БАНЯ деревенские рассказы
Суббота. Каждую субботу Степан Иванович топил баню. Весь день управлялся по хозяйству, помогал жене. Сегодня с утра почистил в клетках у нутрий, навоз аккуратно сложил в кучу. Получился красивый конус.
Зимой темнеет рано, поэтому Степан Иванович затопил баньку пораньше, прибрался в комнате отдыха, пополнил красивую бутылку самогоном, приготовил трёхлитровую банку вина и, конечно же, свои фирменные огурчики.
Погода тоже не подвела, очень кстати пошёл снег, а к вечеру опустился лёгкий морозец.
Придёт завсегдатай и любитель баньки, Петр Иванович – он единственный друг, с кем можно крепко попариться, выпить, да и поговорить по душам.
Ну, вот банька готова. Первой в баню, Степан Иванович отправил свою жену, Любашу, пусть попарится и идёт в дом, отдыхать, а то вечно всю беседу испортит. Ни крепкого слова не скажи при ней, ни выпей, да и вообще — нечего ей делать в мужской компании.
А вот и Петро Иванович пришёл. – Заходи Петя, Любаша моя только что пошла в дом.
— А ты что же с ней не ходишь в парную? Боишься, соблазнит? – улыбнулся Петр Иванович.
— Да шо ты, какой там соблазнит? Была бы девка лет эдак двадцати, тогда другое дело, можно было бы и поволноваться, а так…
— Он слышишь, Собака лает, никак идёт кто-то. Кого — то ждешь?
— Нет, ни кого.
Открылась входная дверь и в комнату отдыха ввалился Ромик. — Оооо! – воскликнул Ромик, — «дидЫ уже тут»! А я иду мимо вижу, банька топится. Дай думаю, зайду. Не прогоните? Интересно с вами поболтать, да послушать.
— Ага, в смысле самогону попить на халяву. — Не сдержался Петр Иванович.
— А те чё жалко?
— Да не, не жалко. Заходи, раздевайся. Париться то, будешь? — Спросил Степан Иванович. – А то может, «писяшку» накатишь да пойдёшь?
— Ну, если не прогоните, буду.
— Да куда ему париться? Он уже поддатый! А доктор Болотов говорит, что алкоголь, а так же секс с парной совмещать нельзя.
Ромик с удивлением окинул быстрым взглядом помещение, — ну секса, я вижу, у вас тут нету, а с парной я, как-нибудь, договорюсь. – Стал раздеваться и вдруг замер, как будь то, что вспомнил, — дед Стёп, а хочешь, я щас девок сюда приведу?
— Та иди ты со своими девками, замахал руками Петр Иванович!
— Ааа, боится! Ну ладно, ладно, я пошутил.
-Ну, ты Ромик пока готвся, а мы Петя пошли в парилку.
-Не, не дед Стёпа, я, я, первый! — возразил Ромик и, сбрасывая с ноги зацепившиеся штаны, бросился в парную.
Хорошо напарившийся вышел из бани на свежий воздух, Ромик с удовольствием наблюдал, как от него исходили клубы пара, как невесомые снежинки таяли, ложась на разгорячённую кожу.
Сделав несколько глубоких вдохов, его взгляд остановился на заснеженной куче. Подумал, — ай да дееед! Какой молодец! Такую снежную кучу нагрёб. Явно сам хотел в снегу изваляться после парной. Но первым, буду я.
Легким движением Ромик сбросил простыню и сделал короткий, но мощный разбег, подпрыгнул, на лету поджал ноги и «бомбочкой» сиганул в конус.
Навозная куча приняла Ромика в свои объятья. Под натиском ста тридцати килограммов живого веса, половина кучи разлетелась брызгами в разные стороны, как будто, её и не было.
Ошалевший от неожиданного поворота событий, Ромик сначала замер, сидя по пояс в навозной куче, потом попытался выбраться из неё. Куча не отпускала. Тогда Ромик проявил смекалку, лёг на спину и, сделав кувырок назад, скатился вниз, с трудом вытаскивая ноги. Ромик встал, в недоумении растопырил руки в стороны и повернулся лицом к бане.
На пороге стояли оба деда, держась за животы от смеха, неудержимо ржали.
Окатив Ромика двумя вёдрами воды, отправили его в душ отмываться, а сами зашли в парную.
