Ступени возмужания. повесть гл. 2
Прадед, то ли троюродный, то ли четвероюродный, — лет под девяносто, и тетка, самая младшая его дочь, которой было тогда к сорока. Вот к ним во владения меня и сослали на лето. Жил они в Западной Сибири можно сказать отшельниками. Дед служил лесником в таежной глубинке на берегах Иртыша, а поскольку было ему тогда под девяносто, то на должности оформлена была его младшая дочь из коренного населения Манси. Мать ее была рождена от заезжего промысловика, а в свою очередь с ней перед войной и прижил дочь мой дед. Для народа Манси ничего удивительного в том не было, да и по большому счету сейчас нет. В общем, город, тобольский интернат, ей пришлись не по душе, и она приехала к уже тогда почти семидесятилетнему отцу в тайгу, как только ей рассказали о нем родичи.
Мировоззрение этой женщины отличалось от общепринятого, и сегодня, изучив обычаи и традиции коренных народов Севера и Сибири, я могу сказать, что, возможно, она была деду не только дочерью, но и женой. Нет не правильно. Она была ему дочерью, но в широких понятиях Манси. Как и все дети от смешенной крови, в молодости тетка была красивая словно куколка, а с возрастом начали проявляться черты Севера. Она была приятной, невысокой, коренастенькой, крепко сбитой с малой формой груди.
Не знаю, почему у тетки не было детей, но их не было. С дедом они жили вдвоем. Несмотря на глушь, она была умной, начитанной женщиной. В доме деда имелась тщательно подобранная библиотека, как я потом узнал, когда-то он был офицером, служил в пластунском батальоне Его Императорского Высочества и без книг не представлял своего бытия в тайге. В общем, тетка была такая амазонка двадцатого века, и стреляла метко, и о Ромео и Джульетте могла мне поведать в ролях.
Первый раз я приехал, точнее меня привез к ним мой отец в одиннадцать лет. Дом большой рубленый с крытым двором, где хозяйничал огромный волкодав — помесь волка и собаки с зелеными огоньками глаз. Мы с ним быстро подружились. Я его прикормил ватрушками, он их сглатывал налету, не жуя. С ним мы ходили на пляж, пустынный плес на Иртыше, с дедом собирали грибы, косили сено, а с теткой ходили за ягодами. Правда всего пару раз, поскольку она сильно ругалась, если я, подобрав одну ягоду, не заметил и потоптал десяток.
В общем, ничего особенного в то первое лето в плане сексуальности у меня не было, не считая, что в бане я парился вместе с теткой, но она была в рубахе. А то, что через мокрую ткань там что-то проглядывало, если честно, меня мало интересовало. Вокруг было столько интересного, что на время я забыл о своих экспериментах с пластилином. После меня в баню шел дед, он никогда не мылся со мной. Только уже на раскаленную каменку. Однажды, после того как тетка меня безбожно отхлестала березовым веником и осталась в бане с дедом, — его она тоже скребла и хлестала часа два не меньше, я увидел вывешенную во дворе мокрую рубаху. Конечно, у тетки рубаха была не одна, но сейчас я думаю, что перед дедом она не стеснялась. Да и выдержать тот пар, что она нагоняла деду, в рубахе было просто не возможно.
Мое сознание еще было девственным, но как человечек сугубо городской культуры, после бани я сразу требовал от тетки плавки из своего чемодана. Она с улыбкой выдавала мне трусы, что привезла для меня из города. Я сначала сопротивлялся, но потом сдался, поскольку дед из бани выходил в длинной рубахе, из-под которой были видны его жилистые старческие ноги. Трусов он летом вообще не носил, надевал лишь сшитые теткой холщевые порты — просторные штаны на завязке, и рубаху. Так я и ходил в трусах во дворе, а в плавках бегал с волкодавом на плес. Намеки тетки, что в округе на несколько километром кроме меня, ее, деда и собаки с живностью никого нет, я игнорировал.
Ближе к школе меня забрал домой отец, а вот зимой ко мне начали приходить воспоминания на тему: как я провел лето, окрашиваясь в эротические тона. Часто передо мной рисовалась картина, будто бы тетка прошла мимо моей кровати голой, посмотрела в мою сторону, томным дыханием всколыхнув грудь. Вставала она рано в пять, а то и раньше, — подоить корову, покормить пернатую живность и т.д. Растопить русскую печь. Во дворе стояла газ-плита, но архаичный дед ее не признавал, и еду тетка готовила только в печи. До сих пор не могу сказать с полной уверенностью, было ли это на самом деле или виденья тетки обнаженной в утренних заботах, результат гормональных изменений в моем организме. Выдаваемый за правду сон, причем уже дома, зимой, с ощущениями неудобства в плавках.
