Петрович
«Зинка была чертовски хороша. Ядреная спелая девка, бессовестно рыжая, с потрясающей задницей, под стать хозяйке, упругой и своевольной. Юбка или платье обязательно собирались на ней складками кверху, оголяя крепкие ноги, которыми любовались не только парни».
Петрович отложил ручку и перечитывать написанное не стал, а вместо этого посмотрел в окно, где за рекой, в сосны, вальяжно садилось июльское солнце. У берега гомонили купающиеся дети, шмель гулко спешил домой, а из уже росистой травы начинали зудеть комары. Петрович любил закат. Жара сменялась прохладой, людская возня стихала, и можно было до утра прихотливо помещать придуманных героев в разные жизненные обстоятельства, с интересом наблюдая за тем, как им там живется.
«За Зинкой ухаживали почти все. В выпускном классе деревенской школы было восемь парней, и только один не обращал внимания на девчонок, остальные семеро, кто тайно, кто явно, мечтали о Зинке. Особенно сладко мечталось, когда Зинку вызывали к доске. А происходило это часто. Почерк у нее был красивый, и учителям нравилось, когда тема урока появлялась на классной доске из-под уверенной зинкиной руки. Ученики в это время неотрывно смотрели на зинкину задницу. Задранная вверх рука выпускницы приводила в движение платье, приоткрывая нижнюю часть тела до самых ягодиц, что и становилось главной темой любого урока».
Петрович встал, сладко потянулся и закрыл створки окна, из которого начинало тянуть ночным холодком. Образ явно удавался. Описывать зинкино лицо Петрович не собирался, хотя видел его во всех подробностях. Пусть читатель сам додумает, тогда и отношение ко всему прочитанному будет личным. Несмотря на эту мудрую мысль, каким будет произведение Петрович пока не знал. Просто писал, что пишется, рассчитывая на озарение.
«Помимо однокашников, Зинку любил директор школы, завхоз Михеич и, конечно, учитель физкультуры, не упускавший случая контактно подсадить ученицу на разновысокие брусья, что были вкопаны на школьном дворе. Зинка всеобщую любовь воспринимала спокойно, никого особо не приближала и не отталкивала. Парни из класса носы из-за нее друг другу на расквашивали, а наоборот считали Зинку коллективным достоянием и между собой не делили. Идиллия закончилась в мае».
На первом этаже дома часы пробили полночь. Петрович спустился вниз, вскипятил чайник, заварил большую кружку и добавил в нее пару кусков сахара и колечко лимона. Маятник в часах мерно раскачивался, наполняя тишину самым уютным домашним звуком. Петровичу нравилось просто сидеть и слушать. Этот дом он построил больше двадцати лет назад. Купил по случаю в далекой деревне участок рядом с рекой, начертил план будущих построек, нанял рабочих, и те за лето все задуманное возвели. Дом и баня благополучно перезимовали, а к середине следующего лета отделочные работы были закончены. Да, собственно, никаких особых работ и не было. Вставили окна-двери, провели электричество, сделали пару перегородок. Ах да, еще сложили печь, но не совсем удачно. Петрович погладил шероховатый кирпичный печной бок и пошел наверх.
«Тревожно всем стало уже на первом уроке. Зинкино место пустовало. Конечно, такое случалось и раньше, но как-то предсказуемо: заболела или отпросилась, записочку передала с кем-нибудь. Не пришел в школу и Сергей Локтев, тот самый парень, что совсем не интересовался девчонками. По его поводу никто не переживал. Человеком он был скрытным, компаний сторонился и большую часть времени проводил в лесу. И зимой, и летом. На перемене стало ясно, что отсутствие Зинки и Сергея связано между собой. Причем связано кошмарно, трагически. Толком никто ничего не знал, но версий, слухов и домыслов было много. Ученикам пообещали, что после занятий в класс придет участковый. Ну и понятно, что все уроки превратились в пустую формальность».