Парились молча. Каждый думал, как ему казалось о своём, а на самом деле, думали об одном и том же. О юности, о молодости. Отхлестали друг друга веником, кряхтя и охая от жгучего пара.
Каждый раз при встречах, Петр Иванович пытался признаться Степану, открыть свою не лёгкую тайну всей своей жизни, но никак не получалось, то момент не подходящий, то кто ни будь, мешал своим присутствием. Вот и сегодня хотел открыться, да Ромика чёрт принёс.
После третьего захода в парную, сели за стол.
— Ну, что друг мой старинный, давай по винцу. – Предложил Степан Иванович, как будто, подталкивая Петра Ивановича к откровенности, наливая вино в стаканы.
— «Друг» — еле слышно произнёс Пётр Иванович. – Глянул на Ромика, тот уже едва держал голову от выпитого, на халяву самогона. Хмель качал его со стороны в сторону, отвисла челюсть, и он, иногда открывал ничего не видящие глаза и хлопал ими, потом снова глаза закрывались.
— А знаешь, Стёпа, я ведь в молодости хотел тебя убить! – глянул на Степана, надеясь увидеть в его глазах удивление.
— Знаю Петя. Знаю.
От удивления Пётр Иванович чуть не упал со стула. – Как? Откуда? Я ведь ни кому… никто, ни сном, ни духом…!
— Анютка твоя, царство ей небесное, через пару месяцев после вашей свадьбы говорила со мной. Предупреждала, просила быть осторожнее, умоляла избегать с тобой ссор, скандалов. Да я и сам видел, как ты смотрел на меня, как увидишь, так в глазах бесы скачут. Улыбаешься мне, а глаза горят ненавистью. Так бы и разорвал в клочья. Не знаю, что тебя останавливало.
— Ты же знаешь, очень любил я твою Любашу. Впрочем, как и ты. Но она выбрала тебя. А Анютка любила меня, как она говорила, – «без памяти».
На твоей свадьбе, я заливал горе водкой. Кричал «Горько» громче всех, притворно веселился, не подавал виду, а что творилось в моей душе, только Анютка понимала, не давала шагу ступить, всё висла на мне, не отпускала от себя. А когда я набрался почти до беспамятства, увела меня домой. Там и была наша с ней первая брачная ночь. Ночь была сумасшедшей. Все свои чувства я изливал на Анютку, а грезил, думал, видел и был с Любашей. А когда приходил в себя и понимал, что со мной не Любаша, с остервенением, жестоко насиловал Анютку. Потом снова забывался и, задыхаясь от счастья, любил, ласкал и целовал Любашу.
Через неделю после твоей свадьбы, Анютка серьёзно поговорила со мной, о том, что Любаша замужем и ничего уже не изменить, что надо строить свою жизнь, свою семью. Я, недолго думая, предложил ей выйти за меня замуж, она, тут же не раздумывая, согласилась.
Пока был медовый месяц, как будто, чувства к Любаше притупились, улеглись, а когда отношения с Анюткой стали обыденными, не реализованная любовь к Любаше запылала с новой силой.
На работе забывался, даже шутил иногда, а как идти домой, так душа начинает выть, скулить, нет желания идти домой. Не потому, что там плохо, а потому, что идти надо не к Любаше.
Напивался до полу беспамятства и тогда едва плёлся домой. Когда ложился в постель в пьяном угаре, все ласки, поцелуи и нежности предназначались Любаше, а изливались на Анютку. По утрам не один раз замечал, что подушка её мокрая от слёз. Всё понимал и как побитая собака, не поднимая глаз, шёл на работу.
Вот тогда и пришла мне в голову мысль убить тебя Стёпа. Я сделал финский нож, отшлифовал его, наточил, он был острый как бритва. Я надеялся, что где ни — будь в безлюдном месте я тебя встречу и тогда всё случится.
Но однажды, в доме в присутствии Анюты нож выпал у меня из кармана. Ей хватило одного взгляда, что бы понять, что это за нож и для кого он. А сама робко улыбнулась и спросила – это для меня? Ты хочешь меня убить, Петя?
– Тьфу, на тебя! Типун тебе на язык! — сказал я и зыркнул на неё испепеляющим взглядом.
Она немного помолчала, стала серьёзной и тихо так сказала. — Ты думаешь, если его убьёшь, то она выйдет за тебя замуж? – Сделала паузу, — ты ошибаешься. Она возненавидит тебя. Его похоронят, тебя посадят и останутся одинокими две несчастные женщины. Она говорила не опровержимо правильные слова, она была права. Тогда я не вероятными усилиями запретил себе думать об убийстве, но нож ещё долго носил с собой. Зачем? Сам не знаю.
