Барин и крепостная. Глава 15. Банька
Вечером добрались до N-ска. В почтовой гостинице взял комнату с двумя кроватями. Хозяйка гостиницы, косясь на Аню и мальчика. – Энти тоже с Вами?
– Со мной. Баня есть?
– Нет. Воду могу нагреть.
– Может по соседству есть?– я вынул пятак и поиграл с ним
– Пойду у Семёна спрошу. Они-с вроде как у себя сегодня топили.
Семён показался мне старичком. Хотя бойкий. Всё время что то говорит.
– Банька то у мня добротная. Малёхая, да жаркая. Вы как тамось – вместе будете париться, али пока чаю попьют?
Аня опустила глаза.
– Вместе, вместе.
– Ну чё ж. За ладно. Пройдём али. как?
– Пройдём.
Изба Семёна оказалась неподалёку. Сразу с улицы чуялся дымный аромат чёрной баньки запаренной хвойным веником.
– Может, а в дом, чайку?
– Да нет. Пили уже.
– Ну, так и ладно. Ладно.
Прошли сразу к бане.
– Вот тута бадья с тёплой водичкой. Тута на камнях чугунок с горячей, значитца. Смотрите – не обожгитесь. Холодная тута. Тута в ушате и разбавлять можно. Мыло тут. Ковш. Здесь кислая водица. Ну, вобщем то, всё навроде.
Отдав тяжёлую лампу со свечой. Старик откланялся и, пообещав горячего самовару, удалился.
Черные стены баньки глотали слабый дрожащий свет и дышали жаром на соскучившиеся по теплу фигуры. В полутьме быстро разделись. Аня не глядя на меня, прикрывая одной рукой грудь быстро развела в тазу воду и, сев на корточки, придвинув к себе мальчика, стала его мыть. Я взобрался на полати с веником и стал потихоньку себя шлёпать, поглядывая вниз.
В темноте и пару, стелившемуся по полу, ничего толком не было видно, но округлые женские очертания силуэта Ани производили на меня благостное впечатление. Мальчик, видимо взяв Аню за грудь, притянув её за шею шёпотом что то сказал. Аня прыснула, быстро глянув на верх на меня, – Ты же уже большой, какое ж тебе молочко?
– А тетя Варя кормила Соню молочком и Петю, а он уже большой.
– Стой прямо, что крутишься? Петя не вырос ещё наверное, а ты уже большой.
– Я ещё маленький.
Аня снова засмеялась.
– Стой хорошо. Что говоришь то? Барин что про тебя подумает?
Мальчик оглянулся на меня.
– Что подумает?
– А то и подумает. Что маленький ты ещё, смеяться будет.
– Аня ты его помоешь, может в дом его отведёшь?
Аня опустила голову. Стала сильнее тереть мальчика, который стал похныкивать, – Жарко!
Я подумал: «Стесняется, вроде как я над ней командую, а стоит ли?»
– Ну, если хочешь, мойся и сама с ним иди.
Аня быстро глянула на меня. Показалось, что из темноты блеснули глазки.
– А то, мож пропаришь его? Да сама пропаришься? Я выйду пока, да потом помоюсь.
Вышел в дверь, придерживая рукой хозяйство. В предбаннике пахло можжевельником и дымом, прохладный воздух приятно ласкал разгорячённую кожу. В большую прямоугольную дыру над дверью просвечивала луна, наконец то выглянувшая из под туч. Фонарь в предбаннике светил ещё тусклее, чем банный. Толстая свеча с хилым фитильком скорее напоминала своим светом лампадку перед иконой.
Изнутри слышалось, – На вот ковшик с водичкой. Дыши в него.
– Мама, а попить можно?
– Холодная, горло простудишь. В доме чаю попьёшь.
Что то еле слышное шёпотом и в ответ, – Добрый, добрый. Повернись ка.
Немного погодя, я вошёл. Анюткина мокрая спина, крепкий зад и ноги как мне показалось весьма призывно розовели в слабом свете свечи.
– Ну что, Андрейка, напарила тебя мамка?
– Напарила.
Я, сделав вид, что не смотрю особо стал делать воду в тазу, затем прошёл в серёдку, сел на пол, притянув к себе таз спиной к полати, стал намыливаться. Анютка спустила Андрюшку на пол, сама полезла наверх, плеснула на камни.
– Не жарко вам, барин?