А с печкой произошла вот какая история. Изначально она была сложена местным умельцем так, чтобы с одной стороны можно было готовить пищу, а с другой стороны камин обогревал сидящих в помещении гостей и хозяев. В процессе эксплуатации выяснилось, что и то, и другое можно было делать только по отдельности, да и то с определенными оговорками. Пропускная способность дымохода не позволяла пользоваться одновременно печью и камином, сама печь слишком медленно нагревалась и быстро остывала, а камин располагался чуть ниже пояса стоящего в полный рост человека и грел только остатки прически на его голове, когда тот садился. К тому же ровно напротив камина стояла перегородка, зачем-то разделившая большую комнату на две маленьких. Недостатки были обнаружены быстро, а вот исправлялись в течении довольно продолжительного времени. Вернее так: перегородку разобрали сразу, а печка ждала своей участи более полугода. В итоге мастер отыскался, разобрал всю конструкцию и сделал из тех же кирпичей совершенный симбиоз печи и камина. И то, и другое работало с тех пор безотказно. Несмотря на то, что на дворе стоял июль, Петрович бросил в камин два березовых поленца и зажег кудрявую бересту. Ему нравился и процесс, и результат. Огонь весело принялся за сухую древесину, а Петрович пошел творить.
«Участковый Пал Андреич и так-то двух слов связать не мог, а в присутствии аудитории вообще немел. Кликуха у него была Паштет. Молодежь называла за глаза, а люди постарше не стеснялись и величали так представителя власти и в разговорах между собой, и в процессе общения с самим Паштетом. В школьном классе участковый заметно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Ученики хотели ответов, а Пал Андреич пытался задавать наводящие вопросы. После двадцати минут бестолкового непонимания картина начала проясняться: Зинка с Локтевым пропали, причем пропажа одной и другого — явно звенья одной цепи. Школьники разом загомонили, припоминая доказательства в пользу озвученной версии, а Паштет ходил между рядами и тер сплетенные за спиной пальцы. Никакой отчетной версии у него не было. Лучше бы трактор пропал. Участковый пытался выудить из ребячьего многоголосия хоть крупицу полезного, но получалось у него это плохо. По правде сказать, совсем не получалось».
Петрович приоткрыл створки окна, и в комнату ворвался звонкий гомон птиц и насекомых, а заодно и пряный запах буйно цветущих трав. Полоска рассвета на глазах становилась все шире. По реке расходились круги от гуляющей рыбы, а с правой стороны все отчетливее слышался шум моторки. Народ просыпался. Лет двадцать назад Петрович, взяв удочки и ведро с прикормкой, уже спешил бы на берег, предвкушая самое главное удовольствие в жизни. Сколько раз он приходил на заветное место первым, не торопясь втыкал рогатульки, замешивал приваду, разматывал снасти с тем, чтобы на первом же забросе ощутить уверенную поклевку рыбы, деликатно подтянуть ее к берегу, ловко освободить от крючка и благородно отпустить. Потому что первую пойманную рыбу положено отпускать. Вслед за шумом на реке появилась и моторная лодка, назойливо двигавшаяся к своей цели. Она отвлекла Петровича от воспоминаний, он отошел от окна к кровати, откинул одеяло, лег на спину и закрыл глаза.
«Когда Локтев обнял Зинку в первый раз, она напряглась на секунду и тут же обмякла, растворившись в новом и непонятном для себя состоянии. Оно было так велико, что занимало все мыслимое пространство, и так хрупко, что могло разрушиться от мысли. Мыслить Зинке не хотелось и не моглось. Она влажно и ароматно потела, чуть сопротивляясь мужским объятиям. Локтев неловко клюнул Зинку в лицо, но в губы не попал и отступил. Зинка расстроилась, распахнула глаза, шагнула к Локтеву, взяла его влажными руками за растерянное лицо и прижалась горячими губами».
