Новые русские бабки, как старые советские тётки
Матрёна и Цветочек танцуют на сцене под музыку «Радио Август».
Цветочек танцует вяло и неуклюже, припадая на одну ногу.
Матрёна: Ты чего, каши сегодня не поела, еле ноги-то передвигаешь? Или всю ночь сексом занималась?
Цветочек: Обмочилась я.
Матрёна: Чего?
Цветочек: Обмочилась, говорю. Бежала на концерт, торопилась. А на дворе ж кругом лужи. Весна, чай.
Матрёна: Вечно тебя угораздит!
Цветочек: Скорее бы сесть, да я ногу-то вытащу.
Матрёна: Это куда же ты её вытаскивать собралась?
Цветочек: Да не куда, а откуда! Из туфли, конечно.
Матрёна: Ты что, совсем рехнулась?
Цветочек: Чего это, вытащу и просохнет.
Матрёна: Просохнуть-то она просохнет, да вот только публика с передних рядов как бы не разбежалась!
Цветочек: А чего это ей разбегаться? Я, между прочим, свои чулки регулярно, раз в полгода «Эхом» стираю!
Матрёна: Чем стираешь? Ухом?
Цветочек: Сама ты ушами стираешь, да ещё и плохо прополаскиваешь. А я «Эхом» стираю.
Матрёна: Да как же это можно эхом стирать?!
Цветочек: А запросто! Захожу в ванную, замачиваю водой и кричу во всё горло: «Это что за жизнь такая — пенсии на мыло не хватает. » Мой тут же залетает со словами: «Сам выстираю, только не ори». А соседи услышат, так ещё и мыла принесут!
Матрёна: Однако, хорошее моющее средство это твое «Эхо». Может и мне попробовать?
Цветочек: Учись, пока жива!
Матрёна: А я пока умирать и не собираюсь.
Цветочек: А я не о тебе и говорила.
Матрёна и Цветочек садятся на стулья. Матрёна достает балалайку. Цветочек вытаскивает ногу из туфли и выставляет её на сцену.
Цветочек: А я в тот момент ещё подумала, как вовремя я обмочилась, как раз завтра срок стирать подошёл.
Матрёна бренчит на балалайке. Цветочек, порывшись по карманам, достает вязание (крючок, нитки). Затем подвешивает на грудь через шею большую лупу на верёвочках.
Матрёна: Ну что, для начала частушки споём?
Цветочек: Споём.
Матрёна: А где твой инструмент?
Цветочек: Здесь.
Матрёна: Где здесь? Что-то не вижу.
Цветочек: И не увидишь, он маленький.
Матрена встает и подходит к Цветочку.
Матрёна: Это что такое? Это как называется?
Цветочек: Крючок называется.
Матрёна: Вижу, что крючок. И как ты на нём играть собираешься?
Цветочек: Никак. Я вязать буду. Хочу вязать! Бабка я, али не бабка?!
Матрёна: Скотина ты! А это что ещё за фигня на тебе дрягается?
Цветочек: Увеличилка.
Матрёна возвращается на свой стул.
Цветочек: Ты хоть знаешь как нас недавно обозвали?
Матрёна: Как?
Цветочек: Ну. этот. вот. как его.
Матрёна: Ну ты и склерозница!
Цветочек: Первое слово-то помню, кажись тольяттинский.
Матрёна: Чего тольяттинский-то, коньяк что ли?
Цветочек: При чем тут коньяк?
Матрёна: Как при чем? Народ балдеет.
Цветочек: Нет, слово какое-то не наше.
Матрёна: А коньяк, по–твоему, наше?
Цветочек: Да что ты со своим коньяком привязалась!
Матрёна: Может штандарт. тольяттинский?
Цветочек: Ну, ты меня уже достала! Какой на хрен штандарт?
Матрёна: Правильно! Это когда на каждый хрен штаны в дар, плюс телефон.
Цветочек: Ты что городишь? Какой телефон?
Матрёна: Сотовый, наверно.
Цветочек: Да помолчи ты, только сбиваешь меня. О, вспомнила ! Тольяттинский ментылитет.
Матрёна: И чего это значит?
Цветочек: А бог его знает!
Матрёна: Слово-то какое-то прямо нехорошее, менты какие-то. Как бы нас с тобой, Цветочек, не посадили.
