1. 1. Двое в койке, не считая собаки
Вечер. Тихо. Вдруг раздается телефонный звонок. «О, привет!», — звонит моя дальняя родственница Зинка. Оказывается, по дороге на юг под Ростовом у нее машина забарахлила, просит помочь. Святое дело! Объяснил, где меня ждать, в «тачку» и к ней. Определили ее машинку на станцию техобслуживания и ко мне домой. Моя жена Галя – само гостеприимство…
Сели на кухне, пьем чаек и определяем план дальнейших действий. Зина — классная бабенка, «все при ней». Чувствую, что между женщинами напряг. Решил вмешаться.
«Зин, а помнишь, как я ночевал у тебя в аналогичной ситуации? Ты еще со «своим» то ли в разводе уже была, то ли в размолвке». Зинаида хохочет, а моя совсем «скисла». Начинаю рассказ.
Я тогда так намучился в дороге, что мне хотелось только сбросить с себя всю грязь и залечь спать. Отмок в ванне, Зиночка приготовила легкий ужин, налила рюмочку, с «устатку». Расстелила свою широченную постель. «Будешь спать со мной. На полу в кухне стелить не буду, тебе нужно отоспаться, а я завтра рано встану. Между нами я Марту положу, на всякий случай. И мне будет так спокойнее, и тебе», — хохотнула Зина!
Сука Марта – умнейшая и хитрющая овчарка, каких свет еще не видывал. Хозяйка сказала ей «свой», она меня обнюхала. С этого момента с ней можно было делать все. Слушалась беспрекословно, брала угощение с рук, ласкалась, играла. Но и пасть была у нее, будь здоров! При мне говяжью кость перекусила, разгрызла и слопала в одно мгновение.
Перед сном Зина дала Марте команду «охранять», уложила между нами, сама отвернулась на бочок и заснула безмятежным сном. А я долго не мог уснуть. Зинка во сне простынку откинула. Мать честная… Я инстинктивно протянул руку. «Ам», и она оказалась в пасти Марты. Хотел обойти кровать, Марта тут как тут. Дааа… Решил ее подкупить. Притащил из холодильника шмат колбасы — никакой реакции. Пододвинул его ближе. «Ам», шмат захвачен, разжеван и проглочен. Марта еще, из благодарности, успела лизнуть мне руку прежде, чем я смог что-то сообразить! Лег на место, отвернулся от Зинки. Но, видать, у Марты я из доверия вышел. Она, для надежности, положила на меня лапу. Так и заснули.
Проснулся утром. Мать честная! Зины нету, рядом Марта, которая лежит на спине, поджав передние лапы и растопырив в стороны задние. Я нежно поглаживаю ей животик, пасть ее открыта, язычок от удовольствия подрагивает. Вся ее морда выражает неописуемый восторг и наслаждение, готовность продолжить нашу забаву в позиции №… из Камасутры! Я посмотрел на клыки и содрогнулся от перспективы. Окончательно проснувшись, я похлопал собачку еще раз по животику и отправился в ванну. Марта разочарованно вздохнула».
Мои дамы дружно хохотали над неудачливым ловеласом. Напряженности как не бывало. Жена отошла позвонить. Вернулась и объявила сбор по тревоге,- она заказала сауну. Идти – в соседний дом, так что через пять минут к моим услугам уже была сауна и «риэлити шоу» с участием двух прелестных дам!
Пришли домой, поужинали, и все трое улеглись спать на нашу громадную кровать. Галя легла посередине. Уже все засыпали, когда она предупредила: «Ребята, я не Марта, но сука та еще! Если что, «грызану» так, что мало не покажется!». Все хихикнули и провалились в благодатный, спокойный сон с улыбкой на губах. С улыбкой я и проснулся, как всегда, поглаживая животик жены.
— А Зинка где?
-На СТО поскакала.