Стук становился все отчетливее и, наконец, прогнал дрему. Петрович прошаркал до двери и впустил соседку Наташку, а вместе с ней и густой нагретый луговой воздух. Две мухи залетели самостоятельно. Одна — маленькая и юркая — явно из любопытства и не надолго. А вторая – грузная и зеленопузая – вальяжно и по-хозяйски принялась облетать пространство, выискивая нужное место. Наташка томно улыбалась. Петрович давно окрестил ее Патрикеевна, хотя ни одного рыжего волоса у нее не было, только черные. Хотя, кто знает. Глаза у гостьи были наглые и выдавали скрытые желания хозяйки даже невнимательному собеседнику. Патрикеевна затараторила о засухе, отсутствии грибов и неурожае огурцов, о сгоревшей в соседней деревне бане, о поднятии на семь копеек тарифов на электроэнергию и о многих деревенских новостях, к которым Петрович относился безучастно. Когда рассказ о пропаже соседской козы близился к финалу, хозяин успел вернуться с кухни, неся в руке бутылку водки, вручил ее ораторше, и та мигом вылетела из дома, одарив Петровича воздушным поцелуем. Сон пропал, и автор вернулся к рукописи.
«Так бывает, что первые и не очень уклюжие попытки мужчины и женщины сойтись не гасят желание, а наоборот его распаляют. У Локтева и Зинки вышло именно так. С третьей попытки все получилось. Инициатором, конечно, была Зинка. Она растопила баню, назначила время, терпеливо дожидалась снаружи, пока Локтев помоется, а потом потащила его смотреть на звезды. Голышом. Локтев звезды не только видел неоднократно, но и многие созвездия знал по имени, однако, поддавшись торжеству момента, задрал голову вверх и растворился. Удар крапивой, которой в изобилии росло за баней, был неожиданным. А дальше все завертелось и понеслось. Вернувшиеся в парилку люди стали другими. Прилипшие к телам крапивные листья и комочки земли сделали их роднее и ближе. Молодые сидели тихо, закрыв глаза, и видели звезды».
Петрович откинулся на спинку стула и размяк. Написанное ему нравилось. Нравилось как образ, как воспоминание о несбывшемся и несодеянном, как литература. У него все было иначе. Сейчас уже трудно вспомнить, кто придумал прогулять школьные занятия. Может он, а может и она. Но в назначенный день Петрович с семи часов утра караулил в кустах, росших в метрах сорока от подъезда, как оттуда выходит сначала дед, потом отец с матерью, всю жизнь проработавшие на одном предприятии, а потом и бабка, которая подрабатывала неподалеку и возвращалась домой к обеду, так что надо было укладываться в реальные сроки. Подождав контрольные пятнадцать минут, он взлетел на четвертый этаж хрущевки и позвонил в дверь. Она была в длинной байковой ночнушке с малюсенькими фиолетовыми цветочками по белому фону. Память почему-то хранит незначительные детали. Что же касается главного, то тут Петрович оконфузился. Нырнув под жаркое ватное одеяло, он начал бороться с цветочной байкой, быстро обессилел и сник. Через несколько дней была повторная попытка, и все получилось, но в тот первый раз ему очень не хватало ясных ночных звезд и зарослей крапивы.
“Когда девушка становится женщиной, что-то происходит. И с ней, и с окружающими. Происходит сразу и навсегда. Локтев сидел в остывающей парилке бок-о-бок с Зинкой и остро чувствовал ход времени. Что он может ей предложить. Тайгу, грибы-ягоды, снег-метель-буран, охотничье зимовье или избушку лесника. Он любил это все, да вот вышло по-другому. Локтев нежно и аккуратно, как охотничье ружье, вымыл и насухо вытер Зинку. Она не сопротивлялась, была покорна и только хлопала влажными ресницами. Глаза девушки смотрели в даль, мимо Локтева, мимо банных стен, в пространство. Зинка видела звезды”.
Петрович сцепил пальцы и зажал их между колен. Красиво изложено. Ярко. Дед был писателем и Петрович, будучи внуком, толк в литературных изысках знал сызмальства. Приходившие в семью прозаики и поэты вели долгие беседы о сути творчества, а когда мальчишку отправляли спать, лестно отзывались о его басне про лягушку и кузнечика, после чего Петрович засыпал сном праведника.
Наутро Петрович не проснулся. Похоронили его по-деревенски на кладбище за рекой.
Источник статьи: http://proza.ru/2021/02/14/1113
Петрович пошел в баню
Злая волшебница Ябеда-Корябеда сосредоточенно барабанила по столу пальцами.