Цветочек: Это куды?
Матрёна: Ну, конечно, не в первый ряд в партер.
Цветочек: А я чё, а я ничё. Сижу — вяжу. Это ты со своими породиями допоёшься скоро. И вообще, зазря надрываешься.
Матрёна: Это я-то?
Цветочек: Ты-то, ты-то. Тебе хоть кто чего бросил? Ты хоть копейку подняла?
Матрёна: Подняла. Давеча за кулисами десять копеек нашла.
Цветочек: За кулисами не считается. Кроме того, этих породистов нынче развелось, как собак нерезанных!
Матрёна: Ну, ты полегче (замахивается на неё балалайкой), может хватит на меня сегодня бочку катить!
Цветочек: Что ты, Матрён, какую бочку? У меня и сил-то нет на такие вещи.
Матрёна: Тьфу на тебя!
Встаёт и уходит за кулисы.
Цветочек: (вяжет и поёт) Ромашки спрятались, повяли лютики, когда застыла я от горьких слов.
Выходит Матрёна. Несёт в руках огромные спицы и огромный клубок.
Цветочек, застыв с отвисшей челюстью, наблюдает за ней. Матрёна садится, начинает вязать.
Матрёна: (поет) Зачем вы девочки красивых любите, непостоянная у них любовь.
Цветочек медленно встаёт. Подходит к Матрёне.
Цветочек: Это что это у тебя?
Матрёна: Спицы. Что, думаешь, ты одна такая умная?!
Цветочек: А зачем такие большие?
Матрёна: Я ж не дура, чтобы зрение своё портить!
Цветочек: А это что за мочалка? (трогает вязание Матрены рукой)
Матрёна: Не твоё дело! (бьёт её по руке спицей) Шарфик себе вяжу, к весне.
Цветочек: Ладно врать-то, чай, своему портянки.
Матрёна: Вот докопалась. Чего получится, туды и надену!
Цветочек возвращается на свой стул.
Цветочек: Ты смотри, клубок-то со сцены не урони, а то задавишь кого.
Матрёна: Подумаешь, делов-то, одним чайником меньше будет.
Цветочек: (шепчет в испуге) Ты чё говоришь-то? Обидются, и не придут.
Матрёна: Придут, куды денутся? И обижаться нечего. Сейчас как — если не чайник, то лох, если не лох, то чайник.
Цветочек: Чего-то я совсем запуталась.
Матрёна: Дура, чайники — это носатые евреи, все остальные — лохи, да лохшки, вроде тебя.
Пауза. Обе, молча, вяжут.
Цветочек: Матрён! А ты никогда не задумывалась, отчего ты так сильно и часто ругаешься, особенно матом?
Матрёна: Нет, а что?
Цветочек: Говорят, что имя на человека свой отпечаток накладывает.
Матрёна: Может и накладывает, а чего в том плохого? Ты думаешь, если ты — Цветочек, то всю жизнь хорошо пахнуть будешь?
Цветочек: Возможно.
Матрёна: Цветочки тоже разные бывают. К примеру, герань — вроде красива, но до чего же вонюча.
Цветочек тот-час прячет вытянутую ногу в туфель. Матрёна возится с клубком.
Цветочек: Матрён, я вот всё про то слово-то думаю.
Матрёна: Какое слово?
Цветочек: Ментылитет-то. Может оно чего философское означает?
Матрёна: Да, наверно философское.
Цветочек: Вот домой приду и загляну в этот, как его. вообщем, в одно место, чего это такое, там и узнаю.
Матрёна: В какое место? В сортир что ли?
Цветочек: Почему это обязательно в сортир?
Матрёна: Так ты ж там свою литературу держишь.
Цветочек: Вот какая у тебя нехорошая привычка — к словам цепляться. Лучше помоги вспомнить. Клопы такие ещё есть — инцифалитные.
Матрёна: Клещи, дура, инцифалитные, а не клопы.
Цветочек: Ну, раз не клопы, то циклопы. Вот-вот, ин-циклопы-дический словарь, там это слово обязательно должно быть.
Матрёна: Ты со своими способностями целый день в этом словаре ковыряться будешь!
цветочек: Ну и что?
Матрёна: А то, что я лучше один раз в интернет схожу и сразу все узнаю.
