Рву тру пну гну ржу лаю бим бом сам хам

Рву тру пну гну ржу лаю бим бом сам хам

— Пой, Иванушка, — улыбаясь, шепчет Алена. — Как легко мне… как спокойно… как радостно…

Мягко искрятся сугробы за окном, спит заснеженный, вольно раскинувшийся старинный город, звучит тихая песня.

Две фигуры у подъезда разом подняли головы и прислушались.

— Он что, чокнутый?! — растерянно спросила фигура повыше.

— Что влюбленный, что чокнутый — для медицины безразлично, — ответила вторая, более округлая фигура. — А вот радикулит или пневмония — это нам с тобой на выбор после такой ночки…

Еще звучит мелодия песни, и лунный свет в комнате еще не раскрыл реальных очертаний предметов.

— Поцелуй меня, — просит Иван, ближе склоняясь к Алене.

— Да, да, — шепчет она и тянется к нему руками. — Сейчас, может быть… Да… Только пой мне, прошу тебя…

И снова, повтором, звучит припев.

Сатанеев в лыжной куртке с низко надвинутым капюшоном, осторожно перешагнул порог свой квартиры и… шарахнулся. Прямо перед ним на лестнице, занеся лапу, замер черный кот Киврина.

— Брысь! — прошипел зам по общим вопросам. — Брысь, поганая!

Алена, улыбаясь с закрытыми глазами, положила руки на плечи Ивана. Их губы сближаются и вот-вот сомкнутся.

Сатанеев вделал неловкое движение. Кот вскочил. Дверь оглушительно хлопнула. Сатанеев, опережая кота, пулей помчался по лестнице вниз. Кот с отвратительным мявом рванул вверх.

Мимо Коврова и Брыля проскочила черная фигура. Она шарахнулась за ближайшее дерево.

Алена разом отпрянула от Ивана и открыла глаза.

— Ой! Вы кто?! — Она села в постели, одной рукой оттолкнула Ивана, другой резко натянула на грудь одеяло. — Как вы сюда попали?

— Аленушка, — схватив конец одеяла, воскликнул Иван.

— Прочь руки! — взвизгнула, окончательно проснувшись, Алена и, вцепившись в одеяло обеими руками, толкнула Ивана ногой.

Он рухнул на пол и забормотал, торопясь подняться:

— Подожди… Вспомни… Я ж твой Иванушка… Ты ж должна меня поцеловать…

— Что?! — Алена, гневная и возмущенная, вскочила с постели, забыв про одеяло. — Вон отсюда!

Иван, тоже успевший вскочить, остолбенел при виде ее гнева и едва прикрытой наготы.

— Прочь! — наступала Алена. — Чтоб духу твоего здесь не было, дрянной мальчишка!

— Дай объяснить… Дай ты мне хоть слово сказать…

— Убирайся, пока я не превратила тебя в насекомое! — кричит Алена, поднимая руки.

Иванушка, размахивая руками, с бешеной скоростью устремился спиной вперед, чудом отворил входную дверь.

Вторая фигура промелькнула мимо Коврова и Брыля.

— Ничего не понимаю, — признался Ковров.

Поднявшаяся буря понесла Ивана по пустой улице, закружила на поворотах, не давая остановиться. Пролетев в вихре колдовского бурана, Иван рухнул в снег среди припаркованных машин. Ветер, словно по мановению, сразу прекратился. Вновь наступила тихая зимняя ночь, освещенная мирной луной. Иван протер глаза. Номера у машин вокруг были, естественно, разные, но что-то их объединяло. Приглядевшись, он увидел: «МНУ», «ГНУ», «ПНУ», «РВУ», «ТРУ», «РЖУ», «ЛАЮ».[20] Рядом стояли «БИМ» и «БОМ», а также «САМ» и «ХАМ». А за стоянкой возвышалось темное здание НУИНУ.

— Вот вы, значит, какие здесь чародеи, изобретатели волшебных палочек, — закипая гневом, обратился к заснеженным машинам Иван. — Ну, ничего! Я вам покажу, как чужих невест заколдовывать!

Он погрозил зданию кулаком.

— Значит, так. Видеть цель — ларец на седьмом этаже в кабинете директора. Верить в себя — этого у меня сейчас хоть отбавляй. Не видеть препятствий — чихать я хотел на все препятствия!

Разбежавшись, он врезался в стену НУИНУ и… исчез в здании. Только человеческий силуэт еще несколько секунд теплился на бетонной панели.

Почти одновременно в здание института вошел Сатанеев, но менее трудоемким способом. У вертящихся турникетов в вестибюле его встретили два мрачных ифрита с саблями наголо и разом спросили сиплыми голосами:

— План по валу! — глухо отозвался Сатанеев из-под капюшона.