Но мне всё так, же не хотелось идти домой, я так, же напивался и так, же были жаркие ночи, как мне грезилось с Любашей и всё так, же поутру мокрые подушки от слёз Анюты.
Пётр Иванович умолк уронив голову на грудь, помолчал, что то, вспоминая, снова заговорил.
— Перед смертью Анюта попросила меня сесть рядом и выслушать, не перебивая. Она с трудом говорила, — «я любила тебя Петя всю жизнь, любила без памяти, жила только для тебя и детей. Хорошо, что они уже взрослые. Я не просто любила тебя, я боролась за свою любовь, за своё счастье и тем счастлива. Прости меня если я, что-то не так сделала». — Потом умолкла, как будто, уснула и тихонько умерла.
Только тогда я понял, что счастье моё было со мной рядом, я не видел его, не замечал, или не хотел. О чём я теперь очень горько сожалею, но теперь, то уж поздно.
Иногда она приходит ко мне во снах, такая же статная красивая как в юности, обнимает, ластится, любит меня, взгляд ласковый, нежный. А то вдруг так посмотрит, с таким укором, что жутко становится, и я от этого просыпаюсь. И ни кто мне уже не нужен, ничему я уже не рад. Всё прошло, перегорело, как будто, очнулся я от какого то — наваждения, или от тяжкого сна, а может Анютка освободила меня от этого наказания, унесла его с собой. Остались только воспоминания от тех жарких ночей. Гложет меня мой грех, а рядом со мною ни кого, только горечь, тоска, да печаль.
Вот так я загубил жизнь. Сгорела Анюта в огне безответной любви. Троих детей мне воспитала. Они уже самостоятельные, разъехались кто куда. Вот такая на мне теперь тяжёлая ноша, друг. Хотел тебя убить, а убил своё счастье.
— Давай помянем Анютку. Красивая была, добрая, кроткая и тебя дурака любила. Не знаю только за что? – наливая стаканы, предложил Степан Иванович.
— Давай. – согласился Пётр Иванович и добавил, — «имеем, не храним – потерявши плачем»!
Р.S.
буду благодарен за профессиональные и объективные отзывы.
Источник статьи: http://proza.ru/2020/05/21/1825
Банька и сестрёнка Анька
Мальчики, которых мамы водят в общественные бани с собой в женское отделение, — это дело обычное и никого таким не удивить. А вот бывает ли такое, чтобы отцы приводили с собой своих дочерей?
Вы знаете, я постоянный посетитель общественной бани. Именно общественной, так как ходим с друзьями в парилку каждую субботу. Ну и 31 декабря разумеется). Так вот, могу вам сказать, что в нынешнее времена, маленькая девочка в мужском отделении, это редкость. Нет сейчас такого, или почти нет! А вот, в советские времена, когда я сам был маленьким, припоминаю случаи. И более того, один раз мы с отцом брали с собой даже мою младшую сестрёнку, которая на пять лет меня младше!
И вот что я думаю по этому поводу. Маленькие девочки в мужском отделении, вызывают меньше внимания, чем маленькие мальчики в женском. Так мне, по крайней мере кажется. Окромя моей маленькой сестрички, и другие отцы тоже тогда в то время, приводили своих дочек. И даже я, будучи в те времена мальчиком, хоть и не подростком, но никакого интереса к тому, а «что там у них» не испытывал! И в самом деле, — а что там «у них» может быть в таком возрасте! Да ничего!
А вот мальчики в женском отделении — это другое дело! Всё-таки хвостик впереди невольно заставляет обращать на себя внимания тех, у кого этого хвостика нет!
Была ещё одна история, когда я жил летом у бабушки. И бабушка, меня и моего двоюродного брата, который был на год меня младше, тоже взяла в женское отделение. Мужчин взрослых в доме не было, поэтому мы и пошли с бабушкой и моей тёткой (мамой брата) в женскую баню.
Ходили там довольные-раздовольные с учётом что я баню не любил тогда и всем улыбались. Почему улыбались? А потому что женщины нам улыбались!
После, с братцем, втихаря обсуждали увиденное. И очень хотели повторения «праздника». Но увы, больше такого не было!
