История азербайджанских бань: забытые традиции
По преданию Кеярмус — первый шах Ирана, впервые установивший порядок на земле и обучивший людей жизни, был изобретателем. Он первым изобрел одежду из звериной кожи и. построил первую баню для людей. По традиции в миниатюрах он изображается в белых одеждах и с кесой в руках. Его можно назвать и первым зодчим, спроектировавшим банное помещение. Каким оно было — это водное чистилище в те далекие грозные и в то же время — романтические времена?
Баня представляла собой пять главных помещений: передняя, раздевальня, промежуточное помещение, мыльня-купальня, хазна (хранилище горячей и холодной воды). Помещения бани XII-XIV веков строились поначалу в караван-сараях в виде квадратов, а затем на окраинах города или в селениях. Возможно, это было связано со своеобразным ритуалом шествия сюда мужского или женского населения по пятницам — дню, считающемуся у правоверных мусульман нерабочим днем.
Для освещения в первых банях использовались небольшие отверстия, устроенные в основании купола. Но свет попадал только в центр помещения. Чтобы купающиеся могли свободно передвигаться, банщики устанавливали по углам помещения в специальных консолях сначала смоляные факелы, а затем масляные светильники, керосиновые лампы. Иногда прорубали окна для освещения с южной стороны, откуда не задувал северный ветер. Высота купола не превышала поначалу 2-3 метров для того, чтобы сохранить тепло горячей воды, поступающей по трубам в мыльню из хазны.
До второй половины XIX века в банях местного типа для отопления использовались дрова, которые сжигались в примитивных котельных, для подогрева в хазне вода в трубы поднималась посредством вращения колеса или вручную, или с помощью лошади, затем подавалась в каменную ванну, откуда люди черпали воду специальными кружками. Позже водогрейную и отопительную системы объединили и стали отапливать мазутом (в Баку) и водогрейной колонкой в районах. Обогревалось уже и купальное отделение из котельной паром, поступавшим по трубам под полом в центре купального помещения. Вода текла по керамическим или металлическим трубам из городских водопроводов (Нуха, Шуша, Гянджа) или из колодцев, находящихся во дворе (Баку).
В XIX веке на этих объектах наблюдаются интересные архитектурные решения. В селах Мардакяны (баня Шейх-Кязима), Бильгя (баня Молла Али-Гулу хамамы), Нардаране, в Маштагах (баня Шамхал-хамам) бани строятся без использования промежуточных опор в обоих отделениях с нишами по осям зала. Помещения здесь уже размещались не в форме квадратов, а с более сложной конфигурацией в виде восьмигранной формы с угловыми помещениями для процедур (баня Гум-хамам в Маштаги). Архитектурное решение бакинских бань такое же, как стамбульское: два отделения (мужское и женское) и гоша (парные). Таковы были бани, расположенные на ул. М. Фатали (Шор-Гоша хамам), на ул. Полухина (Ахунд-хамам), на ул. 4-я параллельная (Хаджи-Аслан хамам).
Знаменитый арабский путешественник XIX века Джелла Эсад в своих трудах подробно описывает каждый элемент банного ритуала. Обслуга бани состояла из нескольких человек. Главной фигурой служил разливальщик горячей воды. Он сидел на каменной скамье у отверстия, ведущего в помещение, где находилось хранилище с горячей водой — хазна и посредством черпака на длинной деревянной ручке доставал оттуда воду, которую разливал в выставленную перед ним посуду. В мусульманской бане, писал путешественник, не было бассейна, где можно бы погрузиться в воду — стоячая вода считалась нечистой. Было в бане помещение для туалета, для брадобрея — «деллеке», вестибюль — «дахлиз», водосток — «навалча» — сооружался в стене, откуда постоянно стекала вода. Мыльный зал был разделен на помещения для массажа, комнаты для индивидуального мытья и общее помещение. Для бесперебойной работы бани истопник — «кулханчи» регулировал расход воды. Баня во все времена была своеобразным форумом, местом сбора близких и не очень людей. К этому событию люди готовились с вечера: заготовляли продукты (в бане находились целый день), готовили деньги (цена купания стоила 20 копеек). Здесь оказывались и такие виды услуг: брадобрея, тёрщика, массажиста, кальянщика. В раздевальной мужчины нередко играли в настольные игры: нарды, карты. Было место для отдыха: халча или кровать, подавался чай, разогревалась еда, принесённая из дома, мужчины обсуждали события в городе или селе, подбирали цеховых старшин, готовились к свадьбе. Что касается женщин. Жена выпрашивала у мужа монету (бир аббасы) на баню и вместе с малолетними