадей, овец и коров, днепровские плавни и укрывшихся в них подразделенья фашистов, их переправы и вооруженье, смывая с лица земли подступившего к Запорожью противника, сметая целые дивизии врага… и не различая своих и врагов.
— Все… Прощай. Я ухожу. — Мирослав говорил нервно и скупо. Он не смотрел на Машу.
— Да… — Она тоже смотрела не на Мира — на шумную, заполненную машинами Набережно- Крещатицкую улицу, на старые подольские дома и воспарившую в небе над ними Андреевскую церковь — куда угодно, но не на него.
— Так будет лучше, — сказал он.
— Да, — глухо повторила она.
Но он все стоял. В волнах солнца нежился большой, ласковый, неповоротливый Днепр и Труханов остров, усеянный голыми пляжниками, как банка варенья летнею мошкарой. Но Мир не видел их, созерцая нечто темное, мутное внутри себя:
— Прости, что бросаю тебя…
— Я знала, рано или поздно это должно случиться. Ты устанешь. Ты больше не сможешь терпеть.
— Впрочем, ты ведь не будешь одна, — Мир не хотел, чтоб слова прозвучали с упреком, но так, как хочется, получается далеко не всегда. Он быстро обернулся назад и увидел то, что и ожидал, — на верхнем зубце вросшего в днепровскую набережную готического здания столетней Насосной станции сидел черный ворон.
— Я сделала свой выбор, — сказала Маша. — Ты тоже. Иди.
Мир быстро отвернулся от ворона:
— Все равно, если что-то случится, тебе достаточно произнести мое имя. И я вернусь.
— Я не произнесу его. Обещаю. Знаешь пословицу… Уходя — уходи. Иди.
Не стой. Уходи. И прощай.
Все так же, не поднимая глаз, Маша резко, словно бы отрезая себя от него, развернулась на пятках и, пройдя чрез короткий мостик, вошла в стройную, похожую на крепость-башню, стоящую на воде церковь Николы Мокрого… Она так и не увидела, как Мир Красавицкий растаял в золоте июньского дня.
— Вибач, що кидаю тебе, Марічко… Що ж… Ворон потурбується про тебе.
— Я розуміла, що рано чи пізно це станеться, княже… ти покинеш мене. Іди. Не стій. Прощавай, — резко, словно бы отрезая себя от него, полногрудая Маричка развернулась на каблуках красных сапожек и запела.
Из-за грубовато нарисованного на холсте-заднике Днепра на подмостки выскочили простоволосые танцовщицы в зеленых одеждах и пустились в пляс. Вслед за ними из рукотворных театральных вод вылез дед в длинной рубахе и заслушался, внимая девичьей песне.
Резко, словно желая вырвать себя из этого дня, часа и мига, бледный молодой человек в рединготе а-ля шевальер вскочил с деревянной скамьи и, выронив цилиндр, выбежал из душного театра. Его спутница поспешила за ним, но отстала и отыскала кавалера не сразу. Он стоял на улице покрытый холодным потом, пытаясь расстегнуть неприлично дрожащими пальцами пуговицы на узком жилете. Даша Чуб встала рядом
Источник статьи: http://booksonline.com.ua/view.php?book=117882&page=20
Дмитрий Гордон
Сислик
Грязный бизнес Дмитрия Гордона — семейно-клановый бизнес.
Если ад существует, то в его девятом круге компанию Иуде Искариоту наверняка составит Дмитрий Гордон. Не за то, что он два десятилетия клонировал и рекламировал оккультных фармазонщиков, а за то, что с их помощью обманывал и обкрадывал сотни тысяч тяжело больных людей. Его «целители» и «контакторы» не гнушались делать деньги на горе, боли и отчаянии стариков и инвалидов, продавая тем ложную надежду, выманивая последние сбережения малоимущих. Пусть это и не самые тяжкие преступления с точки Уголовного кодекса, но, несомненно, это самый гнусный грех, за который придется ответить — если не в этой жизни, так в следующей.
Сергей Варис
Благополучие семьи «журналиста» Дмитрия Гордона — это горе десятков тысяч обманутых аферистами граждан Украины, России, Германии, Израиля, США.
