Бабку внук в бане

В деревне у бабушки. День шестой

Лена проснулась от вкусного запаха, который пришёл в её комнату из кухни. Там бабушка пекла печенье. Девочка вскочила и прибежала к бабушке.
— Бабушка, доброе утро! – радостно сказала Лена. – Что это такое вкусное ты сегодня печёшь?
— Доброе утро, внученька моя! Пеку ванильное печенье с корицей, — ответила бабушка, вынимая из духовки противень, на котором лежали румяные печенюшки разной формы: рыбка, мишка, звёздочка и другие.

— Баб, а как это ты сделала? – спросила Лена.
— Для этого у меня есть специальные формочки, это просто, раскатала тесто и нарезала разные фигурки. А ты умывайся, одевайся, будем чай пить, — сказала бабушка. – Сейчас дед придёт.

— Разве он не уехал сегодня на пасеку? – спросила Лена.
— Нет, сегодня суббота, банный день, дед готовит баню, приготовит всё
и затопит, а мы с тобой будем заниматься уборкой в доме, — бабушка рассказала обо всех делах на сегодняшний день, а внучка уже умылась и оделась.
— Ну, вот, какая ты у меня умница, садись к столу, а вон и дед уже идёт на запах печенья, — сказала бабушка.

— Какой вкусный аромат, аж, на улице пахнет! – сказал дед. – Доброе утро, внученька моя!
— Дед, а ты вымыл руки и лицо? – строго спросила Лена.
— Конечно, я и баню вымыл, воды накачал, дрова припас, осталось только затопить, но это чуть позже, — ответил дед.
— Бабушка, какой у нас хороший дед, он знает, какие дела, когда надо делать, — похвалила его Лена.

— Да, дед у нас очень хороший, ему не надо напоминать, он всё знает сам, — согласилась бабушка, наливая в это время, чай в большой дедушкин бокал. А дед уже попробовал печенье.
— Лена, а у нашей бабушки руки золотые, всё она умеет, всё может, где она всему научилась, не знаю, — дед ел и нахваливал бабушку.

— Да ладно тебе, жизнь всему научила, — скромно ответила бабушка.
— Баб, а чего ты не умеешь делать? – неожиданно спросила внучка.
— Я даже не знаю, мне кажется, стоит только захотеть, и можно всему научиться,- бабушка подлила себе горячего чаю, она пила чай с блюдца.

После завтрака все принялись за свои дела, дед вышел на улицу, чтобы потрясти дорожки. Бабушка налила в ведро воды, взяла тряпку, Леночке дала тряпку поменьше.
— Сначала надо протереть пыль, — сказала она, и стала протирать подоконники, потом мебель, вымыла двери, Лена смотрела, как быстро управлялась с делами бабушка и старалась делать так же, не всё у неё получалось, но она очень старалась. Бабушка сменила воду, налила чистой. После того, как протёрли пыль, стали мыть пол.

— Леночка, принеси мне швабру, — сказала бабушка, под кроватью мне так не достать.
— Бабушка, а зачем надо мыть пол под кроватью, там же никто не ходит? – удивилась Лена.
— Ой, вот так ты меня рассмешила! – сказала бабушка и от смеха она присела на край дивана. — Ходить – то не ходят, а пыли там скапливается ещё больше, — смеялась она. Лена не понимала, почему это так рассмешило бабушку.

— Ну, посмеялись, отдохнули чуток, давай делать дальше, — сказала бабушка, вставая с дивана. Всю дальнейшую уборку они делали вместе, Лена помогала, как могла, хотя не всё получалось, как хотелось, но бабушка была очень доброжелательна, незаметно исправляла внучкины недоделки, и в итоге уборка была сделана. Бабушка домыла крыльцо, постелила коврик у двери, и вместе с внучкой, они вошли в дом.

— Как чисто везде и свежо, правда, бабушка? – спросила Лена.
— Ты это заметила? Значит, не зря мы с тобой убирались, — ответила бабушка.
Дел сегодня было много: кормили кур и цыплят, поросёнка, дед наводил порядок на дворе, вычистил у поросёнка хлев, постелил ему сухой подстилки, а в это время поросёнок бегал в загоне, Лена наблюдала за ним и смеялась.

— Дед, а почему поросёнок такой смешной? – спросила она.
— А ему ты кажешься смешной! — съязвил дедушка.
— Это ещё почему? – обиделась Лена. – У него хвост крючком, вот он и смешной, а у меня же нет такого хвоста!

— Так вот ему и смешно, что ты такая хорошая девочка, а хвоста у тебя нет, — дед, конечно же, шутил, но Лена обиделась и направилась в дом к бабушке.
— Бабушка, а почему дед сказала, что поросёнок думает, что я смешная? — спросила она.
— Поросёнок думает, что ему поесть хочется, — сказала бабушка, укладывая бельё.
— А больше он ничего не думает? – переспросила Лена.

— Больше ничего, — ответила бабушка, складывая Ленин халатик для бани. — Это всё дед придумывает, чтобы тебя рассмешить, ты на него не обижайся, он у нас такой.
В это время с улицы возвратился дед.

— Ну, что, смешная девочка без хвостика, поросёнок меня спрашивал, почему ты обиделась и ушла? – дед опять шутил и смеялся.
— Дед, я уже не обижаюсь, это всё ты придумал, чтобы меня рассмешить, — сказала Лена.
— Вот и хорошо, что не обижаешься, конечно, придумал, — весело сказал дедушка. – Баня готова, я, пожалуй, пойду мыться, я на сегодня все свои дела сделал.