Цветочек: Да пошла ты со своим Интернетом в баню!
Матрёна: А чего это мне с ним в бане-то делать?
Цветочек: Вот именно, чего? Ты со своим компьютером совсем простую речь понимать разучилась. Тебя прямо хлебом не корми, питаешься там что—ли?
Матрёна: Питаюсь, а тебе чего? Духовная пища называется.
Цветочек: А можно тебе один вопрос задать?
Матрёна: Какой?
Цветочек: А сколько раз на день ты туда ходишь?
Матрёна: Сколько надо, столько и хожу!
Цветочек: Как в туалет что-ли?
Матрёна: А хоть бы и как в туалет, твое-то какое дело?
Цветочек: Да неплохо бы чтоб ты часть этой пищи, которая не усваивается, тоже в туалете оставляла.
Матрёна: А у меня все усваивается!
Цветочек: Ну, и хрен с тобой!
Матрёна: А он всегда со мной!
Цветочек: Ты вот со своим компьютером чай и телевизор-то не включаешь. А там недавно про Войне. нет. про Войно. как правильнее-то?
Матрёна: Про войну? Какую войну? Их ведь много было.
Цветочек: Да не про войну, а про Войно-вича показывали. Писатель это, фамилия у него такая — Войнович. Он еще про Чёнкина написал?
Матрёна: Про чё?
Цветочек: Про Чёнкина. Был такой боец Красной Армии — Иван Чёнкин.
Матрёна: Ну и чё этот Чёнкин?
Цветочек: Да Чёнкин-то ничё, а Войнович сказал, что скоро настанут времена, когда компьютеры совсем людей заменят. Вон, Каспаров в шахматы компьютеру уже проиграл.
Матрёна: Вот видишь! А ты, дура, компьютер хаешь.
Цветочек: Я не компьютер хаю, а таких как ты.
Матрёна: А я-то чего?
Цветочек: А то, что в один прекрасный день ты вместе с тебе подобными в ненужный хлам превратишься. Хочешь?
Матрёна: Не хочу! А что делать? Скажи, коли ты такая умная!
Цветочек: Надо уметь отрываться, как это люди добрые делают (показывает рукой в зал) и не давать садиться ему тебе на уши.
Матрёна: Это ты где таких выражений нахваталась?
Цветочек: Где-где. в одном месте! Так что, сиди и вяжи. Раньше, между прочим, на работе все вязали и нервы спокойнее были.
Обе сидят и молча вяжут.
Матрёна: Ну, и чего теперь делать будем?
Цветочек: Потрепимся, как всегда, и по домам.
Матрёна: А про чё потрепимся?
Цветочек: Да хоть про чё. (задумчиво) Помню, лет десять назад, на меня ещё мужчины как на мёд липли!
Матрёна: К какому месту.
Цветочек: Да ко всем. Как раз перестройка началась, есть нечего, все в бегах.
Матрёна: А на тебе, конечно, тонны мяса!
Цветочек: При чем тут мясо?! Помню, выхожу во двор, а там весна! Несмотря на перестройку трава зеленеет, почки на деревьях распускаются!
Матрёна: А чего бы им не распускаться! Обыкновенный кругооборот дерьма в природе!
Цветочек: Тьфу, тебе бы только всё опошлить!
Матрёна: Что, никогда не видала, как мужики деревья поливают?
Цветочек: Иду по Мира, а Пальмира уже нет!
Матрёна: Конечно, нет. И пика Коммунизьма тоже нет, он в Советском Союзе был, а в России теперь только бум Капитализьма остался.
Цветочек: Ты еще про Гималаи расскажи!
Матрёна: Гималаи на площади возле ДК «СК». Аттракционы такие.
Цветочек: Во-во! Объясняю для дураков: иду я по улице Мира, поняла?
Матрёна: Поняла!
Цветочек: Остановку возле парка знаешь? Там ещё напротив гастроном был, где я трусы своему покупала.
Матрёна: А я своему – тельняшку, на почте, чуть подальше.
Цветочек: Правильно, не отвлекайся. Вот на этой самой остановке он и висел.
Матрёна: Кто?
Цветочек: Итальянский коммунист Пальмира.
Матрёна: Человек?