Гордон не только журналист и телеведущий, но еще и негласный владелец ЦНМ «ДОЛЯ». Работники ЦНМ «Доля» — целители, знахари, гадалки, ясновидящие, парапсихологи, а также реализаторы «Шилентин», КСД, пирамиды Ю Шинсе и другие.
Отношение Гордона к нанятым со стороны работникам «Центра народной медицины «Доля» заставляло вспомнить известную детскую сказку о Буратино: Карабас-Барабас и его куклы. По отзывам сбежавших от Гордона «целителей», он их разве что плеткой не стегал. А ведь на фото и в телепередачах это такой обаятельный и всегда улыбчивый человек! Но за этой улыбкой от уха до уха кроются непомерная жадность, безжалостный цинизм и мстительная подлость. Их, время от времени, чувствуют на себе даже особо приближенные «целители» Гордона, созданные им из числа своих родственников, сослуживцев, однокурсников и домашней прислуги. Среди них:
Ясновидящая госпожа Наина — она же Надежда Антимонова, родная сестра первой жены Гордона Елены Сербиной. Работала в Украине и США.
Гадалка Алла – дочь Надежды Антимоновой
Ясновидец Анатолий – гражданский муж Надежды Антимоновой. Ранее работал «на посылках» у Гордона.
Целитель дедушка Виктор – Виктор Томашевский, первый тесть Дмитрия Гордона
Гадалка Аза – Алена Томашевская, жена сына Виктора Томашевского
Гадалка Ляля, гадалка Злата – Лариса Малиновская, племянница мужа Марии Стефании (Станислава Реута)
Знахарь Ярослав – Руслан Малиновский, муж Ларисы Малиновской
Гадалка Вера – Людмила Розтоцкая, сестра Руслана Малиновского
Контактёр с космосом Петр – Петр Розтоцкий, первый муж Людмилы Розтоцкой. Его мама была «целительницей бабушкой Лидой». По неофициальной информации, закончил свою карьеру в психиатрической больнице и был заменен «клоном». Новый контактер Петр – бывший садовник Гордона, в 90-х работал ассистентом у Марии Стефании
Целитель Ильхам – сослуживец Гордона из Азербайджана, после армии был членом ОПГ, бежал в Украину
Гадалка Веста – Алена Лысенко, первая жена директора ЦНМ «Доля» Вячеслава Лысенко.
источник
Вячеслав Лысенко карманная крыса Гордона
Вячеслав Лысенко, некогда правая рука Гордона и директор ЦНМ»ДОЛЯ».
Лысенко (и швец и жнец и на дуде игрец) гордоновский вассал, кем он только не был для своего хозяина 
Юрист, адвокат, посыльный и даже успел побывать братом Зореславом, заговаривал иконки и «лечил» людей.
Вот, что о себе писал Зореслав Лысенко 
Орфография и пунктуация автора сохранены.
Это место для думающих людей, верующих в Господа и реально воспринимающих свое спасение.
Имя: брат Зореслав
Место жительства: Европа, Ближний Восток, Азия и Америка (постоянно совершаю паломничества и обучаюсь).
Христианин и глубоко верующий человек. И живу по Божьим Заветам: Сотвори Добро, взрасти Любовь, открой свое сердце навстречу Свету. И именно вера в Спасителя дает мне силы для служения людям.
Моя Вера – есть мужество духа, который стремительно бросается вперед, уверенный, что найдет истину. Но несмотря на свою веру, помогаю людям любого вероисповедания, и, даже тем, кто вообще ни во что не верит.
Мне присущи все человеческие чувства, эмоции и желания. Не имею тональностей в честности и порядочности. Или они есть, или их нет у человека. Я люблю мастерить своими руками, люблю работать с металом, деревом и камнем, люблю музыку, живопись, хорошее кино и литературу. Не пью, не курю. Помогать людям — это мое естественное желание. На это трачу очень много времени, терпения, труда, душевных и физических сил. Пишу я это за тем, чтобы задумывались и не тратили моё время впустую — Вы или принимаете помощь, или не принимаете. Старайтесь не спорить, если не согласны. Многие из Вас увидят суть происходящего с Вами в истинном свете спустя время.