К весне мои воспоминания вперемешку с ведениями настолько стали реальными, что я частенько просыпался с последствиями. Наблюдая при стирке за моими ночными поллюциями, мать начала настаивать на трусах. В то время, в эпоху всеобщего помешательства на нейлоне для меня это было немыслимо. Но воспоминания о деде и тетке, я согласился. Трусы дали мне больше свободы и поллюции временно прекратились или почти прекратились.
Летом я мечтал вернуться к деду. Меня тянуло в эту загадочную глушь, где буквально все было по-другому, но родители получили отпуск летом и мы всей семьей поехали в Киев, где у нас тоже были родственники. Зимой я уже сильно заскучал, по деду, тетке, волкодаву и с весны начал просится к ним. Мать мне добыла путевку в какой-то престижный пионерский лагерь, но я заявил, что поеду только к деду и в знак протеста снова начал носить нейлоновые плавки, — поскольку в пионерлагере пацаны старшей группы в трусах не ходят. В результате моего демарша, менять мне их пришлось каждое утро. Так как о мастурбации я еще не узнал, мой повзрослевший организм справлялся с проблемой сам, и довольно активно.
Перевалив за сорок, я могу предположить, что проблема моих юношеских поллюций не могла быть не замеченной матерью, но вот как натолкнуть меня на выход из такого положения, она не знала. И в самом деле, должен же я был как-то сам дойти до мастурбации, но этого почему-то не происходило. Это сегодня мальчишки могут говорить об этом друг с другом или родители могут рассказать, — подсунуть соответствующую информацию через инет, в книге и т.д., а тогда это было великим табу, о котором все знали и в то же время молчали. Посоветовавшись с матерью, отец решил отвести меня к деду, — на природе я быстрей найду выход сам…
До дедовских владений, — от конечной рейсового автобуса из Тобольска, было еще километров сто, которые мы со встретившей меня теткой преодолели на уазике местного лесхоза. Отец не поехал с нами вернулся в Тобольск — в поезд и домой, поджимали отгулы. Трясло нас по ухабам добро, а так как я был в плавках еще с поезда, — мы с отцом ехали в плацкарте и трусы бы я не надел даже под страхом смерти, — то, и вытрясло с меня некое количество спермы, как через края переполненного сосуда.
По прибытию, как обычно баня. Пока тетка хлопотала, растапливая, я немного поиграл с волкодавом и пошел в удобства на улице. К своему удивлению, когда я отогнул край плавок, то на крайней плоти обнаружил обилие склизкой массы. Какой она была, сквозь пробивающиеся в щели солнечные лучи увидеть было сложно, но то что масса липкая, тягучая, говорило мне — это совсем не моча! Я автоматически измазал в ней палец и понюхал. Пахло чем-то терпким или пряным.
Совсем незадолго до этого, я с другом баловался импортной зажигалкой. Как-то у меня получилось, — долго горевшая и нагретая зажигалка зацепилась за внешнюю сторону кисти. Обжигаясь, я дернулся и содрал первый слой кожи, рана с небольшой неправильный квадрат быстро наполнилась сукровицей. То, что я обнаружил у себя в плавках, было очень похожим по запаху и имело такую же липкость. Я всерьез подумал, не припалил ли кончик в уазике? Три вопроса терзали меня: чем? как? и почему не больно? С ними я и побежал в большую комнату рубленой пятистенки, стягивая там плавки, чтобы убедится, что мое отличие от девочки еще на месте, а не содралось, словно на руке кожа.
Когда я стоял в оторопи, в рубашке на голый зад, меня и нашла тетя.
— Решил переодеться? — спросила она.
— Да, — ответил я, держа в руках мокрые плавки.
— Давай, — протянула она руку, — как попаришься, сразу и постираю, чтобы зазря воду не греть.
Мне ничего не оставалось, как отдать плавки со следами спермы. Слова: сам, постираю, она бы просто не поняла. Мне не хотелось вызвать спор и заострить на этом внимание, да если честно, то я вообще не соображал что говорю, делаю. Наверное, нечто подобное испытывает девушка при первых месячных.