Галя улыбнулась мне так, что я сразу понял,- она сейчас готова пойти навстречу самым смелым моим фантазиям! «Ав», рыкнул я, и мы окунулись в параллельные миры…
Источник статьи: http://proza.ru/2015/04/14/396
Двое в койке, не считая собаки
Вечер. Тихо. Вдруг раздается телефонный звонок. «О, привет!», — звонит моя дальняя родственница Зинка. Оказывается, по дороге на юг под Ростовом у нее машина забарахлила, просит помочь. Святое дело! Объяснил, где меня ждать, в «тачку» и к ней. Определили ее машинку на станцию техобслуживания и ко мне домой. Моя жена Галя – само гостеприимство…
Сели на кухне, пьем чаек и определяем план дальнейших действий. Зина — классная бабенка, «все при ней». Чувствую, что между женщинами напряг. Решил вмешаться.
«Зин, а помнишь, как я ночевал у тебя в аналогичной ситуации? Ты еще со «своим» то ли в разводе уже была, то ли в размолвке». Зинаида хохочет, а моя совсем «скисла». Начинаю рассказ.
Я тогда так намучился в дороге, что мне хотелось только сбросить с себя всю грязь и залечь спать. Отмок в ванне, Зиночка приготовила легкий ужин, налила рюмочку, с «устатку». Расстелила свою широченную постель. «Будешь спать со мной. На полу в кухне стелить не буду, тебе нужно отоспаться, а я завтра рано встану. Между нами я Марту положу, на всякий случай. И мне будет так спокойнее, и тебе», — хохотнула Зина!
Сука Марта – умнейшая и хитрющая овчарка, каких свет еще не видывал. Хозяйка сказала ей «свой», она меня обнюхала. С этого момента с ней можно было делать все. Слушалась беспрекословно, брала угощение с рук, ласкалась, играла. Но и пасть была у нее, будь здоров! При мне говяжью кость перекусила, разгрызла и слопала в одно мгновение.
Перед сном Зина дала Марте команду «охранять», уложила между нами, сама отвернулась на бочок и заснула безмятежным сном. А я долго не мог уснуть. Зинка во сне простынку откинула. Мать честная… Я инстинктивно протянул руку. «Ам», и она оказалась в пасти Марты. Хотел обойти кровать, Марта тут как тут. Дааа… Решил ее подкупить. Притащил из холодильника шмат колбасы — никакой реакции. Пододвинул его ближе. «Ам», шмат захвачен, разжеван и проглочен. Марта еще, из благодарности, успела лизнуть мне руку прежде, чем я смог что-то сообразить! Лег на место, отвернулся от Зинки. Но, видать, у Марты я из доверия вышел. Она, для надежности, положила на меня лапу. Так и заснули.
Проснулся утром. Мать честная! Зины нету, рядом Марта, которая лежит на спине, поджав передние лапы и растопырив в стороны задние. Я нежно поглаживаю ей животик, пасть ее открыта, язычок от удовольствия подрагивает. Вся ее морда выражает неописуемый восторг и наслаждение, готовность продолжить нашу забаву в позиции №… из Камасутры! Я посмотрел на клыки и содрогнулся от перспективы. Окончательно проснувшись, я похлопал собачку еще раз по животику и отправился в ванну. Марта разочарованно вздохнула.
Мои дамы дружно хохотали над неудачливым ловеласом. Напряженности как не бывало. Галя отошла позвонить. Вернулась и объявила сбор по тревоге: она заказала сауну на троих, и время уже пошло. Идти – в соседний дом, так что через пять минут к моим услугам уже была женская баня и «Риэлити шоу» с участием двух прелестных дам! Пришли домой, поужинали, и все трое улеглись спать на нашу громадную кровать. Галя легла посередине. Уже все засыпали, когда она предупредила: «Ребята, я не Марта, но сука та еще! Если что, грызану так, что мало не покажется!». Все хихикнули и провалились в благодатный, спокойный сон с улыбкой на губах. С ней и проснулись. Да я еще, как всегда, поглаживал животик жены.
Источник статьи: http://russianpoetry.ru/proza/yumoristicheskaja-proza/dvoe-v-koike-ne-schitaja-sobaki.html
Случай в сауне, за который мне стыдно много лет
У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу.
За все прожитые до сих пор мной годы, мне мало чего можно стыдиться сильно и безоправдательно. За исключением одного довольно давнего случая, о котором я никому не говорила и надеюсь, о котором никто уже не вспоминает, кроме меня.