— Иди, иди, дед, мойся, а я сейчас коз подою, молоко в холодильник уберу и мы с Леночкой тоже пойдём в баню, — сказала бабушка, намешивая козам пойло. Дед взял свой пакет с бельём и отправился в баню. Бабушка пошла во двор доить коз. Немного посидев в одиночестве, Лена вышла к ней. Бабушка уже доила козу. У неё было две козы: Белка и Зайка, а ещё было два козлёнка, они были такие забавные, шустрые, Лена немного побаивалась их, поэтому почти не играла с ними, и если смотрела, то только издали.

Бабушка подоила обеих коз, Лена удивлялась тому, как быстро у неё получалось все дела. Козы её слушались, она их не боялась, поросёнок смешно чмокал в своём новом корыте, куры уже были сыты, все сидели на жёрдочках, цыплята спали в гнезде с мамой-клушей, в хозяйстве был полный порядок.

— Ну, вот, внученька, всех мы с тобой накормили, они будут спать до утра, а мы отправимся в баню, — сказала бабушка, направляясь в дом. Там она процедила молоко в банки, поставила их в холодильник.
Дед вернулся из бани весь красный в одних брюках, с накинутым на спину большим махровым полотенцем.

— С лёгким паром! – сказала ему бабушка.
— Спасибо! – ответил дед, с лица его стекали капли воды. Он взял полотенце, утёрся, сел на диван, вся комната была наполнена ароматом бани.
— Дед, с лёгким паром тебя! – сказала Лена. – Дед, ты очень красивый и душистый из бани пришёл!
— Спасибо, внученька, из бани все приходят красивыми, баня лечит и красит, — сказал дед. — К тому же я ещё и парился, а это очень полезно.

— Бабушка, а мы тоже париться будем? – спросила внучка.
— Посмотрим, — ответила бабушка. — Дед, встречай нас из бани!- наказала она деду. Взяла два пакета с бельём, и они с Леной пошли в баню.
Баня встретила их ароматным паром, даже в предбаннике было очень жарко.

— Ну, и натопил, любит пожарче наш дед! – сказала бабушка и открыла дверь на улицу. В самой бане было ещё жарче. Бабушка налила в два тазика воды.
— Ну, внученька, париться будем? – спросила она, выбирая веник. Лене вдруг стало страшно.

— Бабушка, уж очень жарко, — нерешительно сказала она.
— Для того и жарко, чтобы париться, — бабушка взяла веник и слегка погладила Лену по спинке, веник был тёплый, мягкий, потом она надела на голову себе и внучке специальные шапочки и полезла на полок. Лена присела на скамейку и со страхом смотрела на бабушку, которая уже хлестала себя берёзовым веником, отчего её тело стало красным, лицо раскраснелось.

— Бабушка, хватит, — беспокоилась Лена. Бабушка слезла с полка, положила веник в таз, и они вышли в предбанник отдохнуть, там было свежо и прохладно.
— Баб, а я не смогу так, боюсь, — сказала Лена.
— Просто нужна привычка, но пар лечит, все хвори выгоняет, — ответила бабушка. – Пойдём теперь мыться.

Она открыла из бани дверь, чтобы выветрить пар, стало чуть прохладнее. Бабушка распустила длинные светлые волосы.
— Баба, ты похожа на русалку, — сказала Лена.
— Да уж, какая русалка, в молодости была, а теперь уже не та, — ответила бабушка. – Давай- ка, я тебя вымою, а то скоро дед за тобой придёт.

Бабушка вымыла Леночке голову душистым шампунем, мягкой мочалкой потёрла спинку, а руки, ноги и живот Лена мыла сама. Потом бабушка налила чистой прохладной воды, добавила туда мятного отвара и ополоснула внучку. В это время раздался стук в дверь.

— Девицы – красавицы, вы готовы? — это пришёл дед, он хотел забрать Лену.
— Нет, дед, ещё не оделись, — крикнула бабушка.- Погуляй чуток!
Бабушка вывела Лену в предбанник, поставила на лавочку, вынула из пакета большое мягкое полотенце, накинула на внучку и стала её вытирать. Потом достала трусики, маечку, носочки и яркий махровый халатик — бельё было чистое, свежее. На голову бабушка повязала Лене платочек.

— Ну, моя красавица, сестрица — Алёнушка, готова? Пора деда звать! – сказала бабушка и поцеловала внучку в розовую тёплую щёчку, а сама приоткрыла дверь на улицу.
— Дед, можешь забирать свою красавицу – внучку! – крикнула она.

— Ну-ка, я посмотрю, какая красивая ты стала, моя внученька! – отозвался дед, он взял Лену на руки и понёс её домой. Дома Лена первым делом подбежала к зеркалу.
— Нравишься себе? – спросил дед, внучка согласно кивнула. — Вот какая полезная баня, всех делает красивыми.
Вскоре и бабушка пришла, в розовом халате с полотенцем на голове, румяная – она была очень красивая.

— Дед, ты уже остыл от бани, ухаживай за нами, женщинами, — сказала она, снимая чалму из полотенца со своей головы, а по плечам её рассыпались мокрые длинные волосы, которые она долго протирала полотенцем.

— Бабушка, ты пришла из бани самая красивая! – восхищённо сказала Лена. А дед тем временем, уже разлил горячий чай, поставил мёд и ванильное печенье.
— Наша бабушка и без бани самая красивая, — с гордостью сказал дед.

— Ой, боюсь, боюсь, что зазнаюсь я у вас скоро! — засмеялась бабушка. Подсушив полотенцем волосы, она села за стол. Это было замечательное, послебанное чаепитие, все как-то сразу расслабились, Леночка ещё сидела за столом, а глаза у неё закрывались, дед перенёс внучку на кровать, бабушка сняла с неё банный халатик, но Лена уже спала. Банный аромат ещё долго витал в комнате.