– Парься парься. Мы с Андрейкой прохладной водичкой польёмся. Да Андрюша?
Стал поливать себя и мальчика, стало действительно жарко.
– Дай ка я тебя попарю.
Повернулась животом вниз. Я подошёл и положив руку на разгорячённую спину стал водить рукой по спине и похлестывать спину веничком. Приятная истома пошла по моей руке. Голове было жарковато. Провёл рукой по заду и по ногам не переставая шлёпать веничком. Свеча освещала только бок и прижатую к груди руку. Почувствовав поднятие между ног, отвернулся от мальчика таким образом, чтобы ему не было видно.
– Жа-арко.– мальчик сидел на полу поднимая ковшик и поливая себе из него на голову.
– Ну давай, теперь я полезу.
Аня не отрывая руку от груди, слезла, блеснув в свете свечи открывшимся животиком и ногами с округлыми коленками.
Я быстро заскочил наверх подогнув ноги, дабы не было видно моей восставшей плоти, стал колошматить себя веником, не глядя вниз. Аня быстро намылила себя. Андрейка стал хныкать и просился выйти. Успокоившись, я быстро выскочил наружу вдохнуть воздуха и остудиться.
Аня чуть приоткрыла дверь, чтобы чуть остудить баньку. «Уфф, хорошо то как. Нда. Девка что надо. Здорово то как!» Вдруг вспомнил про Силантия. «Нда. Хоронят уж наверное. Нехорошо как то. А я тут. » Печальные мысли вновь вернули меня с небес. Зашёл. Анна, сполоснув волосы кислой водичкой, быстро оделась сама и, одев мальчика, спросила: – Мы пойдём?
– Идите, идите, я тут ещё немного. Посижу.
Источник статьи: http://proza.ru/2016/06/22/1612
Барин в бане с молодой
В летнюю пору на столе у Маши с тетушкой была лесная ягода, грибы, овощи с собственного огорода и яблоки. Большую часть года они питались постной кашей и тюрей из хлеба, редьки и кваса. Таким образом, пища была самая крестьянская. Но лук и чеснок Маша не потребляла, ни в каких видах, поскольку они дурно ведут себя (после них оставался запах).
Столь же крестьянскими были их одеяния. Тетушка ходила зимой и летом в салопе, а Маша вместо кринолинов носила вполне крестьянский сарафан без всякого нижнего убранства, которое сейчас называют бельем. За отсутствием французской косметики она мыла руки огуречным рассолом, а летом прикладывала к щекам ломтики того же огурца. По этой причине, или по какой другой, но сочно-грудастая Маша в свои семнадцать лет имела вид цветущий и румянец не сходил с ее щечек, не в пример городским тощим барышням. Глядя на нее, старая кухарка Акулька говаривала:
– Пава ты наша, краса-красочка всем хороша, и грудки торчком и задок круглится – прямо невеста!
По молодому легкомыслию Маша не обращала внимания на эти слова кухарки, а тетушка вздыхала. При полном отсутствии приданого Маше светило остаться старой девушкой.
Так и жили они, тихо и незаметно. Об Александре Павловиче Иртеньеве они слыхали, но близко никогда не видели, хотя земли их соприкасались.
По бедности их стола, Маша в летнюю пору почти ежедневно ходила в лес по грибы и ягоды. Случайно она забрела на земли Иртеньева, где и столкнулась носом к носу с Александром Павловичем. Он в сопровождении Пахома верхом объезжал лесные дачи, проверяя нет ли воровских порубок. Машу в сарафане, с волосами, заплетенными в одну косу, с пестрой лентой Иртеньев принял за крестьянку.
– Кто такая? Из какого села или хутора? – грозно спросил он.
Маша оробела при виде возвышавшегося над ней всадника: за Иртеньевым шла слава самодура, который ни Бога, ни черта не боится. Акромя того, ей было стыдно, что она предстала перед богатым соседом в крестьянском платье. Моим современникам, испорченным идеями народников, трудно представить, каким оскорблением для дворянина тех лет было сравнение его по обличью с мужиками! Потому она ответила, не раскрывая своего благородного происхождения:
– Маша, с хутора Дубки.
По сему Александр Павлович заключил, что перед ним крестьянская девка мелкопоместных соседей, которая возмутительным образом забралась в его лес брать ягоды. Мгновенно он воспалился гневом и приказал Пахому:
– Гони ее в усадьбу, в баню. Да передай солдату, приготовил бы достаточно розг. Я следом буду.