Сейчас у меня замечательная семья. Двое прекрасных детей и любящий муж. Случай же тот, о котором хочу вам поведать, произошёл в самом начале нашего знакомства с будущим мужем. И его, к сожалению, рядом в тот вечер не было. Иначе бы ничего подобного не произошло.
Тогда мы только недавно познакомились и находились в той стадии общения, когда ждёшь каждой встречи, каждого сообщения, пишешь и звонишь по поводу и без повода и испытываешь при этом особенное удовольствие.
Был день рождения моего двоюродного брата, который он решил отметить в сауне. Арендовал помещение, пригласил друзей, подруг и меня. До этого дня я никого из его компании не знала. Своего будущего мужа я на эту встречу не позвала, потому что мне было бы неудобно находиться с ним в бане, настолько ещё скромными были наши отношения.
Компания собралась довольно весёлая. Мы ели, пили, дружно общались, шутили.
Один из ребят предложил сделать памятные фотографии и запечатлеть происходящее. Сначала он делал общие снимки, потом перешёл к индивидуальным.
Когда он остановился около меня, я застеснялась и не могла придумать красивую позу для фотоснимка. Он это заметил и стал подсказывать, как наклонить в голову, как распустить волосы и куда и как смотреть.
Он создавал впечатление понимающего человека и я слушалась.
Когда он спросил, как ему передать мне эти фотографии и уточнил, для кого я так старалась, то я с гордостью ответила, что они для моего любимого человека.
Сказав эту правду, я осмелела ещё больше, определённо под воздействием напитков, решив для себя, что веду себя правильно и честно и всё для любимого.
Поэтому, когда фотограф деликатно предложил мне сделать более откровенные снимки, я согласилась, так как в этот момент думала больше о том, какое впечатление произведу на своего парня. А фотограф был для меня лишь инструментом.
Мы отошли в помещение, где никого, кроме нас не было.
Сначала он предложил мне снять верх и прикрыться волосами. Потом убедил меня повернуться боком, для более точной передачи красоты форм. После чего он уже сам стал поправлять то одно, то другое, принимая всё большее участие в процессе и при этом постоянно осыпая меня комплиментами.
В общем, голова моя закружилась, его прикосновения уже не воспринимались мной, как чужие, и он получил всё сполна.
После я узнала, что он совсем не фотограф. Даже фотоаппарат был не его, а моего брата, который мне принёс его домой на следующий день, чтобы я могла подчистить всё то, что посчитаю нужным.
Конечно же, я никому об этом не рассказывала.
Мой парень, нынешний муж, даже не догадывается о чём-то подобном. А я не могу забыть ту ночь. Ночь, когда я единственный раз в жизни предала свою любовь.
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/rasskazblog/sluchai-v-saune-za-kotoryi-mne-stydno-mnogo-let-5cbafdb4c6be9900b2454fd9
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Трое в доме, не считая собаки (сборник)
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Трое в доме, не считая собаки (сборник)
…Накануне ей приснился сон. Будто она в деревне, у бабушки, и будто бежит она по их деревенской улице. Бежит девчонкой, а туфли на ней сегодняшние, французские, номиналом во весь бабушкин годовой доход. Но она бежит по жирно-бархатной пыли и плевать хотела на товарно-денежную стоимость чего бы то ни было. Уже нелепица. Она не жмотка, не скупердяйка, но цену вещам знает. Ни в детстве, ни сейчас она бы не смела вот так, с каким-то вызовом, попирать дорогую обувку. Она дорогие туфли в дождь снимала. Босиком шла. Во сне же бежала по самой пыли, по самой глубине этой пыли, вроде бы как нарочно. Потом во сне же вдруг остановилась. Как затормозила. Достала носовой платочек. Смех, а не платочек. Кусочек розового жоржета, обвязанный крючком почти на три сантиметра. И она – сон такой – этим платочком вытерла французские туфли и выбросила его. Как уже гадость. Пошла потом медленно, а платочек ветром несло впереди, и чем дальше он был от нее, тем становился больше, шаром становился, вздыбленным на вязанье. Потом куда-то исчез, а она оказалась на их деревенской площади, на самом взгорочке которой стояла маленькая, как игрушка, красавица церковь. Никогда в жизни она этой церкви не видела. Ее развалили лет за двадцать до ее рождения. В бывшей этой церкви была пожарка. Потому что, когда не сумели свалить колокольню, кто-то умный из тех деятелей предложил «приспособить врага для нужд». Колокольню обшили досками, чтобы скрыть ее подлое происхождение, а колокол оставили в информационно-пожарных целях. И вот во сне она стояла во французских туфлях перед никогда ранее не виданной церковью-куколкой, дверь в нее была открыта, и на пороге лежал розовый платочек и шевелился, будто звал, приглашал, и колоколенка нежно так бубнила: «бу-у-м-м…».