Источник статьи: http://proza.ru/2013/05/23/761

Читайте также:  Снип бани нормы проектирования действующий

Как бабушка-соседка к нам в баню напросилась и чем это закончилось

Купили мы в поселке дом. Самое главное — с банькой! Крепкой и хорошей каменкой.

Соседкой справа оказалась довольно древняя старуха. Но спину держала прямо. Даже по морщинистому лицу можно было угадать, что в молодости настоящая красавица была.

Как-то чинил между нашими участками забор, когда ко мне подошел брат соседки. Жил он в областном центре, на регулярно к сестре наведывался.

Сели покурить. Тут брат соседки ко мне с просьбой и обратился. Вы мол, когда баню топить будете позовите, пожалуйста, Марфу. Пусть искупается. Свою истопить она уж и не в силах. Да и дрова бережет. Зима-то долгая.

Тут от соседского гостя узнал я историю бабы Марфы. Одна она век доживает. Потому как замужем не была. А замужем не была, потому как менингитом в детстве переболела. Тогда эту хворобу лечить не умели. Вот головой девчонка и повредилась. А кто ж такую засватает?

То что баба Марфа не в себе, так сразу и не скажешь. В доме чисто, сама опрятная. В магазин за продуктами сама ходит регулярно.

В общем, в субботу, как обещался, позвал бабушку. Сказал, мол, как сами помоемся — дам знать.

Помылись мы в тот день поздно. Уже стемнело. Но баба Марфа была наготове. На мой зов быстренько явилась со своей шайкой и мочалкой.

Было около девяти вечера. Часов в одиннадцать стал нервничать: бабка-то не молодуха. Может чего стало с ней? Пойти бы посмотреть. Но жена уснула уже, а мужчине в баню соваться, пусть и к бабке, это ж срам какой!

Вышел в огород. Тишина. К бане поближе подошел — тишина.

В полночь не по себе мне уже. Сижу на диване, нервничаю, курю одну за одной. Лихорадочно соображаю, как быть в такой ситуации? Решил, если через полчаса бабка не появится — пойду дверь ломать.

Ровно через полчаса бабка в окно постучала. Куртку накинул, на улицу вышел. Соседка радушно благодарит, мол, так набанничалась, такой пар хороший, ой, спасибо!

А у меня на нервной почве аж челюсть свело, ничего ответить не могу. Да и что скажешь человеку, который уже на десятый десяток пошел?

Марфа повадилась ходить к нам банничать каждую субботу. Только больше ждать никто не стал. Показал, где замок, да куда ключ покласть…

Источник статьи: http://pirooog.ru/kak-babushka-sosedka-k-nam-v-banyu-naprosilas-i-chem-eto-zakonchilos/

Ступени возмужания. повесть гл. 1

Случай раннего детства, пожалуй, навсегда остался в моей памяти. Несмотря на то, что было мне всего пять лет, я его запомнил.

Мы с матерью пошли мыться в благоустройку к знакомым, поскольку в доме, где жили, не имелось горячей воды. Не знаю, почему, но никого кроме нас в квартире не было. Мама забыла взять мыло и крикнула мне из ванны. Я открыл дверь. Странно, я почти ничего не помню из того времени, а это помню. В ванной стоял пар, окутанная им мать, голая, мокрые волосы — она носила клубок и распущенными они у нее были длинными и пышными. Одна её рука закрывала грудь, а другая промежность, из-под ладони выглядывал темный кудрявый уголок…

Всего несколько секунд. Я положил мыло на раковину и выбежал, но эта картина навсегда осталась со мной.

Сказать, что я вижу сейчас её как женщину, думаю, — нет. Она моя мама! Ею и осталась навсегда. Но все же я не могу сказать и то, что эта картина меня не возбуждала потом, когда у меня появился интерес к противоположному полу. Иногда в подростковых мечтах она представала перед моим взором и вызывала эрекцию.

Впрочем, в то время эрекцию вызывало буквально все даже поездка в автобусе.

Лет в восемь, мы, с другом-одногодкой, увидели, за сараями, — рядом с уличным туалетом, не успевшую добежать девочку. Соседка, на год младше нас, писала прямо у дверей. Созрела идея обследовать. Конечно, никакого сексуального желания, ни я, ни мой друг тогда не испытывали. Это был очередной мальчишеский эксперимент на познавания всего и вся. Девочку мы заманили конфетами. Друг жил с бабушкой и родители откупались от него коробками конфет, на то время кошмарный дефицит. Привели к нему, — бабушки дома не было. После долгих уговоров и, наверное, двухсот грамм конфет, девочка согласилась раздеться.

Возможно, я бы и не запомнил этот эпизод, поскольку, на даче — у соседей, часто бегала голенькая дочка ни на много меньше. В общем, чем отличается мальчик от девочки, я уже видел, не так близко, но видел. Но она стала снимать не платье, — коротенькое, как тогда ходили все девочки, а трусики и вот это ощущение, что перед тобой девочка и ты знаешь: на ней нет трусиков, я запомнил.

Потом было самое тщательное исследование. Пока она лопала конфеты, мы с другом изучили промежность девочки полностью. Раскрывали половые губы, совали туда пальцы и нос. Друг даже пытался собезьянничать половой акт, — где он его увидел, живя у бабушки?