детьми, взяв с собой обед, грязное бельё, отправлялась в баню в обозначенный женский день. Обычно этот день оповещала музыка зурны, исходящая с центральной площади или минарета. У бани в этот день развешивалась красная ткань, на которой были изображены рисунки из сценок известных пьес «Лейли и Меджнун», «Асли и Керим». Однажды произошёл такой случай. Мимо бани в женский день проходил солдат. Увидев рисунки на красной ткани, он подумал, что здесь располагается или театр, или цирк. Решил зайти. Разгневанные женщины выгнали его, облив напоследок водой. В свой банный день женщины не торопились домой: стирали бельё, затем мыли детей, а затем занимались собой: совершали намаз, красили волосы, в специальных чашках были приготовлены хна, яйца для укрепления корней волос. При желании, можно было отдохнуть на халче или если были дополнительные деньги, на кровати. За небольшим столом обедали. В баню приходили женщины разных возрастов. Традицией было со стороны более молодых облить пожилую из кружки тёплой водой. Это был особый знак проявления уважения. Старухи благодарили фразой: агбахт оласан! В бане нередко происходили женские свары из-за воды или из-за кружки. Споры всегда укрощали пожилые женщины. Нередко в эти дни баню посещали, подыскивая себе будущих невесток, матери, готовящие своих сыновей для женитьбы. Под вечер женщины расходились по домам. Банные помещения помимо двух основных отделений имели и третью часть, отводимую для себя и своих семей хозяевами. Здесь было всё то, что и в первых двух.
Европейские типы бань
Уже гораздо позже бани строились в новой композиционной структуре, где предпочтение было отдано пластическим фасадам с хорошо прорисованными деталями. Если местные бани предназначались для общего пользования, европейские были рассчитаны на использование номеров. Это новшество требовало от зодчих иного планировочного решения. Основной планировочной композицией служил центральный зал ожидания, вокруг которого шёл коридор с примыкающими номерами (баня «Фантазия» ул. Первомайская). Строились бани и с ограниченными внутренними коридорами с номерами, но без зала ожидания (баня Ашумовская, ул. Низами), (баня «Эрмитаж», ул. Азизбекова). Конкуренция со стороны владельцев заставляла последних широко использовать архитектурные детали, декор. Для чего зал ожидания отделывался цветным кафелем, зеркалами, выписанными из-за границы. Создавалась эффективная композиция интерьера; в зале ожидания строился бассейн, стены украшались декоративной зеленью. Пластичная обработка деталей и богатая отделка плафонов создавали эффективную композицию всего зала. В ожидании своей очереди люди могли поиграть в бильярд в специально отведённом зале, почитать свежие газеты, даже послушать сольные номера заезжих певцов. А самое главное, появившееся электричество, освещавшее все помещения бани, приводило в движение насос, что позволяло функционировать этим помещениям и в вечернее время.
Строительство «высоток» в городе поставило жирную точку на банном бизнесе. Нет больше «Московской» бани, исчезла баня на улице Д.Алиевой, славившаяся своими номерами. Под вопросом будущее бани в Ичеришэхэр, в которой снимался эпизод известного всем фильма «О олмасын, бу олсун». Свертывание государственного банного хозяйства города специалисты объясняют нехваткой воды, слабой финансовой отдачей, наличием ванных комнат в жилых массивах, и что, самое главное, деятельностью в Баку более 50-ти саун, где цены за услуги, оказываемые преимущественно женскому персоналу, зашкаливают далеко за 10.000 манатов. В итоге, в городе остались 4 старые бани, порядком отреставрированные. Приходится сожалеть о романтическом начале, какое имели наши бани. Уходят в прошлое традиции и привычки бакинцев, которые формировались не за одну сотню лет. Сумеют ли финские сауны породить новые традиции? Посмотрим.
Источник статьи: http://news.day.az/society/305070.html
Случай в бане
В бане было влажно, шумно и туманно. На мокрых лавках сидели, такие же мокрые, мужики и деловито отмывали, накопившуюся за неделю, грязь. Распахнулась дверь в парную и вместе с жаром, из нее вышел худой, сплошь в наколках, парень. Он расслаблено сел рядом со своим тазом и шумно выдохнул, переводя дух.
— Что, хорош пар сегодня? – спросил его сухонький старичок, сосед по лавке.
— Ой, дедуля, зверь, а не пар.
Дед пристально и не без интереса рассматривал наколки, которые ярко синели на красной, разгоряченной коже и, цокнув не то от восхищения, не то от удивления языком, спросил.
— А ты, паря, случаем, не из мест отдаленных будешь?