Пахом ухватил Машу за косу, подхлеснул ее плеткой по ногам и легкой рысью направил коня в усадьбу. Маша бежала за ним задыхаясь. Благо, господский двор Иртеньева был не далеко, и подгоняемая Пахомом Маша из последних сил смогла добежать до заднего двора, где и находилась пресловутая баня.
По случаю хорошей погоды солдат порол очередных крестьянок не в самой бане, а вытащил скамью во двор. В тот день под экзекуцию попали две деревенские молодухи за невыполненный урок тканого полотна. Наказание было назначено жестокое – три четверика солонушек одним прутом. Выдержать такое наказание в один присест было затруднительно даже для неоднократно поротых крестьянок. Потому семьдесят пять соленых розг давали с перерывами, в три порции, а пока получившая порцию молодка отдыхала, пороли вторую.
По причине длительности порки, солдат призвал себе на помощь барского кучера Миняя. Сейчас они оба отдыхали от трудов, сидя на скамье и покуривая трубочки. В первые две порции молодки кричали под розгами достаточно громко, но не жалобно, поскольку барин при экзекуции не присутствовал и не было надежды получит из его рук медовый пряник. Сейчас поротые молодухи стояли в натуральном виде лицом к стене бани и заложив руки за голову. Последнего потребовал Прошка, который опять явился лицезреть афедроны. Сей лакей-эстет сидел на скамье вместе с экзекуторами, но не курил, а весь отдавался созерцанию поротых задниц крестьянок (да простит мне читатель грубое народное выражение!).
Такая картина предстала взору Маши и привела ее в еще больший ужас. Отставной солдат поднялся со скамейки и обошел вокруг Машу с видом оценщика на конской ярмарке.
– Что, сильно провинилась Красочка? – спросил он.
– Хороша кобылка. Мы ее сейчас прутиком, прутиком – мечтательно отозвался кучер Миняй.
– Не замай! Барин приказал его дождаться – осадил их Пахом, спрыгивая с лошади, и пояснил – поймали дворовую из Дубков. В нашем лесу ягоду брала.
Все так же держа Машу за косу он подвел ее к баньке и усадил на завалинку рядом молодухами, ожидавшими третьей порции. При виде голых молодух с исполосованной задней частью у Маши язык окончательно примерз от страха и она в дальнейшем так и не смогла слова молвить, открыть Александру Павловичу свое благородное состояние. Она только крепче прижимала к груди злополучную корзинку с ягодой.
Тут и подъехал сам барин. Миняй и солдат вскочили, причем последний даже сделал артикул розгой, как палашом: «на каррраул»! Солдат не даром был суворовской выучки и ходил с генералиссимусом в походы. Был отставной служилый совсем не стар, только хромал на ногу, которую достал в бою турецкий ятаган.
Иртеньев бросил поводья Миняю и спрыгнул с лошади. Внимательно осмотрел поротые зады и спины крестьянок и повел бровью:
– Пошли вон, подлые. А эту за предерзостное воровство ягод в моем лесу выпороть в две руки двумя четвериками и в один прут.
И, обратясь к лакею, приказал:
Лакей бегом вынес из бани кресло и поставил его в головах скамьи, но немного сбоку, чтобы барин без помех наблюдал наказуемую, которую с двух сторон должны высечь солдат и Миняй. Помертвевшая Маша с ужасом думала, что ее, дворянку сейчас высекут, что она должна будет обнажиться в присутствии соседа и его мужиков.
– Ну, Красочка, давай заголяйся, да приляг на скамеечку, барин ждет – весело сказал солдат выбирая из бадейки прут по руке.
Маша ухватилась руками за подол сарафана, но не имела сил снять его. Миняй только сопел, выбирая прут, а солдат погладил бритое лицо и спросил ее:
– Аль помочь разоблакаться?
Медленно, как во сне, Маша сняла сарафан, белую рубашку и предстала перед своими мучителями нагой. Потом легла ничком на лавку и спрятала лицо в ладонях.
– А девка то не поротая: и кожа на задочке чистая, и лежит неправильно – заключил солдат.