Писичка девочки, так как она недавно пописала, пахла мочой и видимо от нашего рьяного изыскания, она сикнула снова. Все мои пальцы были в моче, и рецепторы носа от этого запаха отходили потом дня два. Если честно, то мне это тогда не понравилось и, на какое-то время, я совсем потерял интерес к девочкам. Точно так же, как однажды, примерно в том же возрасте, перекурил — три пачки за два часа на троих друзей, и не мог смотреть на сигареты до армии.

После осмотра и последней конфеты из коробки, девочка с нами заигралась в какую-то игру и забыла у моего друга трусики, а его бабушка нашла. Девочку после долго не выпускали на улицу, мой друг честно отстоял в углу три часа, а я оказался в стороне — меня не выдали. От этого мне стало еще хуже. Осадок долго точил меня червем и не давал совести покоя.

Исключив девчонок из своего круга общения, я про них забыл, но постепенно природа брала свое. У нас во дворе было повальное увлечение пластилином, мы лепили из него солдатиков, танки, самолеты. В десять лет читал я с великой ленью и предпочитал в книгах картинки. И вот однажды, я увидел в энциклопедии скульптуру Афродиты и затаился желанием ее вылепить, но не просто так, а с открытым влагалищем. Конечно, получилось у меня не очень — нечто дикокаменное без лица и ног. Высотой моя Венера получилась сантиметров десять, но влагалище я вылепил досконально, — взял иглу и разделил промежность на половые губы.

Наверное, потому что промежность девочки меня не очень впечатлила, вспомнив прикрытый ладонью лобок матери, я налепил волосы. Старался как можно тоньше, но они все равно напоминали змеевидные локоны Горгоны. И это меня не удовлетворило в творчестве! Тогда я взял карандаш и углубил заточенный грифель. Получилось нечто вроде возбужденного женского органа. Откуда я это взял? Не помню. Довольный своим произведением искусства, я стянул с себя трусы и приложил то, что сотворил к писюну и он вдруг увеличился. Может, это было и не в первый раз — какие-то зачатки эрекции, но этот случай я запомнил.

Я положил свою Афродиту с собой в постель. Хорошо, что когда утром меня в школу разбудила мать — это уже был просто бесформенный кусок пластилина. Получив нагоняя за грязь под одеялом, я отправился в школу, рассказать другу о ночном приключении с греческой богиней любви.

До первого полноценного оргазма было еще целых три года, которые пролетели в краевых сражениях и вовсе не рыцаря за честь дамы сердца.

Мне исполнилось полных тринадцать, почти четырнадцать, как я всегда уточнял, если разговор заходил о моем возрасте. Я вытянулся в долговязого юнца. Близилось лето, и меня готовили к очередной отправке в деревню. Под Тобольском жили мой прадед, то ли троюродный, то ли четвероюродный, — лет под девяносто, и тетка, самая младшая его дочь, которой было тогда около сорока. Вот к ним во владения меня и собирались сослать до сентября.

Жили мои дальние родственники, можно сказать, отшельниками. Дед служил лесником в таежной глубинке на берегах Иртыша, а поскольку было ему тогда под девяносто, то на должности оформлена была его младшая дочь, из коренного населения Манси.

Мать тетки была рождена от заезжего промысловика, а, в свою очередь, с ней, перед самой войной, и прижил дочь мой дед. Для народа Манси ничего удивительного в том не было, да и, по большому счету, сейчас нет. В общем, город, тобольский интернат, ей пришлись не по душе, и она приехала в тайгу к уже тогда почти семидесятилетнему отцу, как только ей рассказали о нем родичи.

Мировоззрение этой женщины отличалось от общепринятого, и сегодня, изучив обычаи и традиции коренных народов Севера и Сибири, я могу сказать, что, возможно, она была деду не только дочерью, но и женой…

Нет не правильно. Тетка была ему дочерью, но в широких понятиях Манси.

Как и все дети от смешенной крови, в молодости она была красивая, словно куколка, а с возрастом начали проявляться черты Севера, в общем миловидная и приятная. По приезду в первый раз, когда я ее увидел — невысокой, коренастенькой, крепко сбитой, с малой формой груди, она мне сразу понравилась радушием и насмешила некоторой суетливостью. Степенный дед приложил ее метания крепким словцом, словно придавил. Дальше меж мной и тетей все пошло равномерно без скачков счастливой встречи.

Не знаю, почему у тетки не было детей, но их не было. С дедом они жили вдвоем. Несмотря на глушь, она была умной, начитанной женщиной. В доме деда имелась тщательно подобранная библиотека, как я потом узнал, когда-то он был офицером, служил в пластунском батальоне Его Императорского Высочества и даже в тайге без книг не представлял своего бытия. В общем, тетка была такая амазонка двадцатого века, и стреляла метко, и о Ромео и Джульетте могла мне поведать в ролях.

Первый раз я к ним приезжал, точнее меня привез к ним мой отец, в одиннадцать лет. Дом большой рубленый с крытым двором, где хозяйничал огромный волкодав — помесь волка и собаки с зелеными огоньками глаз. Мы быстро подружились. Я его прикормил ватрушками, он их, не жуя, сглатывал налету.

С собакой мы бегали на пляж, — пустынный плес на Иртыше, с дедом собирали грибы, косили сено, а с теткой ходили по ягоды. Правда всего пару раз, поскольку она сильно ругалась, если я, подобрав одну ягоду, не заметил и потоптал десяток.

Ничего особенного в то первое лето, в плане сексуальности, у меня не было, не считая, что в бане я парился вместе с теткой, но она была в рубахе. Если через мокрую ткань там что-то и проглядывало, — если честно, в одиннадцать лет меня мало интересовало. Вокруг было столько много интересного, что я забыл напрочь о своих экспериментах с пластилином.