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/compas7771/banka-i-sestrenka-anka-5dbea58f9c944600aeb22950
«Многие крестьянки не являясь красивыми, весьма привлекательны из-за бани» (русские глазами немца и англичанина)
На своем канале я очень часто показываю фотографии русских крестьянок, живших во времена Российской империи.
Фотография изобретена не так давно, а деревню и вовсе стали снимать не сразу, а только в последней трети 19 века, однако фотографий простых людей даже за этот короткий период сохранилось немало.
Особенно хорошо, что снимали жителей наших деревень не только русские, но и иностранные фотографы. Это заметно увеличивает число уникальных старинных фотографий.
Здесь я покажу кадры, сделанные иностранцами. Правда, не все они снимали во времена Российской империи. Один фотограф — англичанин, фотографировал в 1913 году.
А вот второй, немец — в 1942 — 1943 годах.
Но, несмотря на такой разрыв во времени, я опубликую обоих, потому что на внешность людей и на их лица, прошедшее время вряд ли успело сильно повлиять.
Что особенно ценно — сохранились не только фото, но и личные записи фотографов, с впечатлениями о России и русских. И во многом — конкретно о русских женщинах.
Например, Уильям Барнс Стивини в своей книге «Увиденное в России» от 1913 года писал:
«Многие русские крестьянки, если не поистине красивы, то крайне миловидны. Благодаря постоянному использованию бани (горячей паровой ванны) они очень опрятны и обладают нежной, белой кожей».
Вероятно, отсутствие «истинной красоты» фотограф обосновывал тяжелыми условиями их жизни (истину я ставлю в кавычки, потому что красота — субъективна, и истины в этом вопросе существовать не может).
Как правило, русские бабы (то есть крестьянские женщины) имеют очень большие семьи, в среднем от 4 до 12 детей, но около половины детей обычно умирает из-за тяжелых климатических условий и других причин, поэтому увеличение численности населения не столь велико, как могло быть при более благоприятных обстоятельствах.
В некоторых деревнях, где земля очень неплодородна, и мужчины не могут обеспечить жизнь своих семей за счет своих ферм или участков земли, женщины выполняют практически все сельскохозяйственные работы.
Доля русской крестьянской женщины часто очень тяжела из-за вынужденного пребывания мужчин в городах, она должна не только заботиться о своих многочисленных отпрысках, но и заниматься сельскохозяйственными работами, а также посещать деревенские сходки.
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/sevprostor/mnogie-krestianki-ne-iavliaias-krasivymi-vesma-privlekatelny-izza-bani-russkie-glazami-nemca-i-anglichanina-5fbb8dc9572b86257558061f
Баня. Странная деревенская история в которую трудно поверить
Слушайте или читайте странную деревенскую историю, в которую трудно поверить.
Сам я городской, родился и вырос в небольшом городке, а вот жена у меня деревенская. Ну а чего, удобно. Никакой дачи не надо. Зимой мы с ней живём в моей квартире, оставшейся по наследству от родителей, а летом в деревне. Родители у жены живы слава Богу, и живут в добротном, теплом доме. И хозяйство у них крепкое. И курочки и козочки, и молочко парное по утрам, и медок с пасеки. В общем грех нам с женой жаловаться, хорошо устроились. И что немаловажно деревня недалеко от города, полчаса и я на работе. Ну так вот, о чем это я?
Недалеко от нашей деревни находится пруд. Метрах в пятистах примерно. Хороший прудик. И искупаться в жару можно, и карасиков по утру половить. И вот на берегу этого самого пруда, срубил Иван, сосед наш, баньку. Добротная банька получилась, жаркая. Сам Иван добрейшей души человек, вот мы с женой и пользуемся этим. По выходным паримся в Ивановой баньке. Каждую субботу банька эта в нашем распоряжении. Так мы с Иваном договорились.
Ну конечно у нас и у самих банька неплохая стоит, но на берегу пруда это что-то особенное.
И вот как-то съездили мы дня на три в город по делам. Возвращаемся в субботу, а баньки то нет. Одни головешки вместо баньки. Мы к Ивану, -что случилось? Как же ты за банькой то не уследил? А всегда весёлый Иван, хмурый как грозовая туча,- сам я ее сжёг,- говорит,- Моя баня. Захотел и сжёг. — Ты чего, Иван,- ругаемся мы,- с ума что-ли сошел? Чем тебе банька то помешала? — Нужда,- говорит,- заставила. — Да какая ещё нужда, ругаем Ивана,- Ты же гордился всегда банькой своей. Молчит Иван, слова больше не вытянешь. Сбегал я до магазина, взял бутылочку. Только тогда язык Ивана развязался. Вот что он рассказал.