Проснулась, будильник еще раз сказал «бу-у-м-м…». Вспомнила, что у нее самолет, что через полчаса подойдет такси, что ввязывается она в авантюру с этим совместным фильмом. Подруги в один голос уже месяц твердят: «Зачем это тебе? Там ведь сейчас, как и у нас! А деньги дают маленькие». Приятель сказал еще определеннее: «Это у тебя климактерические явления. Не знаешь, чего хочешь… Не то солененького, не то революции. Не то католицизма». За «явления» он свое получил, приходится теперь ехать на такси. Без сопровождения. Сама же она знала: эта поездка в чужую страну и желание там сняться на самом деле никакой трезвой разумной логики не выдерживают. Деньги ей будут платить действительно не ахти какие, а в сценарии у нее роль некрасивой, стареющей, брошенной женщины. Дома она такие предложения с порога бы отмела.
Ей их и не предлагали. Это надо было иметь какой-то совсем другой взгляд, чтобы ее, с ее фактурой, ее глазами, ее голосом, представить брошенной и утешающейся какой-то странной встречей с мужчиной «без признаков». Так было написано в подстрочном переводе сценария. Она еще подумала, что это значит – без признаков? Инвалид, что ли? Ничего себе партнерчик! Ей, красавице, играть брошенную бабу, которая бежит от тоски в какую-то глушь и получает там мужчину без признаков. И они – эти герои – вцепляются друг в друга мертвой хваткой, как борцы, все бросают к чертовой матери: она – сына, он – семью, и как идиоты начинают строить какую-то лачугу на острове, как первобытные люди.
Кругом острова моторки, вертолеты, пижоны на стремительных летающих досках, а двое уже немолодых людей сколачивают из ящиков из-под пива дом на всю оставшуюся жизнь. Вот такой глупый сценарий. Приятель сказал: «Подумай головой. Уход в пивной ящик – это даже не смешно. Это бездарно. Ты полная. Как ты будешь выглядеть на карачках на этом острове?» – «Как камбала на песке», – ответила она. «Вот именно…» – «А это что, имеет значение – как выглядеть, если есть любовь?» – «Выглядеть надо всегда. Это высшая точка воспитанности. Все наши беды от бескультурья… От неумения себя вести. А истинный человек – это все-таки человек одетый и застегнутый в нужных местах… Аккуратно, между прочим. Голую естественность воспевает быдло…»
Ее это все задело. Не могло не задеть. Она ведь тоже думала, как она будет смотреться в позе строителя домика из ящиков на голом острове. Оговорила детали. На ней будет сарафан, а не шорты. Боже, сколько было по этому поводу телефонных разговоров! Режиссеру виделись ее руки, ноги во всей их, так сказать, непригляди или красоте. Как посмотреть. Но она сказала – сарафан. И точка. И все. И не звоните больше.
Сейчас сарафан лежал в чемодане. Яркий, ситцевый, с оборкой по низу. Она набрала дюжину разнообразных косынок в масть ему. Косынки ей шли, она умела их носить, повязывать, вплетать в волосы.
Пока умывалась, вспомнила сон. Церковь – это хорошо, это к удаче. Платочек – тоже. Грязные туфли – плохо. Но ведь она их вытерла. Сама!
Ничего! Слетает – посмотрит, что там за дела.
Она с порога посмотрела на спящих дочек. Попрощалась с ними с вечера. Она их – «доченьки», они ей – «привези». Содержательно простились.