После меня, обычно, в баню шел дед, он никогда не мылся со мной. Только уже на раскаленную каменку. Однажды, после того как тетка меня безбожно отхлестала березовым веником и осталась в бане с дедом, — его она тоже скребла и хлестала часа два не меньше, я увидел вывешенную во дворе мокрую рубаху.

Читайте также:  Как своими руками сделать сруб для бани своими руками

Конечно, у тетки была не одна рубаха, но сейчас я думаю, что перед дедом она не стеснялась. Да и выдержать тот пар, что тетка нагоняла деду, в рубахе было просто не возможно…

Мое сознание еще было девственным, но как человечек сугубо городской культуры, после бани я сразу требовал от тетки плавки из своего чемодана. Она с улыбкой выдавала мне трусы, что привезла для меня из города. Я сначала сопротивлялся, но потом сдался, поскольку дед из бани выходил в длинной рубахе, из-под которой были видны его жилистые старческие ноги. Трусов он летом вообще не носил, надевал лишь сшитые теткой холщевые порты — просторные штаны на завязке, и рубаху.

Так я и ходил в трусах во дворе, а в плавках бегал с волкодавом на плес. Намеки тетки, что в округе на несколько километром кроме меня, ее, деда и собаки с живностью никого нет, я игнорировал.

Ближе к школе меня забрал домой отец, а вот зимой ко мне начали приходить воспоминания на тему: как я провел лето, окрашиваясь в эротические тона.

Часто передо мной рисовалась картина, будто бы тетка прошла мимо моей кровати голой, посмотрела в мою сторону, томным дыханием всколыхнув грудь.

Вставала она рано в пять, а то и раньше, — подоить корову, покормить пернатую живность и т.д. Растопить русскую печь. Во дворе стояла газ-плита, но архаичный дед ее не признавал, — еду тетка готовила только в печи. До сих пор не могу сказать с полной уверенностью, было ли это на самом деле или виденья тетки обнаженной в утренних заботах, результат гормональных изменений в моем организме. Выдаваемый за правду сон, причем уже дома, зимой, с ощущениями неудобства в плавках.

К весне мои воспоминания вперемешку с ведениями настолько стали реальными, что я частенько просыпался с последствиями. Наблюдая при стирке за моими ночными поллюциями, мать начала настаивать на трусах. В то время, в эпоху всеобщего помешательства на нейлоне, для меня это было немыслимо. Но воспоминания о деде и тетке, я согласился. Трусы дали мне больше свободы и поллюции временно прекратились или почти прекратились.

Летом я мечтал вернуться к деду. Меня тянуло в эту загадочную глушь, где буквально все было по-другому, но родители получили отпуск летом и мы всей семьей поехали в Киев, где у нас тоже были родственники. Зимой я уже сильно заскучал, по деду, тетке, волкодаву и с весны начал просится к ним.

Мать мне добыла путевку в какой-то престижный пионерский лагерь, но я заявил, что поеду только к деду и в знак протеста снова начал носить нейлоновые плавки, — поскольку в пионерлагере, пацаны старшей группы в трусах не ходят. В результате моего демарша, менять мне их пришлось каждое утро. Так как о мастурбации я еще не узнал, мой повзрослевший организм справлялся с проблемой сам, и довольно активно.

Перевалив за сорок, я могу предположить, что проблема моих юношеских поллюций не могла быть не замеченной матерью, но вот как натолкнуть меня на выход из такого положения, она не знала. И в самом деле, должен же я был как-то сам дойти до мастурбации, но этого почему-то не происходило. Это сегодня мальчишки могут говорить об этом друг с другом или родители могут рассказать, — подсунуть соответствующую информацию через инет, в книге и т.д., а тогда это было великим табу, о котором все знали и, в то же время, молчали. Посоветовавшись с матерью, отец решил отвести меня к деду, — на природе я быстрей найду выход сам…

До дедовских владений, — от конечной рейсового автобуса из Тобольска, было еще километров сто, которые мы со встретившей меня теткой преодолели на уазике местного лесхоза. Отец не поехал с нами, вернулся в Тобольск — в поезд и домой, поджимали отгулы.

Трясло нас по ухабам добро, а так как я был в плавках еще с поезда, — мы с отцом ехали в плацкарте и трусы бы я не надел даже под страхом смерти, — то, и вытрясло с меня некое количество спермы, как через края переполненного сосуда.

По прибытию, как обычно — баня. Пока тетка хлопотала, её растапливая, я немного поиграл с волкодавом и пошел в удобства на улице.

К своему удивлению, когда я отогнул край плавок, то на крайней плоти обнаружил обилие склизкой массы. Какой она была, сквозь пробивающиеся в щели солнечные лучи увидеть было сложно, но то, что масса липкая, тягучая, говорило мне — это совсем не моча! Я автоматически измазал в ней палец и понюхал. Пахло чем-то терпким или пряным.

Совсем незадолго до этого, я с другом баловался импортной зажигалкой. Как-то у меня получилось, — долго горевшая, нагретая зажигалка зацепилась за внешнюю сторону кисти. Обжигаясь, я дернулся и содрал первый слой кожи, рана, с небольшой неправильный квадрат, быстро наполнилась сукровицей. То, что я обнаружил у себя в плавках, было очень похожим по запаху и имело такую же липкость. Я всерьез подумал, не припалил ли кончик в уазике?

Три вопроса терзали меня: чем? как? и почему не больно? С ними я и побежал в большую комнату рубленой пятистенки. Стянул в своей комнате плавки, чтобы убедится, что мое отличие от девочки еще на месте, а не содралось, словно на руке кожа.