— Вал по плану, — хором сказали ифриты, убирая сабли. — Проходи.

Алена, все еще в возбуждении, расхаживает по квартире, выходит в коридор, тщательно осматривает входную дверь.

— Интересно, как он сумел проникнуть? Неужели девчонки? Вряд ли… Не такие они все-таки дуры… Разве что дверь могли по разгильдяйству не запереть… Как же он отважился… этот Пухов… Что это — наглость или действительно…

«ЛАЮ» можно идентифицировать как латвийский номер советских времен. Помнится, в какой-то западной газете была фотография автомобиля с номером серии «ЛАГ» и припиской: вот, мол, машина охраны лагерей… — В. Д.

Источник статьи: http://www.rulit.me/books/neizvestnye-strugackie-ot-ponedelnika-do-obitaemogo-ostrova-chernoviki-rukopisi-varianty-read-563232-52.html

Из широких штанин (ч.1)

Мода на советское из тематических ресторанов и официальных трибун плавно переселяется в театры. Советская драматургия появилась на афишах, не музейных, а свежеотпечатанных. «Советская» в данном случае эпитет сугубо хронологический, без оттенка ностальгии или недовольства. Впрочем, иногда ставка делается как раз на «славное прошлое» и тоску по нему. Спектакль «Дорога цветов» в московском драматическом театре «АпАРТе» определенно был вымощен благими намерениями…

Театральный дом «Старый Арбат», в котором играют спектакль, приписанный к театру «АпАРТе», — место полуподвальное, но уютное. Каждый «пятачок» пространства освоен и обжит. Вход в зрительный зал совпадает с входом на сцену, что, с одной стороны, оригинально (зрителей сразу же вовлекают в спектакль, позволяют взглянуть на декорации с «обратной» стороны), а, с другой, — делает уход из зала во время спектакля невозможным. На спектакле «Дорога цветов» табличка «выход», маячившая на сцене, смотрелась спасительно и недостижимо одновременно. Безвыходность положения усугубили многочисленные «выходы» актеров и режиссерские «выходки» с пьесой Валентина Катаева.

«Дорога цветов», вынесенная в название, к театру Кабуки отношения не имеет. После успеха кинокомедии «Каникулы строгого режима» с Сергеем Безруковым и Дмитрием Дюжевым, пресловутая «ханамити» (дорога цветов) стала известна самой широкой аудитории. Дорогой цветов в японском театре называется помост, идущий от сцены через партер вглубь зрительного зала. В спектакле режиссера Татьяны Архипцовой тоже задействован проход между креслами в зал, актеры всячески стремятся заигрывать с публикой, уделяя этому больше внимания, нежели собственно игре, но этим отсылки к Японии исчерпываются. «Дорога цветов», написанная в 1933 году, имела довольно широкое распространение на театральной карте Советского Союза. Главный герой — популярный лектор Завьялов, как сказали бы сегодня, футуролог, проповедующий о человеке будущего, свободном от всяческих предрассудков вроде семьи, брака и прочих привязанностей. Собственным примером он демонстрирует «новую мораль» свободы чувств и передвижения: путешествует по Москве налегке из квартиры в квартиру, от жены к любовнице, от любовницы к поклоннице и обратно к жене, уже чужой. Нехитрый сюжет полон юмора на тему советской жизни образца тридцатых годов с дефицитными товарами, грубостью в трамваях и сверке людей и событий по свежему выпуску «Правды».