«Дня три назад затопил он баньку, а сам пошел по хозяйству кое что доделать. Возвращается. Кадушки пустые. Ни горячей воды нет, ни холодной. А по полу да по стенам то ли шерсть, то ли волосы раскиданы. Вся баня в шерсти грязной. А псиной воняет, ну спасу нет. Ну думает, набезобразничал кто-то, пока меня не было. Делать нечего. Навел в баньке порядок а сам в пруду искупался да домой пошёл.
На следующий день он снова баньку затопил и ушел по делам. Возвращается, та же картина. Шерсть на полу раскидана и кадушки пустые. Ну думает, зараза, поймаю я тебя в следующий раз. Навел в бане порядок и домой ушёл.
И вот вчера пошел он баньку топить. Прогорели первые дрова, подкинул он ещё и как бы домой пошёл. А сам спрятался за валуном недалеко от бани. Минут сорок сидит, нет никого. Уже хотел выбираться из засады, смотрит выходят из леса трое, и прямиком в его баньку. — Вот повадились,- думает Иван,- Понравилось им. Сейчас я вам. Зайдите только.
А незнакомцы идут неспеша к баньке. Видно по походке что не молодые уже. Идут сутулятся. Лохмотья от одежды на ветру развеваются. Лица у всех троих заросшие, одни глаза видны. Зашли они в баньку, дверь за собой прикрыли.
И́ван бегом за ними. Забегает в баню а те сидят на полу и воду ковшиком на себя льют, совершенно не обращая на него внимания.
— Вообще-то это моя баня,- повышенным тоном говорит Иван
— С каких это пор она твоя то?- спрашивает один из них
— Я её для себя срубил,- удивился наглости Иван.
— Ошибаешься,- говорит второй,- Ты её для нас срубил. Потому что мы так захотели. А то что мы разрешаем тебе мыться в нашей бане, это не означает что она твоя.
У Ивана аж в глазах помутнело от такой наглости. Потянулся он к полену, чтобы напугать незваных гостей.
— Ты милок подкинь жару то, — говорит один из названных гостей.
Иван не хочет а рука вместо полена берет ковшик черпает воду и выливает на камни.
— Вот. Хорошо теперь. И веник замочи.
Иван сопротивляется, но тело его не слушается. Берет он веники и замачивается в кипятке.
— А теперь бери веник и попарь нас как следует. Как ты умеешь?
— Не буду я вас парить,- кричит Иван
— Да что ты говоришь,- засмеялись все трое
Иван сопротивляется, кричит во всё горло, а руки берут веник и начинают хлестать их по заросшим и грязным спинам.
Ивану показалось что прошел целый час. Он сел обессиленный на пол. Шерсть была везде. Клочьями. На полу, на стенах и на самом Иване. Ну а эти образины прихватив его одежду подались к лесу, сказав на прощание,
— Порядок тут наведи, и к завтрашнему вечеру баньку нашу затопи.
Где-то через полчаса Иван оклемался. Руки и ноги снова слушаться стали. Голова прояснилась. Понял он, что это не простые мужики. Чудища лесные видимо на его баньку глаз положили.
— Фиг вам а не баня,- крикнул он в сторону леса.
Сбегал он до дому, принес бутылку с бензином и поджёг свою гордость.
Мы с женой сидим, переглядываемся. То ли врёт Иван, то ли правду говорит, не поймёшь. Какие ещё чудища лесные, в наше то время. Все чудища ещё в древности вымерли.
Долил я Ивану остатки из бутылки.
— И чего теперь думаешь делать?- спрашиваю,- Как теперь без бани жить будешь?
— Не знаю пока,- допивает из стакана Иван,- Думать надо.
— А чего думать,- говорю,- новую строить надо.
— Ага,- хмыкнул Иван,- чтобы эти чудища в ней мылись? Фиг им.
— Да ладно тебе, Иван,- психанул я,- Какие ещё чудища? Не мели ерунду.
В окно постучали.
— Эй, Иван,- послышалось из темного окна,- Ты пошто нашу баньку спалил? А ну выходи…
Источник статьи: http://vranya.net/archives/44014