Цветочек: Портрет! Голова твоя садовая! В Тольятти проживаешь, а Пальмира не знаешь. Прямо как на облаке живёшь!
Матрёна: Чего это на облаке? Я по земле хожу, всё вижу и замечаю — где «степашка» стоит, где «чебурашка» валяется. Сдам «чебурашку» — куплю своему «степашку».
Цветочек: Это про какого Степашку ты говоришь?
Матрёна: Это ты у нас на облаке-то живешь, коли про «степашку» не знаешь. Я уже два года к тебе присматриваюсь, знаешь на кого ты похожа?
Цветочек: На кого же?
Матрёна: На старуху Шапокляк! Лариски тебе только не хватает.
Цветочек: Зато ты как крокодил! Чтобы ты себе все зубы орешками «чака-чака» переломала!
Матрёна: Ладно, успокойся. С тобой прямо и пошутить нельзя. Послушай-ка, чего я вспомнила: на остановке, возле ЗАГСа, тогда тоже кой-чего висело.
Цветочек: Чего?
Матрёна: Большой такой плакат!
Цветочек: Может он всё же стоял, если большой, говоришь?
Матрёна: Какая разница: стоял или висел?
Цветочек: Очень большая. Если большой, то как правило, он стоит, а если маленький, то чаще всего висит.
Матрёна: Хорошо, там стоял большой плакат, а на нём было написано такими большими буквами:
«Перестройку начни с себя». Помнишь?
Цветочек: Вспомнила, вспомнила. Ещё многие граждане долго не могли перестроиться. Особенно после того, как на нём кто-то стёр две последние буквы «с».
Матрёна: Первыми, конечно, торгаши перестроились. По прилавкам как метлой прошлись. Потом в Москву стали шастать.
Цветочек: По весне челноки появились, как первые ласточки.
Матрёна: Потом работники общепита. Ты, Цветочек, в столовую-то раньше ходила?
Цветочек: Каждый день почти обедала: первое, второе и третье!
Матрёна: А не много ли тебе было?
Цветочек: Тогда в самый раз! И бедра были! Пока однажды не зашла в кафе «Здоровье» — там баночка чая пять рублей стоила.
Матрёна: Какая баночка?
Цветочек: Какая-какая. майонезная! Видать стаканы приватизировали, чай и компот в банки разливали, из-под майонеза.
Матрёна: Ой, как компоту захотелось. совсем вкус забывать стала.
А у меня, помню, подошва у туфли оторвалась, иду, а она за мной волочится как зараза.
Цветочек: Так там же напротив как раз и починка была (поднимает ногу, осматривает её)
Матрёна: Ты чего ноги перед публикой задираешь?
Цветочек: Да вот, смотрю как бы у меня тоже чего не отвалилось.
Матрёна: Слушай сюда. Иду в починку напротив твоего кафе «Здоровье», а там мне говорят: «У вас такая подошва, что у нас ни один клей не возьмёт, а если прошить, то у нас сил не хватит.»
Цветочек: А на чё ж они у них есть. А что, ни одного мужика не было?
Матрёна: Одни бабы. Выхожу, значит, а они на воздух перекурить вышли.
И вот одна из них подходит ко мне и говорит: «Если вам срочно надо,
то заплатите вон той 10 рублей, она вам быстро всё прошьёт».
Цветочек: Ну и как, прошила?
Матрёна: А шиш ей с маслом! Я пошла в дом быта «Россия». Там мне за пятёрку всё сделали, в лучшем виде.
Цветочек: А я тебе, Матрён, не рассказывала, как я тогда в магазине «Энергия»
светильник себе купила?
Матрёна: Это который у тебя на кухне болтается?
Цветочек: Он самый.
Матрёна: Так он же не светит ни хрена? Ты когда ешь, ложку мимо рта не проносишь.
Цветочек: Всяко бывает, привыкла уже. Мой только всё ругается. «Я — говорит, — это кашпо когда-нибудь на голову тебе надену!»
Матрёна: Так это у тебя под потолком цветочный горшок висит?
Цветочек: Горшок, а поверх него стаканчик от набора для бритья, красненький.
Матрёна: Ну, и сняла бы их давно, да использовала бы по назначению.
Цветочек: Умная какая нашлась, чай в них дырки кругом понасверлены!