Пока не достиг истенного просветления. Поэтому меня можно разозлить. Прошу соблюдать тактичность. Некоторые люди считают, что раз я их не видел, не знаю имени, то мне можно написать всё, что хочешь. Нет. Я могу очень сильно наказать.
А свою работу я люблю делать так, чтобы никто её не смог переделать (как хорошее так и плохое), помните об этом. Основной посыл такой: какой ты есть, такие события ты притягиваешь. Поэтому если Вы готовы работать сами для себя — я тоже готов работать для Вас и помагать Вам.
Люди меняются. Я верю. Я знаю. Поэтому я умею работать с людьми. А ещё в людях есть не только недостатки, но и хорошие качества. Видение оных помогает мне в жизни и в работе, а людям обратившимся ко мне стать благополучнее, счастливие и здоровее.
на снимке Лысенко и Крутогрудова на юбилее у Гордона
Елена Крутогрудова (Сидоренко), в прошлом бывшая журналистка издания «Бульвар Гордона» — гражданская жена директора ЦНМ «Доля» Вячеслава Лысенко. Крутогрудова хоть и имеет свою отдельную палату на фсн здесь, было бы несправедливо её не отметить в теме Гордона.
А на этом снимке начинающая «вещунья» Д.Гордона Е.Крутогрудова позирует с Ладой Лузиной и Николаем Мозговым. Журналистка «Бульвара» Елена Крутогрудова, которая в 1997 году вместе с Ладой Лузиной (еще одна работница «Бульвара») в полуголом виде в бане подпоила и уговорила на откровенное интервью известного украинского певца и композитора Николая Мозгового (автор хита «Край, мій рідний край»). Эта откровенность стоила Мозговому музыкальной карьеры, разрушенной двумя гордоновскими дурами. источник
Лысенко с гражданской женой Еленой Крутогрудовой (Сидоренко), в прошлом бывшей журналисткой издания «Бульвар Гордона» по сей день занимаются гадальным бизнесом, в который, так же вовлечена мать Крутогрудовой — Людмила Сидоренко, работающая под именем знахарка Федора Андреевна.
Источник статьи: http://forum.baginya.org/index.php?threads/%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B9-%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%BE%D0%BD.10405/
Никола Мокрый (16 стр.)
В 4-м классе она заболела и вплоть до 8-го практически не посещала занятий. Школьные учителя приходили к ней на дом. Большую часть времени Влада проводила дома одна, в компании любимых книг, дневника, альбома для рисования, исписанных стихами тетрадей. Она обожала одиночество. Редкая для ребенка черта — ей никогда не было скучно одной. «Нет в мире человека интереснее, чем ты сам! — напишет она позже в своей повести «Я+Я, или Крещенские гаданья». — Достаточно лишь раз окунуться в себя, чтобы понять — там таится огромный сверкающий мир…»
В перерывах между больницами и больничными Влада посещала изостудию во Дворце пионеров. Ее руководительница выделяла талантливую ученицу и не раз советовала отдать девочку в художественную школу. Но мама Влады сочла, что здоровье дочери не позволит ей там учиться как следует. «К тому же, — весьма трезво заявила она, — моя дочь не слишком любит учиться».
Это материнское трезвомыслие и привело Владиславу в «облегченное» учебное заведение — строительное ПТУ № 18, где как раз набирали экспериментальный курс «Лепщик-модельщик архитектурных деталей». Живопись и композиция значились там как специальный предмет. После 8-го класса мама взяла пятнадцатилетнюю дочь за руку и отвела в училище. Это был последний раз, когда решение за Ладу принял кто-то другой!
«Позже мне говорили, — сказала писательница в одном из интервью, — советуем тебе не позориться и пореже вспоминать свое СПТУ. Но я горжусь своим строительным училищем, оно дало мне гораздо больше, чем школа, — это был очень полезный опыт для книжного ребенка. И если при мне кто-то употреблял слово «пэтэушница» в оскорбительном смысле, я всегда отвечала: «Я, между прочим, тоже девочка из ПТУ! И начала свою карьеру с работы на стройке»».