Я старался не поворачиваться. Тетя сама подошла и взяла у меня плавки. Краем глаза в зеркало комнаты я увидел ее улыбку. Она была мимолетной. Тетя вобрала в руку мои плавки, — чувствуя их влагу, и кивнув на трусы на стуле, сказала.
— Надевай, Хотела после бани выдать, но ты же в рубашке по двору не пойдешь. Или пойдешь? Помоешься, а там и наденешь чистое.
В баню я пошел в трусах. Мне так было страшно оказался без них. И не потому, что я стеснялся. Мне было не до того, в мозгу билась мысль: что же у меня там произошло? Пока я дошел до бани, то ли от мыслей, то ли оттого, что я так и не вытерся, на них появилась пятнышко.
Тетя увидела и ласково так проворчала:
— Говорила же! Ладно, все равно стирать…
Количество отзывов: 0
Количество сообщений: 0
Количество просмотров: 9077
© 16.12.2010г. Сергей Вершинин
Свидетельство о публикации: izba-2010-257720
Источник статьи: http://www.chitalnya.ru/work/257720/
Глава 4. У тёти.
День стоит голубой и чудесный. Небо вздымается над городом, как гигантский шёлковый шатёр. Мы проезжаем по улицам довольно оживлённого в это время города. Повсюду весит реклама, и стоят магазины, рядом проезжают трамваи и автобусы.
После недолгой поездки по улицам города мы приехали по нужному адресу и быстро нашли многоэтажный дом, где живёт тётя. Тётя жила на втором этаже. Мы с мамой подошли к подъезду, который был довольно странный и маленький. Зайдя в него, перед нами в маленькой комнате сидела консьержа и что-то читала. Лестницу мы не нашли, вероятнее всего она начинается за комнатой консьержи, поэтому мы решили поехать на лифте. Их было два, мы зашли в один из них. Цифры над кнопками были стёрты, я долго пытался найти цифру 2, и всё-таки интуитивно по расположению кнопок нашёл нужную.
Лифт быстро поднялся, мы вышли и подошли к нужной нам двери, и позвонили. Тётя открыла и поприветствовала нас. На меня своими испуганными глазами смотрел тётин серый кот Максик, которого она очень любила, он часто становился темой в её разговорах.
Квартира у тёти была довольно просторная. Сразу справа была кухня, чуть дальше комната её дочери Ани. Прямо находиться светлый зал, сделанный в хорошем ремонте, правда старый и маленький телевизор не вписывался в эту новизну. Справа, проходя дальше по коридору находиться тётина спальня, тоже светлая с большой кроватью и шкафами. Рядом с ней находиться рабочий кабинет, где за столом стоит компьютер, а также много шкафов с различными на них документами и фотографиями. Ванная и туалет, как это часто бывает в многоэтажных квартирах, разделены на отдельные комнатки, которые находились напротив спальни и зала.
Мама ещё немного постояла в коридоре, немного посмотрела на квартиру, затем попрощалась, давая наставления и советы, и затем ушла. Она ушла и теперь я её ещё не скоро увижу. Теперь я остался один с тётей. Она предложила мне отдохнуть, я согласился, хотя я и не особо устал, просто делать было нечего, а до вечера было ещё далеко, отдых хоть немного поможет скоротать время.
Тётя постелила мне местечко на небольшом диване в комнате её дочери и ушла. Я лёг, разглядывая комнату, и попытался вздремнуть. Рядом с диваном в комнате стояла небольшая тумбочка с маленьким на ней зеркалом, заставленная косметикой, серёжками и другими женскими принадлежностями. Из кухни доносился тихий тётин шум мытья посуды. Сверху, надо мной, тоже кто-то шумел и на каблуках топал по своей квартире.
Медленно приближается вечер. Я сижу за кухонным столом, и мы с тётей болтаем на разные темы. Кот спрятался от меня на стуле под столом, видимо он не совсем мне ещё доверяет, что я свой, а не чужой ему.
Тётя поставила варить пельмени, а я тихо начинаю поглаживать кота под столом, внушая ему своё доверие и доброту. И тут мне позвонила мама и сообщила приятную для меня новость, что я получил за экзамен две четвёрки по математике и русскому языку. Зато по обществознанию получил тройку, но теперь это не столь важно. Обществознание было лишь для меня экспериментом; своеобразной проверкой моих знаний и на аттестат этот экзамен не повлияет. Главное, что по основным предметам я справился. И теперь я свободен и уже со спокойной душой могу отправляться в поездку.