К такому выводу он пришел потому, что Маша не догадалась плотно сдвинуть бедра и локтями не прикрыла груди от жалящих ударов розги. По сему поводу солдат почел должным дать Маше полезное наставление:
– Как тебя пороть начнем ты рот сразу пошире раскрывай, и кричи не жалей голоса! В этом деле стыдиться нечего: кричи во всю мочь, до хрипа, пока воздуху хватит! Голосок у тебя верно звонкий, певучий… Так ты не стыдись, дай волю голосу! И еще, задок у тебя тугой, не тискай ты его… не жмись сильно задом – не так больно будет. Ну, Господи благослови!
Ишь, как ножками дергает! Знатно повизгивает девка голозадая!
Маша на скамье заранее напряглась струной, и тут же в ее зад влипли сразу два прута. Девица отчаянно ударила задом и протяжно закричала:
– Ничо… Ничо… – приговаривал солдат, снова и снова взмахивая розгой – Ух, поет-то как! Ишь, как ножками вовсю дергает! Знатно повизгивает девка голозадая!
Второй удар пришелся выше первого, прямо по центру ее ягодиц. От боли у нее перехватило дыхание. Третий был гораздо сильнее и немного раньше, чем она ожидала. Маша подбросила зад и чуть было не схватилась за него руками. Розга попала прямо посередине между отпечатками двух первых ударов, и вместе с болью в новой полосе ожила боль в двух старых линиях. Слезы потекли по лицу девушки. Такого раньше она не могла представить в самых страшных кошмарах.
Источник статьи: http://www.rulit.me/books/baryshni-i-krestyanki-read-254037-5.html
Невесты ротмистра
Бричка катила по извилистой дороге вдоль опушки леса. По правую руку стеной возвышались березы и ели, по левую в широком поле стояла поспевающая рожь. Теплый ветерок приятно обдувал лицо, воздух был напоён летними запахами и ленивым жужжанием шмелей, едва различимым сквозь цокот копыт каурой кобылы и поскрипывание рессор экипажа. Солнце давно перевалило за полдень, но стояло еще высоко. Макушка лета хоть и миновала, однако дни покамест убавились ненамного.
Ротмистр лейб-гвардии гусарского полка Иван Андреевич Тугаев ехал в свое имение. На сорок восьмом году жизни решил он выйти в отставку. До генерала все равно уже не дослужиться, а как батюшка с матушкой-то преставились, надумал он провести остаток лет своих в деревеньке, подальше от светской суеты, да от службы. Жить доходами поместья, по вечерам с соседями в картишки перекидываться, а там, глядишь, и женушку себе приглядеть.
Невестой своей он представлял миниатюрную красавицу, молоденькую, с изящною фигурою, длинною косою и непременно невинную. До того надоели ему грудастые куртизанки, да вечно потные девки заведения мадам Люси! В былые времена волочился он за актрисами, которые, впрочем, тоже в большинстве своем оказывались повидавшими виды бабёнками, поведения вольного. А последние годы не ладилось у Ивана Андреича с актрисами: те предпочитали молоденьких корнетов и поручиков.
— Тпррру! — натянул вожжи конюх Василий, остановив бричку у парадного подъезда усадьбы. — Приехали, барин!
Тугаев спрыгнул с коляски, огляделся по сторонам. Навстречу ему вышел Фридрих, управляющий. Поклонился, и с немецким акцентом произнес:
— С приездом, Иффан Андрееффич! Добро пожалоффать! Шелаете осмотреть поместье?
— Потом, Фридрих, потом. Все дела завтра. Сейчас перво-наперво в баню, а после ужинать. Да чаю из самовара давненько мечтал испить. В беседке, как при батюшке с матушкой покойных.
Иван Андреич, вспомнив о родителях, перекрестился и отправился в свою опочивальню скинуть опостылевший мундир и облачиться в домашнее.
В опочивальне сенная девка подметала веником пол. Заметив барина, она отвесила низкий поклон, выпрямилась и заглянула Ивану Андреичу в глаза, отчего его сердце кольнуло, словно иголкою.
— Здравствуйте, барин, — тихо прощебетала она.
Иван Андреич не помнил этой девушки. Последний раз он был в усадьбе полгода назад, когда хоронили батюшку. А тогда то ли не показывалась она, то ли он сам её не приметил. Хотя, не заметить такую красавицу вряд ли возможно. Милое личико: серые громадные глаза, вздернутый носик, ямочки на щеках и словно созданные для поцелуя алые полные губки. Темно-русая тугая коса свисала аж ниже пояса. И даже мешковатый сарафан не мог сокрыть стройного стана, а широкие рукава рубахи — изящных десниц.