В училище Слава (придя в новое учебное заведение, Владислава начала именовать себя так) подружилась с девочкой Леной. Десятилетие спустя Лузина посвятила ей эссе «Девочка, которую я любила». В 18 лет Лена ушла в киевский Покровский монастырь. Но три года, проведенные рядом с ней, оказали на Ладу, выросшую в семье атеистов, огромное влияние, хотя проявилось оно намного позднее. Целых шесть лет Владислава не могла простить Богу этой потери: «Мне было больно даже говорить о Боге, как будто он был мужчиной, который увел у меня Лену!»
После получения диплома Слава Кучерова наотрез отказалась поступать в строительный институт, как советовал ей отец, и отправилась на стройку — в реставрационные мастерские. Профессия «лепщик-модельщик архитектурных деталей» познакомила ее с двумя знаменитыми киевскими зданиями — «Шоколадным домиком» (бывшим Центральным загсом, где когда-то расписались ее родители) и легендарным «Домом с химерами» Владислава Городецкого. День за днем мастер 3-го разряда висела под потолком, освобождая от краски, реставрируя гениальную лепку и все сильнее влюбляясь в архитектуру Киева…
Однако именно эта зарождающаяся любовь стала причиной первого в жизни Славы скандала. За «непристойное поведение» она была сослана на объект «сурового режима» (им оказался нынешний загс Подольского района, где впоследствии Лада расписалась со своим мужем). Суровость режима заключалась в том, что работать там приходилось буквально до седьмого пота, а разрешение сходить в туалет вымаливать у прораба. «Непристойность» же стала результатом непреодолимого желания Лузиной театрализировать будничную строительную жизнь.
Она устраивала бурные вечеринки в подсобке, расшивала рабочий ватник блестками и малиновым бисером, раскрашивала ботинки разноцветной масляной краской. А во внерабочее время щеголяла в белых сапогах до колен и серебряном (сшитом всепонимающей мамой) плаще. На запястье у нее звенел браслет с колокольчиком (украшения Владислава мастерила сама), длинная полуметровая коса распускалась, накручивалась на бигуди и посыпалась золотыми блестками… «Как вы думаете, куда она в таком виде направляется?» — спросила однажды одна из «порядочных» малярш, явно подразумевая — на панель!
Сбежав с «сурового» объекта, следующие двенадцать месяцев Лада (на новом месте работы девушка назвалась новым именем) провела в библиографии и на исходе года вновь оказалась на грани увольнения. Большую часть рабочего дня она писала рассказы и стихи, правила их, перепечатывала и рассылала в разные журналы. Ответы Ладе (уже принявшей псевдоним Лузина) приходили исключительно отрицательные. Это ее не смущало, скорее веселило. Она собирала «отказы» в папочку, убежденная, что когда-нибудь непременно опубликует их, к стыду всех тех, кто не смог разглядеть в ней талант. Даже укоротив имя Владислава, начинающая писательница была твердо уверена: оно означает «Владеющая славой»! И не сомневалась: слава — нечто данное ей от рождения.
Как раз в тот момент, когда начальник библиографии принял окончательное решение уволить сотрудницу, Лада Лузина ушла «по собственному желанию». Случайно заглянув на консультацию в Киевский театральный институт и не особенно готовясь к экзаменам, она поступила на факультет театральной критики.
Впоследствии Лада не раз вспоминала, какое невероятное счастье испытала она, оказавшись в театральном, где впервые почувствовала себя нормальной. Точнее, такой же ненормальной, как все собравшиеся здесь. Все ее качества, которые многие считали недостатками, здесь были достоинствами. Все, что ей запрещалось, здесь только приветствовалось! Никогда особенно не любившая учиться, здесь она сразу же стала отличницей, лидером, участником, организатором и постановщиком многочисленных театрализованных празднеств. И умудрилась стать слишком яркой — даже здесь!