— . Чётко все Мурзилка сделал. Комар носа не подточит. Утёр нос агентам. Оставил их с носом. Но ничего. Пусть зарубит себе на носу. — Злая волшебница приостановилась, с тревогой заметив в своей речи обилие «носов», но затем решительно продолжала:— Вот именно, на носу! Пусть зарубит себе на носу, что с Ябедой-Корябе-дой шутки плохи!
Список лазутчиков был под рукой: Трень, Брень, Таратора, Тыр и Пыр («Каких людей теряем!» — вздохнула злая волшебница и вычеркнула разоблачённую парочку), Пётр Петрович, Папье-Маше, Цыц, Брысь, Кыш и Локоть, Солёный.
— Главную роль отведём на этот раз Петру Петровичу.
Лазутчик Пётр Петрович был всем хорошо известен благодаря происшедшему с ним однажды случаю:
Пётр Петрович
Пошел погулять.
Поймал перепёлку,
Пошёл продавать.
Просил полтинник —
Получил подзатыльник,
Просил прощенья —
Получил пачку печенья.
Получив поручение, Пётр Петрович пожал плечами: «Пожалуйста!» Проглотил пельмени, почесал пятку, потёр переносицу. Потом принялся придумывать план. Прошло полчаса. Пётр Петрович просиял, поднял палец: «Придумал! Порядок!» Потом принялся поглощать прекрасные пухлые пельмени, попивая лимонад (это единственное, что он позволял себе на другую букву, потому что очень его любил).
. Утро не предвещало никаких неожиданностей.
В почтовом ящике Мурзилка обнаружил конверт без обратного адреса. Внутри он нашел приглашение:
«Почтеннейше приглашаем посетить представление:
— Вот это кстати, — обрадовался Мурзилка. — Хоть немного отвлекусь от Ябеды-Коря беды, от её тёмных делишек.
Эх, Мурзилка, Мурзилка! Получивподобное приглашение, ты должен был насторожиться.
1. НА ЧТО НЕ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЯ МУРЗИЛКА?
Мурзилка вошёл в зал и остановился в недоумении. Были заняты лишь девять мест в первом ряду. Весь остальной зал был пуст. К Мурзилке подошёл приятный паренёк:
— Понимаете, приглашены почётные персоны. Прочая публика, поклонники потом. Подождут, перебьются, присаживайтесь. — почтительно предложил паренёк.
Мурзилка сел во втором ряду, как раз за девятью ребятами. Концерт должен был вот-вот начаться, а пока сидевшие в первом ряду вели оживлённый разговор.
— Я ужасная театралка, — говорила крайняя слева девчонка своему соседу. — Вчера ходила на «Корневильского цирюльника». Прелесть, просто прелесть! А завтра иду на «Севильские колокола».
— Да, балет — это вещь, — сдержанно согласился сосед.
— А я слыхал, все рвутся на «Лебединое озеро», — делился с сидящим рядом другой мальчишка, в футболке с надписью «Ну, погоди!».
— А лодки там дают напрокат? — поинтересовался тот.
— Про лодки ничего не говорили. Наверное, нет.
— Тогда лучше на речку пойти, — подключился мальчишка в кепке. — Там и водные велосипеды есть.
«Странный для почётных персон разговор», — удивился Мурзилка и стал, заинтересованно разглядывать ребят.
2. ЧТО ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ СТРАМ НЫМ В РАЗГОВОРЕ?
— Значит, отсюда — прямо в консерваторию? — переговаривались двое мальчишек, которые сидели с другого! края.
— Конечно. Там ведь сегодня «Симфонический концерт № 5 для двух скрипок, барабана и оркестра».
— А я сама сочиняю музыку, — похвалилась сидевшая рядом девочка. — Вот и ноты уже написала. Осталось только расставить их в нужные места.
— Уж лучше быть дирижёром, — возразила её соседка. — Стоишь, дирижируешь, а все на тебя смотрят. Если сделать подходящую причёсочку.
«Очень странно, — снова подумал Мурзилка. — Конечно, это ещё ни о чём не говорит, но всё же подозрительно».
3. ЧТО ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМ?