Стоявшего в оторопи, в рубашке на голый зад, меня и нашла тетя.

— Решил переодеться? — спросила она.

— Да, — ответил я, держа в руках мокрые плавки.

— Давай, — протянула она руку, — как попаришься, сразу и постираю, чтобы зазря воду не греть.

Мне ничего не оставалось, как отдать плавки со следами спермы. Слова: сам, постираю, она бы просто не поняла. Мне не хотелось вызвать спор и заострить на этом внимание, да, если честно, то я вообще не соображал что говорю, делаю. Наверное, нечто подобное испытывает девушка при первых месячных.

Я старался не поворачиваться. Тетя сама подошла и взяла у меня плавки. Краем глаза в зеркало комнаты я увидел ее улыбку. Она была мимолетной.

Тетя вобрала в руку мои плавки, — чувствуя их влагу, и кивнув на стул, положенные к моему приезду трусы, сказала:

— Надевай, Хотела после бани выдать, но ты же в рубашке по двору не пойдешь. Или пойдешь? Помоешься, а там и наденешь чистое.

В баню я пошел в трусах. Мне так было страшно оказался без них. И не потому, что я стеснялся. Мне было не до того, в мозгу билась мысль: что же у меня там произошло? Пока я дошел до бани, то ли от мыслей, то ли от того, что я так и не вытерся, на них появилась пятнышко.

Тетя увидела и ласково так проворчала:

— Говорила же! Ладно, все равно стирать…

Случай раннего детства, пожалуй, навсегда остался в моей памяти. Несмотря на то, что было мне всего пять лет, я его запомнил.

Мы с матерью пошли мыться в благоустройку к знакомым, поскольку в доме, где жили, не имелось горячей воды. Не знаю, почему, но никого кроме нас в квартире не было. Мама забыла взять мыло и крикнула мне из ванны. Я открыл дверь. Странно, я почти ничего не помню из того времени, а это помню. В ванной стоял пар, окутанная им мать, голая, мокрые волосы — она носила клубок и распущенными они у нее были длинными и пышными. Одна её рука закрывала грудь, а другая промежность, из-под ладони выглядывал темный кудрявый уголок…

Всего несколько секунд. Я положил мыло на раковину и выбежал, но эта картина навсегда осталась со мной.

Сказать, что я вижу сейчас её как женщину, думаю, — нет. Она моя мама! Ею и осталась навсегда. Но все же я не могу сказать и то, что эта картина меня не возбуждала потом, когда у меня появился интерес к противоположному полу. Иногда в подростковых мечтах она представала перед моим взором и вызывала эрекцию.

Впрочем, в то время эрекцию вызывало буквально все даже поездка в автобусе.

Лет в восемь, мы, с другом-одногодкой, увидели, за сараями, — рядом с уличным туалетом, не успевшую добежать девочку. Соседка, на год младше нас, писала прямо у дверей. Созрела идея обследовать. Конечно, никакого сексуального желания, ни я, ни мой друг тогда не испытывали. Это был очередной мальчишеский эксперимент на познавания всего и вся. Девочку мы заманили конфетами. Друг жил с бабушкой и родители откупались от него коробками конфет, на то время кошмарный дефицит. Привели к нему, — бабушки дома не было. После долгих уговоров и, наверное, двухсот грамм конфет, девочка согласилась раздеться.

Возможно, я бы и не запомнил этот эпизод, поскольку, на даче — у соседей, часто бегала голенькая дочка ни на много меньше. В общем, чем отличается мальчик от девочки, я уже видел, не так близко, но видел. Но она стала снимать не платье, — коротенькое, как тогда ходили все девочки, а трусики и вот это ощущение, что перед тобой девочка и ты знаешь: на ней нет трусиков, я запомнил.

Потом было самое тщательное исследование. Пока она лопала конфеты, мы с другом изучили промежность девочки полностью. Раскрывали половые губы, совали туда пальцы и нос. Друг даже пытался собезьянничать половой акт, — где он его увидел, живя у бабушки?

Писичка девочки, так как она недавно пописала, пахла мочой и видимо от нашего рьяного изыскания, она сикнула снова. Все мои пальцы были в моче, и рецепторы носа от этого запаха отходили потом дня два. Если честно, то мне это тогда не понравилось и, на какое-то время, я совсем потерял интерес к девочкам. Точно так же, как однажды, примерно в том же возрасте, перекурил — три пачки за два часа на троих друзей, и не мог смотреть на сигареты до армии.

После осмотра и последней конфеты из коробки, девочка с нами заигралась в какую-то игру и забыла у моего друга трусики, а его бабушка нашла. Девочку после долго не выпускали на улицу, мой друг честно отстоял в углу три часа, а я оказался в стороне — меня не выдали. От этого мне стало еще хуже. Осадок долго точил меня червем и не давал совести покоя.

Исключив девчонок из своего круга общения, я про них забыл, но постепенно природа брала свое. У нас во дворе было повальное увлечение пластилином, мы лепили из него солдатиков, танки, самолеты. В десять лет читал я с великой ленью и предпочитал в книгах картинки. И вот однажды, я увидел в энциклопедии скульптуру Афродиты и затаился желанием ее вылепить, но не просто так, а с открытым влагалищем. Конечно, получилось у меня не очень — нечто дикокаменное без лица и ног. Высотой моя Венера получилась сантиметров десять, но влагалище я вылепил досконально, — взял иглу и разделил промежность на половые губы.