Затем пришла дочь тёти Аня, и когда она зашла начала говорить мне, какой я уже стал большой. Мы поели и пошли каждый по своим комнатам и делам. Я всё ещё никак не мог привыкнуть к тётиной зеркальной дверце шкафа, стоявшей напротив входа в кухню. Кто только придумал ставить зеркало напротив входа в комнату! Всегда выходя из кухни, или просто посмотрев вправо с кухонного дивана, всегда пугаешься самому себе и своему отражению в зеркале.
Наступала тихая ночь, я смотрел телевизор, и пора было уже ложиться спать. Меня положили спать на большом диване в зале, на котором была куча подушек и огромный плюшевый медведь.
-Только бы эту ночь уснуть, и наконец-то уже завтра начнётся наша поездка. Эх, поскорее бы уже наступил завтрашний день, — говорю я тёте.
-Ничего, уснёшь, я вот, например, всегда ложусь, закрываю глаза, расслабляю челюсть и начинаю про себя читать «Богородицу», – ответила мне тётя, и пошла к себе в комнату.
Ещё не совсем стемнело, и в комнате было ещё довольно светло, несмотря на время. Я решаю ещё немного посмотреть телевизор. По которому шёл сериал «Куприн», который вот ещё только недавно рекламировали. Я ещё немного посмотрел, выключил телевизор и лёг спать. Как ни странно, но волнения почти и не было, даже было как то легко на душе, что я здесь у тёти. Заснул я довольно быстро.
Источник статьи: http://mylektsii.su/10-4915.html
Другой. Учительница.
Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.
Было мне тогда семнадцать. ну, почти семнадцать лет. Было лето и было скучно до невозможности. Страшная жарища в конце июля сочеталась с полным отсутствием развлечений.
Химический кружок на Станции Юных Техников и фото-кружок при заводском клубе были закрыты по причине отпуска руководителей. Приятели, которых и так было немного, разъехались. Девчонки. Вздорные дуры без признаков интеллекта. Родители с младшим братом укатили в отпуск куда-то на юга, а я был оставлен на попечение бабушки и дедушки. Книги, кино и телевизор — это было всё, на что можно было повесить душу. Сводки с полей и политика американских милитаристов мне были напрочь неинтересны. В кино одни и те же фильмы крутились месяцами и были выучены наизусть. Оставались книги. Читательские билеты трёх библиотек доставляли мне эту радость в изобилии. Читал я запоем, погружаясь в книжные грёзы, как наркоман — в наркотические.
Такой вот был домашний книжный мальчик, хорошо воспитанный, тихий и застенчивый.
Но даже наркоман иногда выныривает из наркотического дурмана. А здоровый подросток тем более не мог всё своё время проводить за чтением или за нехитрыми домашними делами в помощь старикам. Супротив природы не попрешь. Юному организму требовалась активность, движение, нагрузка! Спорт. Пробовал. Тоска сине-зелёная. Правда, я по утрам махал гантелями и иногда играл с парой гирь, но это. А в лес, а на речку? А фиг вам!
До ближайшего леса надо было долго пилить на электричке.
Речек в городе было аж две. Одна протекала почти через центр города. Была узкой, мелкой, а переполненные пляжи на глинистых берегах ещё годились для того, чтобы позагорать, но лезть в мутную , почти стоячую воду. Удовольствие для избранных, к которым я себя не причислял. Другая речка была чистой, протекала в песчаных берегах в зеленом урочище. Там водилась рыба, там катались на лодках и даже ходили маленькие прогулочные катера. Там была благодать. Но благодать эта располагалась на окраине, куда надо было добираться на трамвае больше часа. И там обитали страшные хулиганы, к которым отпускать ребёнка на расправу бабушка с дедушкой отказывались категорически. Самоволка же каралась слезами, криками и ароматом валерьянки. Было жарко, душно, скучно и беспросветно.
И тут во мраке безнадёги воссиял источник света.
Свет излучала тётя Оля —лучшая мамина подруга, которая навестила нас по просьбе мамы: проверить, как на самом деле обстоят дела и помочь, если есть надобность.
Тётю Олю обожали все. Стройная рослая шатенка, всегда веселая и энергичная, она была способна любую неразрешимую проблему моментально превратить в разрешимую и разрешить в следующий момент; необыкновенно добрая и приветливая. Я знал её всегда — так мне казалось, хотя она была старше меня всего лет на десять-двенадцать. Не помню её грустной или озабоченной, тем более – злой. Нет, она любила и умела командовать, и умела быть ужасно строгой. Но её почему-то никто не боялся. Любые её распоряжения выполнялись с удовольствием, а если она иногда давала нагоняй (всегда по делу, кстати), настроение от этого ни капельки не портилось.