Матрёна: Тогда снеси их сразу на помойку!
Цветочек: А что я тогда вместо светильника повешу, себя что ль?
Матрёна: Хорошая идея! Лучше цветок под потолком, чем горшок!
Цветочек: Всю дорогу надо мною издеваешься, ничего рассказать прямо нельзя.
Матрёна: Можно, просто я свои выводы делаю. Энергичные люди были в магазине «Энергия», но до московских подельников им ещё далеко.
Цветочек: Это ты про чё, ну-ка расскажи.
Матрёна: Да случай такой в городе был. У одной старушки дед в Москву уехал, к родственникам, да и помер там.
Цветочек: Царство ему небесное! А чё с ним случилось-то?
Матрёна: Почём я знаю. Наверно от возраста, видать не молодой был. В Москве, конечно, никто хоронить его не собирался, там местов на кладбище нет — бронь только для избранных, а простых смертных сжигают. Да и бабка его на родине ждала.
Цветочек: Ох, несчастная старушка! Ну и чего дальше?
Матрёна: Обратились родственники в кооператив. Гроб заказали, всё честь по чести и восвояси тело отправили.
Цветочек: Ну, слава тебе, Господи!
Матрёна: Доставили в аккурат к похоронам, открыли для прощания, а там уж и выносить пора, народ собрался. Стали выносить, а тут такая оказия!
Цветочек: Какая оказия?
Матрёна: На поворотах из гроба, одна за другой, нижние конечности начали выпадать.
Цветочек: Батюшки. Никак отпилили?
Матрёна: Ну, ни сами же отвалились? Тo-ли гроб был маловат, то-ли дед великоват.
Цветочек: Прости Господи, сволочи какие!
Матрёна: Это тебе, Цветок, не стаканами и горшками манипулировать! Кроме смекалки ещё и выдержка нужна.
Цветочек: А чего родственники-то?
Матрёна: Ничего, так и похоронили. Не пришивать же обратно. Говорят, что главное – срок поставки не сорвали и личность не перепутали.
Цветочек: Хорошо, что это в Москве, а не у нас. Прямо помирать страшно!
Матрёна: А ты чего думаешь, у нас не пилют?
Цветочек: Ой, чего-то мне нехорошо. Дурно прямо. (роняет вязание)
Матрёна встаёт и подходит к Цветочку. Стараясь привести её в чувства,
начинает обмахивать своим вязанием.
Матрёна: Может, тебе «скорую» сюды позвать?
Цветочек: Лучше портянку свою убери! Нашла о чём говорить, добрых людей только пугаешь. Повеселей бы чего рассказала.
Матрёна: (усаживаясь на место) Пожалуйста, могу про молодожёнов. Тогда их много было, пачками ходили. Напишут заявление, отнесут в ЗАГС.
Цветочек: И поженются голубки!
Матрёна: Глупая! Зачем жениться? У них же цель была — прибарахлиться! Получат талоны, повстречаются пару недель возле прилавка «Салона для новобрачных», что на Молодежном бульваре, и разбегутся.
Цветочек: И всё.
Матрёна: А чего ещё надо? У него кастрюлей и полотенцев прибавится, а у неё чайных сервизов и нижнего белья. Рассказывали, что одна такая невеста всё хвалилась, будто у неё дома всего по целому мешку: колготок, трусов и бюстгальтеров!
Цветочек: Да ну!
Матрёна: Вот тебе и ну! Баранки гну! Хочешь, я тебе ещё про охрану расскажу. Смотрю я, ты совсем от жизни отстала, дальше своего крючка ничего не видишь.
Цветочек: Какую охрану, личную? Это которая. секью.
Матрёна: Ты чё, со своим сикью совсем свихью? Откудова у меня личная охрана? Про квартирную, дура!
Цветочек: А можно подумать, что у тебя в квартире что-то есть!
Матрёна: А я и не про свою, а про соседскую. Одним словом, полный атасс.
Цветочек: Чего?
Матрёна: Не успел войти, сразу к телефону бросайся и докладывай: «Это я — хозяин. Всё в порядке, прошу не беспокоиться. Охрану снимите». Надумал выходить — опять звони, проси поставить.
Цветочек: Куда поставить, не поняла?
