Online812
В Санкт-Петербурге
февраль, 15, 2021 год
-10 °C
Стоит ли идти на «Баню» на Новой сцене Александринского театра
17/02/2017
Пока остальные российские театры потихоньку начинают готовиться к столетию Октябрьской революции, Новая сцена Александринки, как и положено записным новаторам, работает с опережением графика. На повестке дня там 2030 год – сто лет со дня гибели Владимира Маяковского, юбилей премьеры его пьесы «Баня» в постановке Всеволода Мейерхольда в ГосТиМе.
Г од, когда, согласно сюжету той самой «Бани», из светлого будущего в Москву 1930 года была командирована Фосфорическая женщина, чтобы препроводить наиболее достойных членов общества прямиком в коммунистическое завтра.
Все в «Бане» крутится вокруг изобретения талантливым молодым инженером Чудаковым машины времени, благодаря которой «люди смогут вылазить из дней, как пассажиры из трамваев и автобусов». И хотя сама машина на Новой сцене так и не появится (ее заменит пустое пространство, свет, суетящиеся вокруг техники в свиноподобных намордниках и зрительское воображение), но сомнений нет никаких: работает машина, товарищи! Не иначе как из нее к зрителям александринской премьеры выходят ответственные работники и несгибаемые партийцы 30-х годов под руководством самого «главначпупса» товарища Победоносикова (Виталий Коваленко).
Шкафообразные пальто, смушковые воротники, шапки пирожком, самодовольные интонации и прозрачные рыбьи глаза в ассортименте. Высокая комиссия должна осуществить приемку нового спектакля. Тут никакого «глумления над классикой» или попытки актуализировать смыслы старой пьесы – именно так у Маяковского и написано (в третьем акте). Режиссер (Дмитрий Лысенков) мечется, пытаясь «протащить» спектакль и не раздражить начальство (кажется, ничто так не роднит современную Александринку с театром Мейерхольда, как профиль артиста Лысенкова).
В прологе на сцене появляется сам автор – Владимир Маяковский. В виде гигантской тростевой куклы с огромными грустными глазами: «Какими Голиафами я зачат, такой большой и такой ненужный?» Великан Маяковский страдает, во всю мощь «агитатора, горлана-главаря» ругает Лилю Брик и Веронику Витольдовну Полонскую суками, стреляет из пистолета – но своевольная пуля делает в воздухе пируэт и попадает в висок поэта. Все это красиво, печально и никакого продолжения – кроме, разве что, общего настроения, полного лютой тоски и скрытой тревоги, – в спектакле не получит.
Дело инженера Чудакова не пропало: Новая сцена Александринки щеголяет мобильными конструкциями, распадаясь на отдельные кубы, организуя глубокие провалы и движущиеся постаменты (режиссер Николай Рощин является и автором сценографии). В этом насквозь механизированном «черном кабинете» совершается действие, куда более мрачное, чем у Маяковского. Рощин уравнивает в моральных правах непримиримых антагонистов: молодые рабочие, комсомольцы и энтузиасты, ему ничуть не милее, чем туповатые чиновники, бюрократы и хапуги. И те и другие – винтики одной машины (в данном случае буквально), неодушевленные детали технического и социального прогресса. Гвозди бы делать из этих людей.
Никакого «комсомольского задора» в этих «гвоздях» нет и в помине – комсомольцы 30-го года начитывают свой текст, надрывая связки и чеканя ритм, но грохочущий пафос их речей столь же темен и абстрактен, как и в предыдущем спектакле Рощина – сказочном «Вороне» по Карло Гоцци. Поэзия «рычит» как бы сама по себе, без видимой мотивации, не нуждаясь в оправданиях. А это именно поэзия, тут не спутаешь: «С моей машиной ты можешь взвихрить растянутые тягучие годы горя, втянуть голову в плечи, и над тобой, не задевая и не раня, сто раз в минуту будет проноситься снаряд солнца, приканчивая черные дни».