— Из них, дедуля, из них. Три дня как оттуда. Вот, решил очиститься перед свободной жизнью.
— Ну и как там? Кормють, видать, не очень. Ишь, как отощал-то.
— Да, уж не санаторий. Тридцать две копейки в день на питание.
— Тьюю, — присвистнул дед, — Чего же на энти деньги можно наесть?
— Хлеб да каша – вся еда наша, — неохотно процедил сквозь зубы, явно не расположенный к беседе, паря.
— Тебя, как зовут-то? – не унимался старче.
— Миханя. Михаил то есть.
— А меня, Прохором Савельечем кличут, — важно представился дед.
Помолчали. Дед Прохор, пройдясь намыленной мочалкой по разным местам, опять обратился к Михане.
— Ты, мил человек, спинку мне не потрешь? А то, вроде, как и не мылся.
Миханя молча взял протянутую мочалку и несколько раз лениво провел ею по дряхлой, натруженной спине деда.
— Че так слабо-то, — прокряхтел старичок, — Три не жалей, язви ее в душу.
— Да, что то мне самому слабо. Перепарился я с непривычки. Выйти б на воздух.
— Ишь, чего удумал. На воздух. Народ-то спужаешь – весь такой раскрашенный, прямо как в журнале «Крокодил».
— В «Крокодиле» картинки для смеха, а у меня для души, — вступился за свои наколотые художества Миханя, — А эта дверь куда ведет, — показал он на голубую, грубо окрашенную дверь, с разбитым, небольшим окошком над ней, — Наружу?
— Эта? Эта в женское отделение.
Лицо Михани мгновенно переобразилось и вместо апатично-равнодушного выражения, на нем заиграл неподдельный интерес.
— Врешь, старый.
— А чо мне врать-то. В женское отделение и ведет. Ежли пожар или еще что, там, приключиться, то что бы было куды выйти.
— А стекло-то почему разбито?
-А, кой его знает, давно уже разбито; не то кады красили ударили, не то сквозняком выбило. Давно уже дырка-то эта зияет.
Минханя сально оскалбился, обнажив два ряда железных зубов.
— А чо это, никто туда не смотрит?
— А чо смотреть-то, бабы они и есть бабы. Чаво в них интересного-то?
— Это тебе, старый, не интересно, так как твой интерес уже весь скукожился, а мне, так очень даже интересно. А, ну ка, посторонись, что бы не перепало, — сказал оживляясь Миханя, сразу позабыв про свою слабость. Он ухватил скамейку за край и подтащил к самой двери, а затем, шустро вскочив на нее, постарался дотянуться до окна, но роста не хватало. Однако Миханя не растерялся; он подставил перевернутый вверх дном таз и осторожно ступил на его мокрую, скользкую поверхность. Теперь, все женское отделение просматривалось как на ладони.
-Ух, ты. – только и смог признести Миханя, глядя на обнаженные, мокрые женские тела.
— Ну, чаво там? Видно чо?, — любопытсвовал внизу дед Прохор.
— Папаня, такой здесь, я те должу, малинник, что у меня слюнки текут, — сказал Миханя, понизив голос.
— Смотри, что б еще чаво не потекло. Размлеешь там, свалишься и ноги сломаешь.
— Да за такие виды, папаня, и шею сломать не жалко.
Дед заерзал внизу, подзуживаемый любопытством.
— Ты, того, этого, дай и мне посмотреть, чо ли.
Миханя ничего не ответил, а только молча глазел в разбитый оконный проем.
— Ну, ты чаво, там, уснул? Отлепись от окна-то, — продолжал настаивать дед.
— Сам отлепись , хрен старый, я это окно нашел, — ни то прошептал, ни то прохрипел Миханя.
— А кто тебе подсказал? Кто?, Не я чо ли? – дед от обиды, перешел из шепота на петушинный фальцет.
Миханя не реагировал. Он застыл у окна и почти не дышал. Как охотник в схроне,он боялся неосторожным шумом вспугнуть дичь.
— Ну, паря, посмотрел и хватит, — нетерпеливо ухватил Миханю за лодыжку, сгораемый от любопытсва, дед Прохор.
— Дед , отвянь, а! Не доводи до греха, — отмахнулся от него, как от надоевшей мухи, Миханя.
— Вы, что тут к бабам подглядываете, что ли? – раздалось вдруг у деда над ухом. Здоровенный мужичина, с соседней лавки, заинтересовался их необычной деятельностью.
— Дак, это ж все он, — заюлил дед, как будто сам, только что, не хотел занять миханино место, — Я ему говорил: нельзя, дак он и слушать не стал.