Солнышко наше — тётя Оля — взошла и мигом рассеяла мою тоскливую безнадёгу.
— Так, суду всё ясно! Вьюношу одолевает сплин. Где червонны плавки, что я шукала для тебя по всем прилавкам? Что?! Еще не обновил?! Так и знала. Это безобразие! Я его забираю на речку. Я его у себя накормлю. От меня там пол-часа ходьбы. Вот как знала, купила новый купальник. Где тут у вас можно переодеться? Никаких «покушать», пусть аппетит нагуляет! Готов? Какую ещё книжку? Плавать будешь, а не книжки читать. Всё, шагом марш на Толянку!
Мы ехали в трамвае и болтали о всяких пустяках. В том числе и о том, что отношения с девчонками у меня — ну никакие. В смысле — сугубо одноклассниковые. Говорить с ним не о чем, а с какими есть о чём, так им быстро надоедает и они всё равно сбиваются на ерунду.
— А не только говорить? — осторожно поинтересовалась тётя Оля. — А танцевать, гулять и. плавать учить..
Я не сразу врубился и сказал, что мол, сами видите, какое тут плавание, если на речку только под конвоем. Потом дошло. Я почувствовал, что уши меняют цвет.
— Да как-то неинтересно. Не, я пробовал. Узнал, что я дурак. В общем, не нужно!
Промежутки между остановкам стали длиннее, по сторонам пошли одноэтажные домики с огородами. Насморочный голос объявил: — Остановка «Мост» . Следующая остановка конечная.
— На следующей выйдем. На той стороне тоже есть пляж. От моего дворца близко и не надо мост переходить. Вот, кстати, посмотришь мои хоромы. Выходим и топаем вон туда, к единению с природой. Стоп! Проскочили. Тут направо. К пляжу — мимо той вон будки.
Пока мы добирались, небо стало затягиваться облаками, даже тучами, хотя духота не убавилась. Успеть бы окунуться до дождя. Очень уж на предгрозовую погоду стало запохаживаться. Свои опасения я высказал тете Оле.
-Главное, успеть до воды добежать. А мокрому дождь не страшен. Будет сплошная романтика: купание под дождём! А когда пройдет, вылезем, обсохнем и пойдём ко мне обедать. Или ужинать — смотря, когда надоест водяная стихия.
Пляж оказался близко. Совсем небольшой язык песка вдавался в заросший ивами берег. Торчали два пляжных грибка, уже оккупированных небольшими компашками, и бывшая кабинка для переодевания. Бывшая, поскольку одной стенки у неё не было. Вот почему тётя Оля переоделась у нас дома. Не лазить же тут по кустам. Она бросила сумку на песок, скинула босоножки и стащила через голову лёгкое светлое платье. Под ним оказался красный купальник. Я хихикнул:
— Вы точно, как Лида из «Операции Ы». Тот же цвет и фасончик.
— Только ты, не как Шурик — в семейных трусах, а в червонных плавках из-под страшно блатного прилавка. Что, ты еще одет?! Счас спихну в воду во всём параде!
Через секунду мои вещички полетели на песок, и мы ринулись в воду. Занятия в секции плавания ( откуда меня распопёрли за лень) для меня не прошли даром. Я плавал и нырял не намного хуже дельфина, поэтому в « а ну-ка догони» тётя Оля проигрывала безнадежно. Вконец запыхавшись, мы остановились перевести дух. И тут обнаружилось, что предполагаемый дождь стал уже вполне ощутимой реальностью и усиливается с каждой секундой.
-Залазим по уши и ждем! — скомандовала мой конвой на речку. — Ты не замёрз?
-Никак нет! Слушаюсь, вашбродь! — бодро отрапортовал подконвойный и мигом унырнул подальше, проскользнув под здоровенной корягой.
-Ты прямо Ихтиандр! — восхитилась тётя Оля после безуспешной попытки проделать тоже самое.
-А вы Усатая Долорес. — съязвил я, блеснув литературной эрудицией.
-Кто?! — возмущенный вопль был прерван куском зеленой водоросли, соскользнувшей прямо в рот с верхней губы.
Я обозрел берег. Компашки из под грибков благоразумно слиняли. Наши вещички валялись на песке. Кстати о вещичках.