Рощин «расчеловечивает» положительных персонажей, но взамен возвращает тексту Маяковского жар заклинания, чудовищного предвидения, заставляя вдруг расслышать в знакомом тексте сюрреалистические пассажи Виткевича.
Но «Баня», собственно, славится не поэзией, а убийственной сатирой. Бюрократам во главе с лиричным Виталием Коваленко и монументальным Виктором Смирновым в этом спектакле оставлена даже некоторая теплота, какая-то ностальгическая нежность, как сказали бы в былые годы, «добрая лукавинка». В конце концов, это ведь идейные борцы за светлое будущее требуют непременно «снарядов солнца» и прочих опасных в быту вещей, чиновники же хотят всего лишь в отпуск с секретаршей и чтобы в театре им непременно «сделали красиво».
«Разговор с начальником учреждения об искусстве» – это неотразимая сцена. Пантомима «Труд и капитал актеров напитал», пародия на агитационную самодеятельность («Капитал, подтанцовывайте налево с видом Второго интернационала!»), исполняется артистами, одетыми в прозодежду из мейерхольдовского спектакля, с приличествующим случаю пылким идиотизмом. Но машина времени работает бесперебойно – и кажется, что все эти танцующие «щупальца империализма», пародируют не столько давно почившие «нравоучительно-пластические» затеи, сколько супермодные сегодня спектакли Максима Диденко.
В александринской «Бане» ожидание светлого будущего, куда, разумеется, возьмут хороших рабочих и не возьмут плохих чиновников, как и положено, затягивается. Но когда Фосфорическая женщина (оглушительная особа в красном костюмчике 70-х годов и с коробкой на голове) все-таки дает старт машине времени, то машина, унеся счастливчиков и оставив разочарованных бюрократов, быстро возвращается. И это не сбой механизма, а основа его устройства – Николай Рощин не в силах скрыть этот историко-научный факт от публики, поэтому ему приходится придумывать еще один финал, совсем короткий. Из машины времени появляются уже побывавшие в светлом будущем герои – от бодрых комсомольцев и симпатичных «пишбарышень» остались инвалиды-обрубки, все – в лагерных робах, еле передвигают ноги. «Мы уж лучше с вами», – невнятно мычат доходяги оторопевшим чиновникам. Но публика в зале уже знает, что это «лучше» продлится совсем недолго, а еще догадывается, что машина времени на самом деле похожа на карусель .
Источник статьи: http://online812.ru/2017/02/17/003/
«Баня» в Александринке: читая Маяковского 90 лет спустя (рецензия)
Спектакль по одному из последних произведений великого поэта оказался на удивление смешным и злободневным
На Новой сцене Александринского театра показали премьеру «Бани», сатирической пьесы Владимира Маяковского, написанной им в 1930-м, незадолго до гибели. В последние годы «Баню» практически не ставили, видимо посчитав ее неактуальной, да и творчество самого певца революции как-то тихо стали забывать. Премьера в Александринке показала, что Маяковского еще рано «сбрасывать с парохода современности». Мало того — он явно находится у штурвала этого парохода, везущего в «светлое будущее» все те пороки, от которых, по мнению поэта, в XXI веке давно должны были избавиться.
Авангард в квадрате
Как уже сообщал «Интересант», поставил спектакль новый главный режиссер Александринского театра Николай Рощин, который стал в своей первой работе в новом статусе еще и сценографом, и автором сценической редакции текста. То есть ему был дан карт-бланш, которым он и воспользовался. Благодаря чему мы наконец увидели все технические возможности Новой сцены, до этого в полном объеме демонстрировавшиеся, пожалуй, только на ее открытии. В «Бане» все чудеса современной театральной машинерии налицо. К тому же сам Маяковский обещал пьесу «с цирком и фейерверком», так что Новая сцена подходит для этой постановки как никакая другая.