— Кто такая? — спросил он девицу.
— Акулина я. Дочь Марфы-ключницы и кузнеца Матфея, — и добавила дрожащим голосом. — Только тятенька утоп третьего дни.
— Соболезную, — ответил барин. — А годков тебе сколько?
— Осьмнадцатый пошел.
— Муж есть?
— Неа, нету!
— Ну, хорошо. Ступай!
Отужинать после бани Иван Андреич изволил в открытой беседке, где еще в детстве чаевничал со своими родителями. Он по-деревенски выпил не заморского вина, а домашней вишневой наливочки, закусил пирогом с грибами, да огурчиком свеженьким. Тут Акулина внесла дымящийся, еще ворчащий самовар.
— А ну, присядь, — велел ей Иван Андреич, указав глазами на лавку напротив себя.
— Ой, да что вы, барин, как можно-с?
— Можно. Раз говорю, значит, можно.
Да, уж. Такую девку приодеть бы, да побрякушек на нее навесить — так и в Петербурге на балу не стыдно было б с ней показаться.
— Ты танцевать умеешь?
— Ну… так. Под балалайку плясать могу. Хороводы мы с девчатами водим. А ваши благородные танцы… Не, не пробовала.
Вечерело. Солнце клонилось к закату. Акулина сидела, опустив глаза, явно смущалась, теребя кончик косы. Иван Андреич прихлопнул комара у себя на лбу.
— Ишь, черти, разлетались!
— Пойду я, барин, — сказала Акулина. — Дела у меня…
— Ну, хорошо, ступай.
Иван Андреич выкурил трубку, любуясь закатом, а как стемнело, пошел в дом. В опочивальне Акулина готовила ему постель — взбивала перину и подушки.
— Вот, всё готово, барин, — девушка собралась уйти. — Покойной ночи!
— Погоди-ка, — удержал ее за руку Иван Андреич.
Он присел на кровать и, притянув к себе Акулину, поворачивал её то боком, то задом, то передом, словно рассматривал стати как у кобылы. Провел ладонью по изгибу спины, взвесил в руке тугую косу. Потрогал через сарафан упругие груди.
— Ой, да что вы, барин, что вы… — шептала, смущаясь Акулина.
Барин же решительно поднял вверх сарафан, подол рубахи и нижнюю юбку, оголив всё до пупка. Треугольник темных волос такого же цвета, как и коса, указывал на щель меж припухлых половых губок. И, потеряв напрочь самообладание, Иван Андреич просунул в эту щель палец. Палец, обильно смазанный женскими соками, не встретив сопротивления проник внутрь на всю длину.
— Ой, барин, что вы! — вскрикнула Акулина уже не шепотом, а в голос. — Да что вы делаете?! Нельзя так!
А Иван Андреич, испытывая сильное возбуждение, уже не мог сдерживаться. Пошевелив туда-сюда пальцем, он вынул его и тотчас облизал. Никогда он такого раньше с бабами не делал, а тут… Эта девушка такая сладкая, как будто сахарная, и внутри у неё словно мёд, словно патока…Не помня себя, Иван Андреич уложил Акулину на свою кровать и спешно сам освободился от портов…
— Ой, барин, что вы! Не надо этого, не надо!
Всё было кончено очень быстро. Разгоряченное и возбужденное тело Ивана Андреича через пару минут содрогнулось от спазм, голову сдавило словно тисками, сердце запрыгало, и семя мощными толчками устремилось во влагалище Акулины.
Поднявшись, он надел порты. Акулина лежала недвижно с задранными юбками, раскинув руки и устремив немигающий взгляд в потолок. И, кажется, не дышала. «Уж не померла ли?» — мелькнуло в голове Ивана Андреича. Ан нет, жива. Задышала, посмотрела на него.
— Ну зачем вы, барин? Не надо было…
— Так ты, стало быть, не девка? Мужиков-то знала уже?
Акулина кивнула головой и заревела.
— Я не виновата… так вышло… — поднялась с кровати, одернула юбки и тихо спросила: — Теперь меня выгоните? Или сечь будете?
Неизвестно, чего она больше испугалась когда барин собрался овладеть ею — насилия или вскрытия ее тайны, что она не девственница.
— Не буду. И не выгоню. Ступай!