Наверное, потому что промежность девочки меня не очень впечатлила, вспомнив прикрытый ладонью лобок матери, я налепил волосы. Старался как можно тоньше, но они все равно напоминали змеевидные локоны Горгоны. И это меня не удовлетворило в творчестве! Тогда я взял карандаш и углубил заточенный грифель. Получилось нечто вроде возбужденного женского органа. Откуда я это взял? Не помню. Довольный своим произведением искусства, я стянул с себя трусы и приложил то, что сотворил к писюну и он вдруг увеличился. Может, это было и не в первый раз — какие-то зачатки эрекции, но этот случай я запомнил.

Читайте также:  Индикатор уровня воды в баке своими руками для бани

Я положил свою Афродиту с собой в постель. Хорошо, что когда утром меня в школу разбудила мать — это уже был просто бесформенный кусок пластилина. Получив нагоняя за грязь под одеялом, я отправился в школу, рассказать другу о ночном приключении с греческой богиней любви.

До первого полноценного оргазма было еще целых три года, которые пролетели в краевых сражениях и вовсе не рыцаря за честь дамы сердца.

Мне исполнилось полных тринадцать, почти четырнадцать, как я всегда уточнял, если разговор заходил о моем возрасте. Я вытянулся в долговязого юнца. Близилось лето, и меня готовили к очередной отправке в деревню. Под Тобольском жили мой прадед, то ли троюродный, то ли четвероюродный, — лет под девяносто, и тетка, самая младшая его дочь, которой было тогда около сорока. Вот к ним во владения меня и собирались сослать до сентября.

Жили мои дальние родственники, можно сказать, отшельниками. Дед служил лесником в таежной глубинке на берегах Иртыша, а поскольку было ему тогда под девяносто, то на должности оформлена была его младшая дочь, из коренного населения Манси.

Мать тетки была рождена от заезжего промысловика, а, в свою очередь, с ней, перед самой войной, и прижил дочь мой дед. Для народа Манси ничего удивительного в том не было, да и, по большому счету, сейчас нет. В общем, город, тобольский интернат, ей пришлись не по душе, и она приехала в тайгу к уже тогда почти семидесятилетнему отцу, как только ей рассказали о нем родичи.

Мировоззрение этой женщины отличалось от общепринятого, и сегодня, изучив обычаи и традиции коренных народов Севера и Сибири, я могу сказать, что, возможно, она была деду не только дочерью, но и женой…

Нет не правильно. Тетка была ему дочерью, но в широких понятиях Манси.

Как и все дети от смешенной крови, в молодости она была красивая, словно куколка, а с возрастом начали проявляться черты Севера, в общем миловидная и приятная. По приезду в первый раз, когда я ее увидел — невысокой, коренастенькой, крепко сбитой, с малой формой груди, она мне сразу понравилась радушием и насмешила некоторой суетливостью. Степенный дед приложил ее метания крепким словцом, словно придавил. Дальше меж мной и тетей все пошло равномерно без скачков счастливой встречи.

Не знаю, почему у тетки не было детей, но их не было. С дедом они жили вдвоем. Несмотря на глушь, она была умной, начитанной женщиной. В доме деда имелась тщательно подобранная библиотека, как я потом узнал, когда-то он был офицером, служил в пластунском батальоне Его Императорского Высочества и даже в тайге без книг не представлял своего бытия. В общем, тетка была такая амазонка двадцатого века, и стреляла метко, и о Ромео и Джульетте могла мне поведать в ролях.

Первый раз я к ним приезжал, точнее меня привез к ним мой отец, в одиннадцать лет. Дом большой рубленый с крытым двором, где хозяйничал огромный волкодав — помесь волка и собаки с зелеными огоньками глаз. Мы быстро подружились. Я его прикормил ватрушками, он их, не жуя, сглатывал налету.

С собакой мы бегали на пляж, — пустынный плес на Иртыше, с дедом собирали грибы, косили сено, а с теткой ходили по ягоды. Правда всего пару раз, поскольку она сильно ругалась, если я, подобрав одну ягоду, не заметил и потоптал десяток.

Ничего особенного в то первое лето, в плане сексуальности, у меня не было, не считая, что в бане я парился вместе с теткой, но она была в рубахе. Если через мокрую ткань там что-то и проглядывало, — если честно, в одиннадцать лет меня мало интересовало. Вокруг было столько много интересного, что я забыл напрочь о своих экспериментах с пластилином.

После меня, обычно, в баню шел дед, он никогда не мылся со мной. Только уже на раскаленную каменку. Однажды, после того как тетка меня безбожно отхлестала березовым веником и осталась в бане с дедом, — его она тоже скребла и хлестала часа два не меньше, я увидел вывешенную во дворе мокрую рубаху.

Конечно, у тетки была не одна рубаха, но сейчас я думаю, что перед дедом она не стеснялась. Да и выдержать тот пар, что тетка нагоняла деду, в рубахе было просто не возможно…

Мое сознание еще было девственным, но как человечек сугубо городской культуры, после бани я сразу требовал от тетки плавки из своего чемодана. Она с улыбкой выдавала мне трусы, что привезла для меня из города. Я сначала сопротивлялся, но потом сдался, поскольку дед из бани выходил в длинной рубахе, из-под которой были видны его жилистые старческие ноги. Трусов он летом вообще не носил, надевал лишь сшитые теткой холщевые порты — просторные штаны на завязке, и рубаху.

Так я и ходил в трусах во дворе, а в плавках бегал с волкодавом на плес. Намеки тетки, что в округе на несколько километром кроме меня, ее, деда и собаки с живностью никого нет, я игнорировал.

Ближе к школе меня забрал домой отец, а вот зимой ко мне начали приходить воспоминания на тему: как я провел лето, окрашиваясь в эротические тона.