Матрёна: Куда–куда, сказала бы я тебе, да больно народу много. Одним словом, свихнуться можно. Ни окно открыть, ни во двор выйти, всё звони и докладывай. А в один прекрасный день приходишь домой, а эта самая охрана в облике здоровенных детин в твоей квартире на троих соображает.
Цветочек: Это как это.
Матрёна: Обыкновенно: сидят и пьют. И попробуй возмутись, обидются и с охраны снимут.
Цветочек: Ладно, хватит мне сказки рассказывать про всех. Расскажи-ка лучше, как ты сама перестраивалась?
Матрёна: А чего это я-то?
Цветочек: Так ты ж у нас всегда и везде первая!
Матрена: Естественно. Первым делом я решила в «Космос» отправиться.
Цветочек: В космонавты что-ли заделалась?
Матрёна: Ты чё, бойконулась? Откудова в Тольятти космодром!?
Цветочек: Не знаю, может филиал какой открыли, тогда много чего открывали.
Матрёна: Где? На крыше кинотеатра «Космос»? С нее скорее вниз провалишься, чем вверх взлетишь!
Цветочек: Ну и чего ты в «Космосе» делала?
Матрёна: Ужастики смотрела.
Цветочек: Тебе их в жизни что-ли мало?
Матрёна: Дура ты безмозглая! Когда на экране наглядишься — в жизни не так страшно. Иммунитет вырабатывается.
Цветочек: У кого иммунитет, а у кого и иммунодифицит.
Матрёна: Ты на чё это намекаешь?
Цветочек: Ни на чё, просто слова похожи. А ты хоть помнишь, как тот ужастик назывался?
Матрёна: Конечно! Пинг-Понг!
Цветочек: Ты, Мотрён, видать совсем на радио-Августе свихнулась! Ты со своим по ночам в пинг-понг, случайно, не играешь?
Матрёна: Да пошла ты! Ну не Пинг-Понг, а Кинг-Конг, подумаешь, на одну букву всего ошиблась.
Цветочек: Ну, и чего в них ужасного? Обыкновенные обезьяны, только большие. На тебя, между прочем, похожи. Но я же тебя не пугаюсь.
Матрёна: А по моему, так больше на тебя — настоящий Кинг-Конг, только в миниатюре. И вообще, можно подумать, что ты в «Космос» не шастала!
Цветочек: Шастала. Только мне больше нравилось эротику смотреть. Про «Мужчину в поисках любви», например.
Матрёна: Это про мужика, который всем бабам подряд подолы задирал? Какая же это эротика? Чушь собачья! А «Легенду про Наройяму» видала?
Цветочек: Про «Яму» что-то припоминаю. Это, кажись, из классики.
Матрёна: Конечно из классики, только из японской.
Цветочек: А вот про тюрьму и зэков, убей, не помню!
Матрёна: Какая тюрьма? Какие зэки?
Цветочек: Как какие? А кто мне только что, про нары говорил? И где они могут быть, как не в тюрьме?
Матрёна: Дура ты последняя! Это у них в Японии гора так называется. И легенда и фильм про неё, про эту самую «Наройяму».
Цветочек: А может правильнее будет «Не poй яму», еще пословица такая есть:
«Не рой другому яму, сам в неё попадешь».
Матрёна: Может, и так. Могла и я чего забыть. Уж сколько лет-то прошло.
Цветочек: Так про что же всё-таки этот фильм?
Матрёна: Я же тебе уже говорила, про гору.
Цветочек: Что, весь фильм одну гору показывали?
Матрёна: Ну, да. Почти.
Цветочек: Но что-то же там должно было быть, коли ямы рыли? Могилы, например. Или кладбище какое.
Матрёна: Теперь вот вспомнила, и кладбище было, и костей полно, но яму никто не рыл. Весь фильм сын свою мать на эту гору тащил, чтобы оставить её там умирать.
Цветочек: Как, заживо что ли?
Матрёна: Ну, да. Обычай у них там такой был — отжил своё и отправляйся на гору.
Цветочек: Какое счастье, Мотрён, что мы с тобой не в Японии живём!
Матрёна: Ещё бы! Не то б давно на горе были.
Цветочек: Ну, и где же в том фильме эротика?
Матрёна: Вот и я думаю: где. Наверно, я «Легенду» с «Империей» перепутала. Тоже японская картина была. Вообще шедевр!