Иван Андреич и впрямь был слегка расстроен, что не первым сорвал этот цвет. Однако тело Акулины такое приятное! И девка она красивая. Ну как такую наказывать?
На другой день отставной ротмистр объехал поместье вместе с Фридрихом, а к вечеру решил нанести визит одному из соседей. А заодно устроить смотрины: по слухам у соседа имелась дочь на выданье.
Помещику Уварову было немного за пятьдесят. Он был вдов, а дочь его, двадцати лет от роду, засиделась в девицах. И с одного взгляда Ивану Андреичу стало ясно, с чего. На вид уж больно она непривлекательна. Фигуры нет: ни груди, ни бедер, ни талии — сплошная жердь. Да и лицом не вышла — длинный нос, ланиты впалые. Ивану Андреичу тут же вспомнились румяные щеки Акулины с пикантными ямочками и аккуратный чуть вздернутый носик. А потому он, испив чаю, поспешил скорей откланяться.
Акулина, как и вчера, постелила барину постель. Девушка явно стыдилась вчерашнего. Она старалась не встречаться с Иваном Андреичем взглядом, и попыталась было скорее улизнуть, но барин снова удержал ее.
— Погоди, Акулина, сядь, — он сам присел на кровать и ладонью указал место рядом с собой. А когда девушка, стесняясь, скромно присела рядом, спросил: — Скажи, Акулина, как у тебя это было?
— Что было, барин?
— Ну, мужика как познала?
— А-а… да с месяц назад было. Апосля сенокоса. Употела я, на реку пошла скупнуться. Вокруг ни души, вот я и разделась совсем, чтоб платья не мочить. А как на берег вышла, смотрю, одежды моей нету. И три хлопца стоят, не наши, уваровские… И говорят, мол, овладеем тобой, тогда вернем одёжку. А будешь противиться — так голой и пойдешь домой через всю деревню! Ну, что так, что этак — все бесчестие. Только голышом идти по деревне — каждый потом тыкать пальцем станет, а про это, может, и не прознает никто…
Голос Акулины дрогнул, утерла она слезу рукавом, и продолжала.
— Тот, кто первый на меня полез, молоденький совсем. Так он и не смог ничего. Тыкал-тыкал, только ноги да живот мне молофьей своей забрызгал. А второй, он поумелее, кочерыжку свою быстро куда надо приладил. Я, вестимо, как заору, а он мне: «Цыц, дура!» Вот так первый раз с мужиком у меня и случилось. До-о-олго он меня имел, у меня тама всё уж болит, а он никак не слезет. А третий на меня и вовсе не полез. Стоял все смотрел как тот, второй, меня имеет. От нетерпения портки спустил и сам морковку свою дергает. Так раньше того, что на мне, своё дело кончил. А тут с дороги скрип телеги послышался, вот этот слез с меня и крикнул: «Тикаем!» Портки все трое натянули — и дёру. А одежку свою я в кустах потом сыскала… Ой, барин, что это с вами?
Иван Андреич, слушая рассказ и представляя реально эту картину, так перевозбудился, что почувствовал, как резь подкатывает к промежности. Член напрягся, яйца сдавило, едва из штанов успел хер вытащить, как брызнуло из него…
— Ой, бариииин! — смущенно отвернулась Акулина.
А барин и сам смутился. Было у него намерение как вчера овладеть красавицей, а тут конфуз такой. Видно, не судьба…
— Всё, ступай! — сердито велел он Акулине.
Девушка повернулась, чтобы уйти.
— А потом? После того у тебя с кем-то было?
— Не, барин. Ни с кем больше не было. Только с вами вчерася… И… и еще с огурцом.
— С каким огурцом?
— С обычным, зелененьким.
Девушка хихикнула и убежала.
Утром от Уварова примчался дворовый мальчонка. Сказал, что его хозяин ожидает к ужину гостей: другой сосед его с женой и двумя дочерьми пожалуют, и неплохо бы Ивану Андреичу тоже поприсутствовать.
Иван Андреич побрился, привел в порядок мундир и к вечеру отправился к Уваровым. Семья Параскиных была уже там. Супругам было лет по сорока пяти, старшей дочери двадцать три, а младшей тринадцать минуло. Младшая была егоза, болтливая, вся прыщавая и вечно копалась в носу. Старшая же — наоборот, степенна, немногословна, очень полна, а щеку ее украшала большая бородавка. На ней было роскошное платье, по французской моде и, как отец семейства Параскиных утверждал, привезенное из Парижа. Ивану Андреичу подумалось, ежели бы Акулину вместо деревенского сарафана упаковать в такое платье, она была бы здесь королевой. Да что здесь, и в столице тоже!