Хотя решение поставить именно «Баню» и именно в авангардном ключе было рискованным. В пьесе слишком много устаревшего и в то же время слишком много авангардного. Устаревшее пришлось удалять, а авангардное ставить так, чтобы «авангард в квадрате», как назвал его Рощин, не заслонил содержание. Риск оказался оправданным. Спектакль получился и современным, и злободневным. Ведь бюрократия, чиновничье пустословие и чванство, которые высмеивал Маяковский, сегодня цветут таким буйным цветом, что ему и в страшных снах не могло присниться.
Бюрократический фейерверк
Поэтому все происходящее на сцене получает живой отклик в зале. Тем более что публика и актеры не сильно разделены. Общий вход в зал, зрительные ряды стоят прямо на сцене, сбоку маленький оркестрик, по периметру — разделенные стеклянными перегородками, как в современных офисах, рабочие места, за которыми сидят служащие.
Спектакль вроде бы уже начался, а вроде и нет. Когда к зрителям выходит Дмитрий Лысенков, играющий режиссера, и сообщает, что спектакль отменен, так как ждут комиссию, многие принимают его слова всерьез. И вот гудки автомобилей за окнами — тут «заиграла» задняя стена, представляющая собой стеклянные двери, ведущие на настоящую улицу, — комиссия прибыла.
Двери распахиваются, процессия из людей в черных пальто с каракулевыми воротниками и в шапках-пирожках, напоминающая заход членов Политбюро на стену Мавзолея во время советских праздников, входит и занимает свободные места в первом ряду. Именно этой комиссии режиссер должен представить свой спектакль — об изобретателе машины времени Чудакове (Тихон Жизневский) и его коллегах, сталкивающихся с бюрократическими препонами в лице некоего Управления по согласованию во главе с его начальником Победоносиковым — сокращенно главначпупсом. Исполняет эту роль Виталий Коваленко, и его главначпупс просто собирательный образ «главначпупсов» всех времен — и внешность, и манера поведения, и разговоры, каждый с таким хоть раз в жизни да сталкивался.
Разговоры членов приемной комиссии — это вообще обещанный Маяковским «фейерверк». Общие фразы, плавно перетекающие одна в другую, абсолютно бессмысленные, но создающие иллюзию многозначительности. Вот Иван Иванович (Виктор Смирнов) все рвется кому-то позвонить, рассказывает, что был в Англии, где «одни англичане», и в Швейцарии, где «одни швейцарцы», и готов поддержать любой начальственный призыв. «Лизнуть сапожок» начальнику — вот главная задача всех работников управления и даже рисующего портрет Победоносикова художника Бельведонского (Степан Балакшин). Естественно, члены приемной комиссии видят в спектакле намек на себя и требуют все переделать — «сделайте нам красиво, как в Большом театре». И режиссер быстренько вставляет в постановку «пластические этюды» с танцующим капиталом и скидывающими его рабочими. Шикарная и очень смешная сцена, практически документально повторяющая те живые пирамиды из рабочих и крестьян, которыми так увлекались на заре советского государства.
Комиссия довольна. Спектакль принят.
Назад, в прошлое
Финал его, когда прибывшая на машине будущего из 2030 года фосфорическая женщина (Елена Вожакина) забирает с собой Чудакова со товарищи в коммунистическое завтра, но оставляет бюрократов, которым там нет места, придумал наивный Маяковский.
Реалистичный Рощин его несколько переделал, и в конце концов «отбывшие в коммунизм», измученные и в арестантских робах, падают обратно в объятия Победоносикова с воплями и просьбами забрать их из будущего в настоящее. Бюрократия оказалась гуманнее «коммунизма» XXI века.
Такая вот история, которая, несмотря на то что обросла современными техническими наворотами, не слишком изменилась со времен Маяковского. И поэт, наверное, этому бы очень удивился, но в то же время и порадовался, как талантливо и с какой фантазией ее поставили люди, живущие уже практически в том самом 2030-м. Где, как выяснилось, по-прежнему смеются над тем, над чем смеялись сто лет назад. Только, к сожалению, смеясь, не расстаются со своими недостатками.