Согласно программке, «действие происходит в Москве давным-давно». Вот и поет хор артистов, одетых в «мешки», головные уборы и очки летчиков, про прошлое с рифмой «хорошее». Здесь вообще многое в рифму, ведь пьеса В.Катаева переложена на стихи Ю.Кима с рифмами наподобие «там-хам-хлам». Вспомнился почему-то старый фильм (правда, пьесе он годится в сыновья) «Чародеи», в одном из эпизодов в нем аналогичным образом рифмовали буквы в номерах автомобилей: «рву-тру-пну-гну-ржу-лаю-бим-бом-сам-хам». Песни и служат, как сказано в пресс-релизе спектакля, размещенном на сайте театра, его «эмоциональной арматурой». Инсценировка спектакля не знала ножниц, а режиссер, кажется, с благоговением отнеслась к обоим авторам спектакля (классику и современнику), потому действо раздулось до трех часов (для желающих покинуть зал, — с одним антрактом). Паузы в спектакле сплошь музыкальные (композитор Олег Трояновский), да и текст читают без спешки, с театральным (читай утрированным) чувством, толком и расстановкой. Впрочем, что до толка, то по окончании спектакля трудно было взять в толк, к чему сегодня понадобилось это путешествие назад в 30-е. Пьеса В.Катаева написана бойко, остроумно, по канонам своего времени, которое, к счастью, или, к сожалению, но прошло. В ней интересны мечты о будущем, потому спектакль, поставленный по ней сегодня, мог бы стать примечательным как раз в плане проверки прогнозов. Чеховские «через двести, триста лет» еще не истекли, а потому у нас в запасе есть несколько десятилетий на мечтания о «невообразимо прекрасной» жизни на земле. Катаев не заглядывал так далеко, надеясь, как и Маяковский, что «через четыре года здесь будет город-сад». Пятилетка одна, другая, третья, и вот дорога цветов оказалась выстлана кадками с мертвыми цветами и кустарниками, которыми озеленили Москву в последние годы. Но нет в спектакле привязки к современности, как бы не старались связать сцену и зал бельевыми веревками с развешенными на них рубашками и простынями. Время выдает разве что обувь, которая у персонажей явно «не ко времени»: от «дефицитных» кроссовок до китайских лаковых «лодочек». Собственно, внешний вид спектакля, как и его персонажей, вызывает, по меньшей мере, вопросы: сцена заставлена и пестрит приметами советского времени от граненых стаканов до металлических тазов. Огромная труба, протянутая над сценой, тоже воспринимается как часть замысла художников (Александр Петров, Татьяна Грознова); в этой эклектике, составленной, кажется, из подручных кусков и предметов, все сочетается со всем, советский человек — бывалый, ему не привыкать. Или просто дело труба?

По мере развития действия к обстановке прибавляются картонные пальмы, свитер с оленями и груда откровенного хлама, которая своим количеством видимо должна убедить зрителя в документальном подходе к тексту. Стилизации не выходит, потому что в спектакле нет единого, выдержанного стиля. А ведь было у него яркое и убедительное по смыслу художественное решение. В этом убеждаешься, глядя на простую, но стильную программку-листовку и афишу спектакля, на которой изображена взорвавшаяся лампочка, из которой вырастает атлант, титан, будущий советский человек.

Светили одинокие грязные лампочки над сценой и зрителями. Казалось, что они перегорели: спектакль начался в темноте, которая длилась довольно долго. Актеры, вышедшие на сцену, держали паузу, зато зрители, перешептываясь и хихикая, пытались разговорить актеров. Многие включили фонарики мобильных телефонов, обнаруживая себя в темноте, другие выкрикивали: «Ничего, мы подождем», третьи обращались к артистам: «Может, поговорим?». Казалось, эти минуты тишины в темноте были призваны расшевелить публику (как в спектакле МХТ им.А.Чехова «Сказка о том, что мы можем, а чего нет»). Не успел критик отметить в блокноте необычность режиссерского замысла, как унылый голос помрежа объявил: «Извините, у нас технические неполадки». Актеры покинули сцену под чей-то разочарованный вопрос: «Куда вы, артисты?» и стало обидно, что никто из команды спектакля не догадался ни обыграть, ни придать смысл подобному «замыканию». На команду помрежа: «Дубль два» актеры послушно вышли на сцену, загорелся свет, но спектакль не задался…

На заднике сцены сиял красный (спектакль ведь про «красных», да и пьеса была напечатана в журнале «Красная новь») лоскут, на фоне которого вырастала фигура монумента, не привычный сильный торс, но не менее впечатляющий низ. Да-да, от типового памятника советской поры в декорации спектакля поместилась только половинка, может быть и лучшая, ведь на фоне «шагающих штанов» была видна и сильная рука, крепко сжимавшая не маузер, но книгу. По замыслу, вероятно, человек новой формации должен был значительно перерасти своих предков (а может быть это просто иллюстрация к «Грядущему Хаму»?). Про главного героя спектакля Завьялова (Сергей Климов) так и говорят, что он «личность, переросшая среду», эдаким «переростком» он и расхаживает по сцене весь спектакль.

«Хор Людей Будущего» то и дело обращается к «уважаемым современникам… наших дней пленникам», а на сцене разыгрывают семейную историю о свободных отношениях супругов. «— Семьи не будет. — А что же будет? Как же тогда люди будут, пардон, размножаться? — Можно размножаться без семьи. — Но любовь?! — Семья — могила любви». Но подобных словесных игр на весь спектакль не предусмотрено, вот и приходится восполнять их недостаток песнями, сложенными, как и декорация спектакля, «из того, что было»: «Раз словечко, два словечко — будет песенка!». Тем и присутствие Хора (согласно сайту театра, только с заглавной буквы) оправдывается. Он, по мысли режиссера, должен напомнить публике полотна супрематиста Казимира Малевича и никак не меньше. Вероятно и красный задник сцены навеян «Красным квадратом» того же автора… Как бы то ни было, но не из греческой и не из трагедии родом этот хор сбитых летчиков. Выведен он на сцену лишь потому, что каждому известно: «припевать лучше хором».