Но сосед и не собирался стыдить Миханю, как возможно ожидал дед Прохор, вместо этого, он сам влез на скамейку и так как его роста было достаточно, то без всяких приспособлений заглянул в окно, довольно безцеремонно, при этом, потеснив Миханю. Тот хотел было возмутиться, но оценив медвежий размер незванного гостя, хоть и с явной неохотой, но без пререканий, подвинулся.
Вид двух мужиков, стоящих на скамейке (а один еще и на подставленном тазу), влипших в окно, с суетящиймся дедом внизу, заставил многих прервать помывочный процесс и подойти по-ближе. А когда стало известно, куда были устремлены мужичьи взоры, то желающих присоединиться оказалось значительно больше, чем могла вместить на себе скамейка, поэтому, как то само собой, но быстро и организованно, выстроилась очередь. Миханю, конечно, оттеснили. Вынужденный уступить под давлением общественности, он считал это крайне несправедливым и, продолжая стоять на скользком тазу, почти каждый раз, когда один зритель отходил, а второй только собирался занять место, успевал на мгновение втиснуть свое худое лицо в оконный проем. При этом, он тихо и почти умоляюще канючил
— Мужики, ну чо вы, в натуре, я же только что из зоны. У вас жены есть а я голой ляжки восемь лет не видел.
— Не видел, смотри на мою, — с острил один из очередников.
— На кой мне твоя. У меня своя такая же Ну, мужики, дайте еще посмотреть. Это же я нашел окно.
— Да, тихо, ты, — шипели на на него со всех сторон, — Стой спокойно, не гунди, а то застукают, тогда т уж точно никто не посмотрит.
Дед Прохор тоже встал в очередь, но как и Миханя, чувствовал себя несправедливо обделенным, так как почему то считал, что имеет особые права на это окно и поэтому, не переставал жаловаться, повторяя уже наверно в десятый раз, что он тут стоял первым, а еще ни разу в окно не заглянул.
— Дед, помолчал бы немного, — одергивали его, так же как и Миханю, — Надоел уже.
Тут подошла очередь. Мужики помогли ему взобраться на скамейку, но дед был мал ростом и одного таза оказалось не достаточно, поэтому кто-то принес второй и вскарабкавшись на эту, довольно хлипкую кострукцию, дед Прохор, наконец-то, заглянул в женское отделение.
В первую секунду он смотрел молча, а потом, вдруг затряся в мелком смехе и неожиданно для всех по обе стороны двери, закричал .
— Авдотья, а Авдотья у тебя пошто живот такой большой, словно на него таз надели.
Мужики ахнули. Ахнули и в женском отделении.
-Бабоньки, — звоноко заголосил кто-то за дверью, — Мужики подглядывают.
— А-А-А. – завизжало сразу несколько голосов.
«Срамники, срамники-то какие, — послышалось во след, — У самих жены, да дочери, а они беспутством занимаются».
Мужики сразу стушевались и мигом стащили деда со скамьи.
— Ты, что старый, совсем охренел, — зашипели они на него, — Чего орешь-то?
Дед Прохор и сам перепугался, а главное не мог понять, как это с ним случилось. Он растерянно моргал и повторял, как заведенный: «Так, энто ж моя соседка, Авдотья».
— Ну и что ж, что соседка. Чего орал? Теперь, ее муж тебе наконделяет, что б не подглядывал.
— Нееа. Она вдовая.
— Ну, дурило старое, совсем из ума выжил. Тебя, вообще, не надо было пускать, — раздраженно говорили другие, настроенные более агрессивно, за неожиданно прерванный спектакль. И не известно, как бы аукнулось это бедному деду Прохору, но здоровенный сосед вступился за него.
— Чего вы, в самом деле, к пожилому человеку пристали, — сказал он негромко, но так внушительно, что все сразу смолкли, — Не обращай внимания на них, отец.
— Конечно, — поддакнули ему, — Чего вы хотите, увидел папаша давно позабытые красоты, вот и растерялся.
Все засмеялись и постепенно стали расходиться к своим тазам. Один Миханя остался стоять у окна, более того, он теперь мог без помех и в свое удовольствие вкушать крайне эротические картины. Конечно, после дедовых коментариев, все бабенки разбежались по сторонам и было их плохо видно, но одна осталась. Миханя жадно пожирал ее глазами. Немолодая, но очень ладная, с большой попой и большими, соблазнительно покачивающимися в такт движению, грудями, она стояла боком перед самой дверью и как ни в чем ни бывало продолжала намыливать мочалку. Ее светло-рыжеватые волосы, видимо уже помытые, были заколоты в тугой узел, а мокрая, бело-розовая кожа, возбуждающе поблескивала в тусклом освещении.