Летела в самолете и думала: «А могла бы я сама, сейчас, сегодня, влюбиться очертя голову, все бросить и строить идиотский дом из пивных ящиков на острове, над которым кружат вертолеты и вертолетчики, глядя вниз, спрашивают друг друга: „Эй, Яцек, что за два идиота внизу в собачьей будке? Схимники?“» – «Это с такими-то формами? Схимники?» – «Но не секс же это уединение. Он же лысый… А у нее артрит… Отсюда видно… Расперло косточки…»
Инстинктивно она поджала ноги, хотя ничего страшного с ногами у нее не было. Один намек. Но, «услышав» этот разговор, сама себе сказала: «Я в такую историю попасть не могу. Я, конечно, с удовольствием это сыграю, эту оборочку-печаль на сарафане-жизни, но сама я… Вот так подставиться под вертолетное обозрение не смогу. И не хочу! Еще чего! Я в порядке. И, во всяком случае, „мужчина без признаков“ – это не для меня… Нон! Наин! Нихт. »
Сошла с самолета вся из себя уверенная, самоуверенная, ироничная, так легко несла свое крупное красивое тело, что современные высушенные мосластые бесплотные женщины-конструкции, женщины- чертежи смотрели на нее с плохо скрываемой завистью. Вот вам всем! Не жрите, дуры! Поститесь! Сгоняйте с себя то, что исконно принадлежало женщине, гремите каркасом… Вот вы-то и есть без признаков. Мадонны атомного века. Скелетницы! Какой век – такие и мадонны…
Все было тип-топ… Разговоры, коктейль… Вязь комплиментов: «Пани такая…», «Пани эдакая…» Маленький режиссер с прицокиванием обегал ее, как священную гору. «О! Матка боска! Вы совершенны, Анеля…» Никакая она не Анеля. Она Ангелина. Терпеть не может своего имени. Вроде бы по смыслу – красивое. С ангелом внутри. А звучит грубо, громоподобно. Ангелина! Как крик на плацу. Смолоду называла себя Линой, но не прижилось половинное имя, отлетало от нее, как шелуха.
А вот Анна пристала. Может, из-за Анны Карениной? Та ведь тоже была полная и легко носила свое крупное тело. Так она и значилась – Анна, в скобках Ангелина. Но вот с Анелей режиссер погорячился, хотел, видимо, подольститься, а раздражил. «Перестаньте! – сказала ему. – Я не люблю, когда меня уменьшают…»
Сидела, озиралась, показывала себя. Чувствовала – и хороша, и соблазнительна, а главное – Она! Сама! Какая есть! Любила в себе это состояние совершенной естественности, которая уже как произведение искусства. Дорогого стоит, и показывать не грех. Так вот она красовалась, упивалась восхищением, мысленно говорила своим дочкам: «Ну что, дуры? Какова ваша мать? То-то! А сорок пять ведь уже отбило… Учитесь, двоечницы!» Умная, понимала. Вот уж кто всех ее статей и прелестей не видит – это они. Нет, на словах – все как полагается! «Ну, ты, мать, даешь!», «Ну, ты у нас!» Но слова. И только. Пусть даже искренние, но слова. Без наполнения. Без понимания, что все на самом деле так. Потому что, когда тебе семнадцать и девятнадцать, красота тех, кому за сорок – да что там? за тридцать, – не воспринимается. Она сама была такая.
Немолодая красивая женщина для молоденькой дрыги все равно что женщина на портрете. Это в лучшем случае. Случае отстраненного признания. А случай с ее дочками более характерный. У пожилых – они считают – нет такого родового признака, как красота. Им полагается быть умными, щедрыми непременно, понимающими, чуткими, внимательными. Но красивыми – боже, зачем? Зачем им это? Да после тридцати – хоть в тряпки. Хоть с костылем. Несущественно. Такая и она была. Такие у нее и дочки. Вырастут – поймут. Женское в женщине не кончается никогда. Наверное, и в семьдесят. Хотя это уже, конечно, и противновато… Но сейчас она это уже допускает. Поэтому она упивалась всеми порами восхищением и забыла спросить: а кто же этот, который «без признаков»? Что они имели в виду, шутники?
Источник статьи: http://booksonline.com.ua/view.php?book=33613