Ужин прошел в светской беседе на сельскохозяйственные темы — каков будет урожай овса, почем нонче рожь, да пшеница, сколько оборку надо собрать, чтоб хватило на жизнь и для уплаты налогов. Старшие девицы сидели молча и в разговоре участия не принимали, а младшая Параскина тараторила, не обращая внимания, что ее никто не слушает — как, например, видела в лесу зайца и сколько котят принесла кошка Дуська. За ужином Иван Андреич принял такое количество водки, что потенциальные невесты начали казаться ему почти симпатичными. И он уж призадумался, не сделать ли выбор? Ежели в пользу младшей Параскиной? А что? Годика через три на выданье будет.
Домой Иван Андреич вернулся затемно. Постель в опочивальне была уж готова, Акулины же там не было. Иван Андреич снял мундир, штаны и, оставшись в сорочке, позвонил в колокольчик. Но вместо Акулины явился Фридрих:
— Что ффам угодно, мой господин?
Проснулся Иван Андреич поздно. В опочивальню заглянула Акулина с подносом в руках. На нем была краюха хлеба, сыр, вареные яйца, пара свежих огурцов, кофейник и чашка.
— Доброе утро, барин! Уже проснулись? А я вот завтрак вам принесла.
— Поставь на стол и подойди сюда, — велел ей барин, а когда она подошла, взялся за подол сарафана. — Сними это.
Девушка пожала плечами и стянула с себя через голову сарафан.
— И это тоже! — Иван Андреич указал на сорочку.
— Зачем?
— Делай, что говорят!
Акулина сняла сорочку, а потом и нижнюю юбку, и предстала перед барином полностью обнаженной. Она смущалась пристального взгляда Ивана Андреича, прикрывалась руками, но забрать одежду и уйти не смела.
Иван Андреич встал с кровати и обошел Акулину со всех сторон. Красота-то какая! Ни с Уваровой, ни с Параскиной не сравнить. Стройный стан, попка гладкая, грудь упругая, а там, под животом? Там просто чудо расчудесное. Он отвел от чуда расчудесного Акулинины руки. На чуде расчудесном проступила капелька влаги. Акулина хоть и стеснялась, но собственная нагота возбуждала ее. Иван Андреич разглядывал каждый вершок ее тела и не мог наглядеться. А как нагляделся, стал гладить ее и целовать. Целовать все тело от корней волос на голове до кончиков ногтей на босых ногах.
Он целовал покрытый волосками венерин бугорок и створки под ним, сокрывающие вход в блаженство. И что с того, что там кто-то был до него? Что лучше, невинное уродство или познавшая мужчину красота? А ведь эта красота знала не только мужчину.
Иван Андреич взял с подноса длинный огурец и протянул Акулине.
— Покажи, как ты с огурцом.
— Ой, да что вы, барин! Срам-то какой…
— Ничего не срам. Делай, что говорят! Велю!
Девушка забралась с ногами на кровать, села по-турецки и приложила кончик огурца к половой щели. Поласкав им клитор, она легла на спину и решительно ввела огурец внутрь. Из ее груди вырвался стон. Она чуть вытащила огурец обратно и снова ввела. И стала повторять это все чаще и чаще. Иван Андреич присел рядом и наблюдал за таинством. Зеленый плод входил в ласковую мокрую пещерку и выходил оттуда, а половой член Ивана Андреича напрягся — ему тоже хотелось туда.
— Всё, хватит! — он отобрал у девушки огурец и сам возлег на нее.
Иван Андреич не скоро оторвался от Акулины. Он всё лежал на ней, а его уже обмякший член всё находился там. Наконец, он откинулся вбок.
— Акулина, хочешь вольную?
— Да, барин, конечно хочу! А что я должна для этого сделать?
— Ничего особенного. Женой мне будешь.
Рейтинг работы: 7
Количество отзывов: 1
Количество сообщений: 0
Количество просмотров: 12618
© 08.03.2019г. Кондрат Собакин
Свидетельство о публикации: izba-2019-2509535
Источник статьи: http://www.chitalnya.ru/work/2509535/