Мурзилка взглянул на приглашение, которое всё это время крутил в руках, и ужаснулся: «Растяпа! Так глупо угодить в ловушку!»
Раздались аплодисменты, и на сцене появился Пётр Петрович.
Диковинно одевалось племя, откуда был он родом. Не из банановых или там пальмовых листьев носили они набедренные повязки. Зелёный лук был у них в моде. Полуботинки на толстой подошве носили удивительные папуасы. И уж совсем небывалое кольцо имели они в носу — обильно посыпанный маком бублик. За шесть копеек.
Но не это занимало сейчас Мурзилку. Он лихорадочно искал выход. Взгляд его упал на кресло сидящего передним лазутчика.
«Сиденье может опускаться и подыматься, — обнаружил Мурзилка. — Значит, если резко нажать на край, который высовывается, другой так же резко поднимется. Как в цирке, когда на один конец качелей прыгают два акробата. »
— Популярная папуасская песня «Печаль павлина погубила»! — провозгласил Пётр Петрович.
И в это же время в воздух одни за другим взвились девять агентов злой волшебницы, на мгновение зависли в высшей точке и по дуге опустились на балкон бельэтажа.
— Предательство! Пропали! Полундра! — панически прокричал, причитая, Пётр Петрович. Потом прыгнул, пригнулся, побежал подпрыгивая по партеру. Поскользнулся, перевернулся,
плюхнулся, потеряв полуботинки. Подумал: «Пусть!» По-пластунски потихоньку пополз по полу. Плутовато прикинул: «Прорвёмся!» Подкравшись, попытался проскочить мимо Мурзилки.
Но не тут-то было. Крепко схватил его Мурзилка за руку.
— О-о-о! — в ужасе закричал лазутчик, и, видно, что-то сдвинулось, перемешалось в нем. Ибо навсегда покинула его путеводная буква П.
Но её место пустовало недолго. Это стало ясно, как только агент открыл рот:
— Отпусти! Обалдел? Отцепись, олух!
Так был задержан ещё один лазутчик злой волшебницы. Агентам же, приземлившимся в бельэтаже, удалось бежать. Бежали они при этом удивительно быстро, каким-то непостижимым образом совсем не касаясь земли. Может, ноги у них работали наподобие пропеллера?
. Так что же стало с троицей агентов, которые были разоблачены Мурзилкой? Узнать об этом было поручено лазутчице по кличке Таратора.
Тыр, Пыр и Пётр Петрович были зачислены в класс, где учились Витя Сидоров и Митя Семёркин. В этот день школьники проводили «Утренник загадок».
Таратора прокралась в школу, но в зал войти побоялась. В коридоре было слышно плохо, но то, что удалось разобрать, привело лазутчицу в сильнейшее волнение. Сразу после «Утренника» она связалась с Ябедой-Корябедой.
— Удалось кое-что узнать о судьбе провалившихся агентов. Вот что сделали с Тыр:
Красная девица
Сидит в темнице,
А коса на улице.
— Отрезали, значит, косу-то. И на улицу выбросили, — хмыкнула злая волшебница.
— А вот что сделали с Пыр, — продолжала Таратора.
Скручен,
Связан,
По полу скачет.
— Кошмар! — огорчилась Ябеда-Ко-рябеда.
— Но особенно необычна судьба Петра Петровича:
В брюхе — баня,
В носу — решето,
Всего одна рука,
И та — на спине.
4. ЧТО ОЗНАЧАЕТ УСЛЫШАННОЕ ТАРАТОРОЙ?
На самом же деле школьная жизнь бывших лазутчиков сложилась без подобных приключений.
Агенты Тыр и Пыр, например, совсем освоились к тому времени в школе. Особенно нравились Тыр и Пыр уроки труда. А в работе на сверлильном станке они достигли такого совершенства, что успевали просверлить по восемь отверстий, пока другие ребята делали только одно. Сделанный же Тыр и Пыр дуршлаг был показан на школьной выставке.
Постепенно стал пользоваться авторитетом у школьников и Пётр Петрович (кстати, оказалось, что «Петрович» — его фамилия).
Источник статьи: http://kindergarden.ykt.ru/books/agents1081.html