Источник статьи: http://echo.msk.ru/blog/emiliya_dementsova/1313478-echo/

Какие символы зашифрованы в номерах автомобилей в фильмах Леонида Гайдая

Ушедшая советская эпоха оставила много секретов. Пасхалки, зашифрованные в легендарных фильмах Леонида Гайдая, сегодня напоминают нам об интересных фактах прошлого века. Присмотревшись к деталям на экране, внимательный зритель может разгадать загадки великого режиссера.

Тайна автомобильного номера

Леонид Гайдай был мастером тайных посланий и использовал для этого любую возможность. Вероятно, поэтому его фильмы стали еще смешнее, а для простого зрителя — ближе и понятнее.

Фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» состоит из нескольких новелл, казалось бы, не связанных между собой сюжетами. Все помнят, как герой Вицина спрашивает в 3 часа ночи: «Как пройти в библиотеку?». Вопрос вызывает улыбку своей несуразностью, но в истории про сдачу экзаменов на двери университетской библиотеки можно увидеть табличку с часами работы: с 3-00 до 18-00.

Иногда Гайдай позволяет себе намеки на высказывания высших руководителей страны, обсуждать которые напрямую опасались. В новелле «Напарник» поведение и речи прораба по перевоспитанию Феди многим зрителям напомнили «шапкозакидательские» выступления Н. С. Хрущева.

Конечно, очень трудно сейчас заметить все эти шутки и скрытые намеки исторического периода 60-х годов прошлого столетия. Некоторые из них обнаружить и понять без подсказок практически невозможно.

Вспомним хотя бы странные числа автомобильных номеров в фильмах «Бриллиантовая рука» и «Операция «Ы». ». В эпизоде, когда Горбункова увозит бандит на автомобиле, номер машины очень остроумный — «28-70 ОГО».

Для того чтобы понять смысл шутки, надо вспомнить историю нашей страны. 1 января 1961 года в СССР произошла денежная реформа — была проведена деноминация рубля.

Старые деньги («сталинки») менялись на новые («хрущевки») в соотношении 10:1. Таким образом цены уменьшились в 10 раз, в том числе и на водку. «Московская» стала стоить 2,87 руб. за пол-литра вместо 28 руб. 70 коп.

Такое изменение мало кого оставило равнодушным. Поэтому номер автомобиля именно такой «28-70 ОГО». Исследователи анализируют и сами буквы. По их мнению, номер относился к Оренбургской области. Однако последняя используемая в то время буква была только Е. Скорее всего, это «ОГО» имеет исключительно эмоциональное содержание, передающее отношение авторов фильма и населения к изменившимся ценам.

А в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» (1973 г) известная фраза Жоржа Милославского – «Добавочный три шестьдесят две» — намекает зрителю на повышение цены на популярный спиртной напиток. В мае 1972 года вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма», а водка подорожала и стала стоить 3 руб. 62 коп.

Автомобильный номер на «моргуновке»

В «Операции «Ы». » Трус, Балбес и Бывалый передвигались на инвалидной мотоколяске с номером «СМЗ С-3А», которую после выхода фильма так и прозвали «моргуновкой» по фамилии известного артиста, сыгравшего Бывалого.

Но первоначальный номерной знак на «инвалидке» был «ББТ 75-21». В буквах зашифрована аббревиатура имен героев — Бывалого, Балбеса, Труса, а вот в цифрах снова «алкогольный» намек. В 1965 году бутылка вина объемом 0,75 л стоила 2,10 рубля.

В процессе действий кинокартины с номером происходит не менее интересная метаморфоза. Перед тем, как троица отправляется «на дело», герой Никулина прикрепляет новый номерной знак — «Д 1-01». Комичность эпизода заключается в том, что такие номера устанавливали только на дипломатических транспортных средствах и они давали им неприкосновенность. Конечно, это сочетание выглядит нелепо на машине такой марки, размера и вида.

Возможно, далеко не все скрытые послания мы сейчас в состоянии расшифровать, но попытаться стоит. Достаточно быть внимательным к деталям и немного интересоваться историей.

Источник статьи: http://oxvo.ru/kakie-simvoly-zashifrovany-v-nomerakh-avtomobiley-v-filmakh-leonida-gaydaya/

Читайте также:  Выкройка колпака для бани
Оцените статью
Про баню