Еще на первом курсе Лада опубликовала подборку своих стихов и «Дневник театрального критика» в журнале «Ранок». Купила в магазине поэтическую книгу, увидела адрес издательства, пошла туда и предложила: «Напечатайте мои стихи». Ее отослали в поэтическую студию, там порекомендовали в журнал. Одновременно Лузина начала печататься в газете «Независимость» — как обычно, явилась туда сама и сказала: «Напечатайте мою статью».
Первая же публикация вызвала в институте скандал. Театральная общественность роптала: как студентка, тем паче первокурсница, не боится критиковать мэтров?
Наверное, тогда-то в голове Лады Лузиной и зафиксировались три первых правила скандальной журналистики:
1. Лучший способ быть замеченной — стать причиной всеобщего возмущения.
2. Для того, чтобы вызвать всеобщее возмущение, достаточно громко сказать то, о чем прочие тихо шепчутся в кулуарах.
Лада Лузина не боялась ничего. («Кто обрел самого себя, открыл свой мир, понимает — факт существования других миров и других людей несущественен».) Но степень ее бесстрашного наплевательства на общественное мнение стала понятна только тогда, когда она стала работать в газете «Бульвар».
В 1997 году еженедельник «Бульвар» стал отцом украинской скандальной журналистики. В свет вышло знаменитое «банное» интервью. На обложке газеты было опубликовано огромное фото: известный композитор Николай Мозговой в бане с двумя голыми журналистками — Ладой Лузиной и Леной Крутогрудовой. В тексте статьи интервьюируемый жестоко громил коллег — «звезд» украинской эстрады. Скандал на этот раз разразился грандиозный — на всю Украину!
«На том этапе Лада Лузина стала одной из движущих сил, спровоцировавших всех заговорить о «Бульваре» в голос, — написал позже редактор еженедельника Дмитрий Гордон. — Сегодня можно по-разному оценивать тот период: говорить, что ее статьи были за гранью фола и приемы, которыми она пользовалась, недопустимы в профессиональной журналистике…. Бесспорным остается только одно. Даже те, кто ругал ее последними словами, не могли не признать: все, что она делала, было действительно талантливо!»
Помимо «банной» публикации Лузина написала более 500 статей, не менее резких, хамских и… правдивых. Последней из них стал юмористический, безжалостный, выписанный в мельчайших физиологических подробностях рассказ о ее неудачном романе с известным тогда телеведущим.
Затем «звезда» журналистики, чье лицо украшало обложку «Бульвара» чаще, чем лица иных певцов и актеров, «фея скандала», «мадемуазель скандал», «девочка-скандал» вдруг исчезла. Со временем Лада узнала немало версий своего исчезновения: начиная от «Лузиной наконец стало стыдно, и она покончила с собой» и заканчивая «Лузину прикрыли сверху, побоявшись, что рано или поздно журналистка доберется и до политиков».
Все объяснялось намного проще. В 20 лет Владислава фанатично жаждала славы. Ей страстно хотелось, чтобы мир узнал: она существует. «Скандал же был выбран мной подсознательно, как кратчайший путь из пункта «А» в пункт «Б». Точнее, из «Б» в «А», поскольку для того чтобы тебя заметили, нужно всегда идти «против»», — написала она в своей книге «Как я была скандальной журналисткой». Лада Лузина поступила просто — пришла и сказала: «Вот я! Смотрите!» Но ближе к 25 перед ней стал вопрос: «А кто я, собственно, такая?» И она снова «пошла сама» на поиски самого важного человека своей жизни — Лады Лузиной.
Она вела программу «Нахаб-парад» на Первом национальном канале, пробовала писать стихи к песням, занималась организацией фестивалей, работала пресс-аташе и на радио, рисовала и организовывала собственные выставки, прежде чем отыскала ответ… В детстве Владислава Кучерова мечтала стать поэтом и режиссером. Потом поверила, что нашла себя в театральном институте. Затем ее занесло в журналистику. Но она никогда не мечтала быть журналисткой! Да и после первого курса театрального предприняла попытку сбежать. Послала свои одноактные пьесы в Московский Литературный институт и, получив приглашение на экзамены, собралась покинуть город навсегда.
Источник статьи: http://mir-knig.com/read_275367-16