-Кстати о классике, донна Долорес. Помните ли Вы последние слова испанского офицера из «Гусарской баллады»? «Своё он выполняет обещанье. хотя бы в отношении меня.» Вы, кажется грозились спихнуть меня в воду во всём параде?
— И спихну, доиграешься.
— Можете не стараться. Парад на песке без меня уже промок не меньше, чем на мне — в речке. И Ваш шикарный наряд — тоже.
Тётя Оля булькнулась с головой. Как она ухитрилась под водой взять точный азимут на ту часть пляжа, где валялись наши облачения, осталось её тайной, но вынырнув, она не изменила курса и выскочила на берег максимально близко от кучи мокрых тряпок. Выбравшись на мокрый песок следом за ней, я увидел, как она, наклонившись, с крайне озадаченным видом перебирает то, что совсем недавно было вполне приличной одеждой.
Она была такой красивой.
Вдруг она засмеялась и выпрямилась во весь рост, широко раскинула руки и с беззаботным смехом запрокинула голову, подставляя лицо дождю.
А до меня. нет, как-то не дошла, а вдруг раскрылась сверхъестественная необыкновенность всего.
Крошечный пляж, скрытый в зеленых зарослях, тихая речка в дождевой ряби, спокойный, ровный и теплый, как из душа, дождь. И никого вокруг. Только мы — я и милая, красивая женщина в красном купальнике на загорелом, таком гибком и сильном теле. А какая она без купальника? Снимает же она его когда-нибудь. И остаётся совсем голой. Мне вдруг стало жарко и одновременно задышалось как-то очень глубоко, как будто я только что вынырнул с большой глубины. И плавки стали вдруг тесными.
Я уставился на тётю Олю, не в силах отвести взгляд, хотя где-то из глубины задавленно попискивал внутренний голос о том, что так смотреть неприлично.
Она обернулась и перехватила мой взгляд. На её лице промелькнуло странное выражение. Удивление пополам со смущением — так это можно было бы назвать. Но спустя секунду оно исчезло, сменившись обычной насмешливой иронией, после того как в сфере её внимания оказалась нижняя часть моей обалдевшей фигуры.
— Ну, что нам теперь делать, водоплавающим? Сохнуть и загорать на песочке нам явно не светит. Придется плыть домой в мокром виде. Бери свои манатки и — ходу до хаты. Одевайся. Понимаю, что брррр. Но до дому мы в пляжном виде не дойдем, тем более, по улице Советской, мимо милиции. Нарушим социалистическую нравственность.
Подавая пример гражданского мужества, тётя Оля с трудом натянула мокрое и ставшее почти совершенно прозрачным платье. Моё остолбенение почти прошло, и я, преодолевая отвращение, кое-как влез в слегка отжатые брюки и в противно липнущую к телу рубашку. Мы посмотрели друг на друга, оценивая безобразие наблюдаемого зрелища.
— И пошли они, солнцем палимые.
Не переставая слегка истерически хохотать, мы пошлёпали по лужам к заводскому посёлку, где тётя Оля совсем недавно получила однокомнатную хрущёвку. Бежать не имело смысла. Мокрым дождь не страшен. Тем более, такой тёплый и романтический.
Добрались до её дома даже быстрее, чем за пол-часа. Все-таки в насквозь мокрой одежде было здорово прохладно и мы волей-неволей через пару минут припустили бегом, чтобы хоть как-то согреться и спрятаться поскорее в сухое тепло от этой мокрой романтики.
Новенькая панельная пятиэтажка ничем не выделялась среди таких же шедевров архитектуры на этой улице. Мы заскочили в средний подъезд и перевели дух. С нас не капала вода. Она текла струями и ручьями, моментально превратив весь пол в одну большую лужу.
— Бегом на четвертый! — скомандовала тётя Оля. — Обтечет по дороге.
-И лестницу заодно помоем. Ой!
Шлепок по мокрой заднице получился оглушительно громким и очень даже чувствительным. Мне даже пришлось пришлось подождать на площадке. Естественно, мокрые штаны не так мешают двигать ногами, как мокрый подол. Тётя Оля вытащила, наконец, ключ, справившись с заевшей молнией сумки, и мы оказались внутри.
-Стой! Снимай с себя всё! У меня здесь всё новое. Мне тут мокрый барбос ни к чему! Разденешься, проходи в комнату.
Последние слова я услышал уже из-за двери совмещенного санузла, куда тётя Оля влетела, не позаботившись даже закрыть
Источник статьи: http://fabulae.ru/prose_b.php?id=81628&N=2