Анна ВЕТЛИНСКАЯ,
интернет-журнал «Интересант»
Источник статьи: http://www.interessant.ru/culture/bania-v-alieksandrinkie
Рецензия на баня маяковского
- По дате
- По рейтингу пользователя
- По рейтингу рецензии
Стилизацию советского авангарда для разнообразия можно было посмотреть, но не более того. Кратковременное появление Дмитрия Лысенкова в роли Режиссера взбадривало, но ненадолго.
Скажу честно, есть режиссеры, которых я заочно (по нескольким их постановкам) уважаю и люблю, чтобы они не вытворяли на сцене и какое бы произведение не брали в работу. Если уж пал на них выбор, то надо просто довериться всему происходящему на сцене без оглядки. Да, именно так: зритель должен отдать режиссеру самое ценное, что у него есть — себя «от и до», а дальше остается только уповать на чистоплотность художника.
Одним из таких творцов когда-то для меня стал и по сей день остается главный режиссер Александринского театра — Николай Рощин. Он — бесспорный новатор и смельчак в театральной среде. То, что делает Рощин на сцене, пока не делает никто из известных мне прославленных театральных корифеев. Его работы видны сразу, почерк считывается безошибочно. Надо сказать, что Рощин мало работает (по крайней мере, в Александринском театре) с традиционной классикой. Ему в ней явно тесно: «Старая женщина высиживает» по пьесе Т. Ружевича, «Ворон» итальянского сказочника Гоцци, фантастическая повесть Кирилла Фокина»Сегодня. 2016″, «Баня» Маяковского. Согласитесь, не совсем традиционный репертуар.
О спектакле.Я не могу назвать сатирическую пьесу Маяковского лучшим из того, что мне приходилось читать. И именно поэтому я не могу не дать карт — бланш Николаю Рощину, даже при том, что, на мой взгляд, постановка «Бани» является откровенной ошибкой. Само по себе произведение трудное для восприятия зрителем, не говоря уж о том, что откровенно позевываешь при прочтении. Но если абстрагироваться от текстов и от смыслов, с которыми все уже давно смирились (бюрократия, вседозволенность и глупость верхов), то Рощин вновь ставит самому себе и зрителю высокую планку и успешно берет ее. Чего стоят одни только декорации: сцена по бокам уставлена «будками» для телеграфистов, музыкальный уголок (пианино+труба), напоминающий кабаре где-то на Монмартре, и огромная кукла Маяковского, стреляющая со словами «сука» сначала в Лилю Брик, а затем — в Веронику Полонскую (кстати, пуля вернется к Маяковскому и принесет с собой смерть), кресло Победоносикова, которое ездит по рельсам словно трамвай (очень классная находка, потому что именно в этот самый момент Победоносиков диктует машинистке речь по случаю открытия новой трамвайной линии), и трансформации сцены, которая благодаря высоким технологиям позволяет натурально возвышать или принижать говорящих. Ну и нельзя не отметить прием «пьеса в пьесе», когда режиссер (Дмитрий Лысенков) в самом начале пути предлагает зрителю набраться терпения и подождать приемную комиссию, которая будет оценивать выпускной спектакль. Окна Новой сцены открываются и прямо с улицы в театр заходят люди в черном. Надо сказать, что январский мороз и свет луны за окном добавляют постановке нужный шарм. Новопришедшие усаживаются в первый ряд партера, откуда позже будут выходить по одному для участия в разворачивающейся на их глазах постановке с участием машины времени.
Вот так режиссер Рощин вернул публике на 2,5 часа канувший в лету СССР 30-х годов.
Хочется отметить потрясающую игру Виталия Коваленко (Победоносиков), Сергея Мардаря (Иван Иванович), Игоря Мосюка (Товарищ Оптимистенко), Тихона Жизневского (Товарищ Чудаков), Ивана Ефремова (Товарищ Велосипедкин) и Дмитрия Лысенкова (режиссер).
Источник статьи: http://www.afisha.ru/performance/190190/reviews/