— Дамочка, — тихо позвал Миханя, — Дамочка, вы, что после бани делаете?
«Дамочка» не реагировала.
— Дамочка, — обратился опять, но уже гораздо громче, Миханя.
Тот же эффект.
«Глухая она что ли?», подумал Миханя и тогда он почти заорал, все равно уже нечего было опасаться
— Дамочка, а давайте после бани встретимся и пойдем куда-нибудь.
«Дамочка» не повела и ухом, зато покинувшие было скамейку мужики опять заинтересовались новым развитием событий и несколько человек немедленно оказались рядом с Миханей, стиснув его со всех сторон. А «дамочка» в это время наконец-то закончила намыливание мочалки; сначала она провела ей по низу живота и попе, а потом нырнула рукой между ног и стала тереть там с таким ожесточением, словно это была не промежность, а закорузлые пятки. От такого рвения к чистоте Миханю бросило в жар. Он мелко переступал ногами на оцинкованом тазу и глупо улыбался, матово поблескивая, при этом, железными зубами.
— Во, дает бабенка! – удивился кто то из стоящих рядом.
— Девушка, — неожиданно вдруг омолодил женщину Миханя, — Давайте. давайте встретимся после бани. Можно ко мне пойти или к вам.
«Девушка» молчала, словно воды в рот набрала.
— Смотри ка не реагирует, воображала, — подтрунивали голозадые зрители.
«Девушка» в это время закончила гигиеническую процедуру и теперь, так же интенсивно полоскала мочалку в тазу.
— Ой, чистоплотная какая, — раздовалось из разбитого окна, размер которого не позволял видеть отдельные лица и только стальные миханины зубы плотоядно поблескивали в самом центре оконного проема.
— Хорошо ли подмылась? – уже определенно хамили мужики, упиваясь своей безнаказанностью и женской беззащитностью, — А то, давай, проверим.
— Девушка, ну не хотите в гости пригласить, пойдемте в кино. Я плачу, — не теряя надежды на успех повышал цену Миханя, — В реасторан пойдемте. Приглашаю. Прямо после бани.
«Девушка» отполоскала мочалку, отжала ее и положила на лавку. Затем, взяв таз за боковые ручки, она немного покачала его, чтобы снять грязь со стенок и неожиданно, быстрым и точным движением, выплеснула содержимое прямо в разбитое окно. Смех оборвался, как от выстрела. Мужики резко отпрянули, от чего лавка не выдержала и перевернулась, увлекая за собой, стоящих на ней, любителей клубнички. Сначала раздался грохот упавшей лавки, звон покатившегося таза, шлепание об пол голых тел, а потом. рука не поднимается написать то, что раздалось во след. Оставляю это на индивидуальную фантазию читателя.
В женском же отделении стоял дружный хохот.
— Вот, молодец, — раздовалось со всех сторон, — Правильно, так их, ханыг, будут знать как подглядывать.
А по ту сторону двери, те кто не принимал участия — смеялись, а потерпевшие тихо, но уже беззлобно матерились.
— Ну, стерва, — отплевывался злобно Миханя, полоща рот под краном с холодной водой, — Встречу я тебя после бани, получишь у меня.
— Я что то тебя не пойму – смялся кто-то из непострадавших, — То ты в гости напрашивался, а то драться лезешь.
— Это ему девушка невкусная попалась? Вишь, как плюется, словно хины наелся.
Дед Прохор, к счастью для себя, во второй кампании подсматривания участия не принимал, а то еще не известно, чем бы закончились в его возрасте эти полеты на бетонный пол. Он вполне оправился от давешнего конфуза и даже начал не без злорадства похохатывать над неудачниками, а особенно над Миханей, видимо все никак не мог простить, что тот не пускал его к окошку.
— Я так понимаю, тебе паря, зубы то, теперь, менять придется, — сказал он с явно фальшивым сочувствием.
— Это почему же? – от удивления Миханя даже перестал рот полоскать.
— Дак, поржавеют тапереча, фиксы твои. У баб, энто место шибко едучее, все выест. Хорошо еще что в глаза не попало.
Дружный смех сотряс ветхие стены старой бани.
Через неделю Дед Прохор, как всегда, пришел помыться. Он зашел в мужское отделение и сразу же взглядом уперся в пресловутое окошко, а если точнее, то в то место, где когда то было окошко, потому что теперь его наглухо заколотили и даже покрасили, как бы давая понять: не ждите и не надейтесь — эротических спектаклей больше не будет. Дед разочарованно вздохнул и засеменил в парную.
Источник статьи: http://proza.ru/2013/03/29/330