Цветочек: Про «Империю»-то и я помню. Ещё продолжение было «Империя наносит ответный удар». Внук мой ходил смотреть.
Матрёна: Какой еще внук?! Это ж настоящая порнография! Какой ответный удар!? Мужик на тот свет отправился. Она ж ему там всё откромсала!
Цветочек: Не поняла, чего откромсала?
Матрёна: Да то самое! Задушила, а потом отрезала и в руках по городу носила! И это всё называлось «Империя чувств» или «Коррида любви»!
Цветочек: Да ладно врать-то!
Матрёна: Да вот тебе крест! (крестится) Говорят, что это по правде было.
Цветочек: Тогда уж лучше боевики смотреть, чем такую эротику. Или про гангстеров, как «Однажды в Америке». Тогда на этот фильм столько народа собиралось, как потом на «Титаник».
Матрёна: Теперь это никому не интересно. Потому как, то, что было в Америке однажды, теперь в России каждый день.
На такие речи вряд ли Цветочек могла что-то ответить. И довольная собой Матрёна, достав из кармана и сунув в рот жвачку, энергично принялась вязать.
Цветочек: Чего это ты там всё чавкаешь, а мне не даешь?
Матрёна: Жвачку, чего! Зубы от всякой гадости чищу.
Цветочек: А может полость рта от зубов?
Матрёна: Помолчи лучше. Чего ты вообще о жвачках знаешь? Кто такой, к примеру, Присяжнюк?
Цветочек: Это который в суде заседает?
Матрёна: Дура, в «Презенте» он заседает, главным редактором.
Цветочек: Ну, уж про «Презент»-то я знаю.
Матрёна: Конечно, ты же завсегда в туалете с «Презентом». Задницей читаешь. А что там задницей можно прочесть, это все знают.
Цветочек: Я бы тоже знала, да больно мелко у них там напечатано.
Матрёна: Так ты очки на задницу одень.
Цветочек: Да где ж такие большие достать?
Матрёна: А ты в магазин «Богатырь» сходи, что на улице Баныкина. Может там чего и подберёшь. Кому-то на морду, а тебе авось на задницу подойдут. Тем более ты у нас совсем безбедерная, то есть безбедренная.
Цветочек: Может, хватит издеваться-то! А то как ткну сейчас крючком.
Матрёна: Вечно я из-за тебя нить потеряю!
Цветочек: Да вон она. Я твою веревку отсюда вижу!
Матрёна: Мысленную, дура. Про чё я говорила-то?
Цветочек: Жуёшь и не помнишь. Про жвачку и Присяжнюка своего.
Матрёна: (вздыхает) Да кабы своего такого иметь, прямо счастье, до чего хорош мужик: и красивый, и умный.
Цветочек: Можно подумать, что ты его видала.
Матрёна: Конечно, видала. Автограф от него имею.
Цветочек: Ну, ты, Матрён, даёшь!
Матрёна: Я пока не даю, не просит никто. А он раздаёт, сколько угодно и всем подряд. Простой человек! И какой талантливый — про жвачку целый рассказ написал. Она у него там прямо личность!
Цветочек: Да ты чё!
Матрёна: Вот тебе и чё! По философски рассуждает. Вот и ко мне в дупло внедрилась, небось, уже ругается. Ей, порой, атмосфера во рту не нравится, перегаром пропахнуть боится, иль алкогольным смогом задохнуься. Ну–ка, Цветочек, подойди, да помоги–ка своим крючком её вытащить.
Цветочек подходит к Матрёне, суёт ей в рот крючок.
Цветочек: Чего-то никак не получается. Может спицами попробовать?
Матрёна даёт ей спицу.
Матрёна: (кричит от боли) Ой-ой. Ну, ты полегче, я тебе чё, скважина какая? Всадила в самую глотку!
Матрёна отбирает у Цветочка спицу, пытается ею ткнуть. Цветочек выдергивает из вязания вторую спицу. Обе вскакивают со стульев, начинают драться спицами.
Матрёна: Ну, теперь держись, бэть. Наколю, как шашлык на шампур!
Картинка взята с рекламы на пакете производства Тольятти.
Источник статьи: http://proza.ru/2010/03/27/1032