Часто передо мной рисовалась картина, будто бы тетка прошла мимо моей кровати голой, посмотрела в мою сторону, томным дыханием всколыхнув грудь.

Вставала она рано в пять, а то и раньше, — подоить корову, покормить пернатую живность и т.д. Растопить русскую печь. Во дворе стояла газ-плита, но архаичный дед ее не признавал, — еду тетка готовила только в печи. До сих пор не могу сказать с полной уверенностью, было ли это на самом деле или виденья тетки обнаженной в утренних заботах, результат гормональных изменений в моем организме. Выдаваемый за правду сон, причем уже дома, зимой, с ощущениями неудобства в плавках.

К весне мои воспоминания вперемешку с ведениями настолько стали реальными, что я частенько просыпался с последствиями. Наблюдая при стирке за моими ночными поллюциями, мать начала настаивать на трусах. В то время, в эпоху всеобщего помешательства на нейлоне, для меня это было немыслимо. Но воспоминания о деде и тетке, я согласился. Трусы дали мне больше свободы и поллюции временно прекратились или почти прекратились.

Летом я мечтал вернуться к деду. Меня тянуло в эту загадочную глушь, где буквально все было по-другому, но родители получили отпуск летом и мы всей семьей поехали в Киев, где у нас тоже были родственники. Зимой я уже сильно заскучал, по деду, тетке, волкодаву и с весны начал просится к ним.

Мать мне добыла путевку в какой-то престижный пионерский лагерь, но я заявил, что поеду только к деду и в знак протеста снова начал носить нейлоновые плавки, — поскольку в пионерлагере, пацаны старшей группы в трусах не ходят. В результате моего демарша, менять мне их пришлось каждое утро. Так как о мастурбации я еще не узнал, мой повзрослевший организм справлялся с проблемой сам, и довольно активно.

Перевалив за сорок, я могу предположить, что проблема моих юношеских поллюций не могла быть не замеченной матерью, но вот как натолкнуть меня на выход из такого положения, она не знала. И в самом деле, должен же я был как-то сам дойти до мастурбации, но этого почему-то не происходило. Это сегодня мальчишки могут говорить об этом друг с другом или родители могут рассказать, — подсунуть соответствующую информацию через инет, в книге и т.д., а тогда это было великим табу, о котором все знали и, в то же время, молчали. Посоветовавшись с матерью, отец решил отвести меня к деду, — на природе я быстрей найду выход сам…

До дедовских владений, — от конечной рейсового автобуса из Тобольска, было еще километров сто, которые мы со встретившей меня теткой преодолели на уазике местного лесхоза. Отец не поехал с нами, вернулся в Тобольск — в поезд и домой, поджимали отгулы.

Трясло нас по ухабам добро, а так как я был в плавках еще с поезда, — мы с отцом ехали в плацкарте и трусы бы я не надел даже под страхом смерти, — то, и вытрясло с меня некое количество спермы, как через края переполненного сосуда.

По прибытию, как обычно — баня. Пока тетка хлопотала, её растапливая, я немного поиграл с волкодавом и пошел в удобства на улице.

К своему удивлению, когда я отогнул край плавок, то на крайней плоти обнаружил обилие склизкой массы. Какой она была, сквозь пробивающиеся в щели солнечные лучи увидеть было сложно, но то, что масса липкая, тягучая, говорило мне — это совсем не моча! Я автоматически измазал в ней палец и понюхал. Пахло чем-то терпким или пряным.

Совсем незадолго до этого, я с другом баловался импортной зажигалкой. Как-то у меня получилось, — долго горевшая, нагретая зажигалка зацепилась за внешнюю сторону кисти. Обжигаясь, я дернулся и содрал первый слой кожи, рана, с небольшой неправильный квадрат, быстро наполнилась сукровицей. То, что я обнаружил у себя в плавках, было очень похожим по запаху и имело такую же липкость. Я всерьез подумал, не припалил ли кончик в уазике?

Три вопроса терзали меня: чем? как? и почему не больно? С ними я и побежал в большую комнату рубленой пятистенки. Стянул в своей комнате плавки, чтобы убедится, что мое отличие от девочки еще на месте, а не содралось, словно на руке кожа.

Стоявшего в оторопи, в рубашке на голый зад, меня и нашла тетя.

— Решил переодеться? — спросила она.

— Да, — ответил я, держа в руках мокрые плавки.

— Давай, — протянула она руку, — как попаришься, сразу и постираю, чтобы зазря воду не греть.

Мне ничего не оставалось, как отдать плавки со следами спермы. Слова: сам, постираю, она бы просто не поняла. Мне не хотелось вызвать спор и заострить на этом внимание, да, если честно, то я вообще не соображал что говорю, делаю. Наверное, нечто подобное испытывает девушка при первых месячных.

Я старался не поворачиваться. Тетя сама подошла и взяла у меня плавки. Краем глаза в зеркало комнаты я увидел ее улыбку. Она была мимолетной.

Тетя вобрала в руку мои плавки, — чувствуя их влагу, и кивнув на стул, положенные к моему приезду трусы, сказала:

— Надевай, Хотела после бани выдать, но ты же в рубашке по двору не пойдешь. Или пойдешь? Помоешься, а там и наденешь чистое.

В баню я пошел в трусах. Мне так было страшно оказался без них. И не потому, что я стеснялся. Мне было не до того, в мозгу билась мысль: что же у меня там произошло? Пока я дошел до бани, то ли от мыслей, то ли от того, что я так и не вытерся, на них появилась пятнышко.

Источник статьи: http://parnasse.ru/prose/genres/erotic/stupeni-vozmuzhanija-povest-gl-1.html

Оцените статью
Про баню