Барин и крепостная. Глава 15. Банька
Вечером добрались до N-ска. В почтовой гостинице взял комнату с двумя кроватями. Хозяйка гостиницы, косясь на Аню и мальчика. – Энти тоже с Вами?
– Со мной. Баня есть?
– Нет. Воду могу нагреть.
– Может по соседству есть?– я вынул пятак и поиграл с ним
– Пойду у Семёна спрошу. Они-с вроде как у себя сегодня топили.
Семён показался мне старичком. Хотя бойкий. Всё время что то говорит.
– Банька то у мня добротная. Малёхая, да жаркая. Вы как тамось – вместе будете париться, али пока чаю попьют?
Аня опустила глаза.
– Вместе, вместе.
– Ну чё ж. За ладно. Пройдём али. как?
– Пройдём.
Изба Семёна оказалась неподалёку. Сразу с улицы чуялся дымный аромат чёрной баньки запаренной хвойным веником.
– Может, а в дом, чайку?
– Да нет. Пили уже.
– Ну, так и ладно. Ладно.
Прошли сразу к бане.
– Вот тута бадья с тёплой водичкой. Тута на камнях чугунок с горячей, значитца. Смотрите – не обожгитесь. Холодная тута. Тута в ушате и разбавлять можно. Мыло тут. Ковш. Здесь кислая водица. Ну, вобщем то, всё навроде.
Отдав тяжёлую лампу со свечой. Старик откланялся и, пообещав горячего самовару, удалился.
Черные стены баньки глотали слабый дрожащий свет и дышали жаром на соскучившиеся по теплу фигуры. В полутьме быстро разделись. Аня не глядя на меня, прикрывая одной рукой грудь быстро развела в тазу воду и, сев на корточки, придвинув к себе мальчика, стала его мыть. Я взобрался на полати с веником и стал потихоньку себя шлёпать, поглядывая вниз.
В темноте и пару, стелившемуся по полу, ничего толком не было видно, но округлые женские очертания силуэта Ани производили на меня благостное впечатление. Мальчик, видимо взяв Аню за грудь, притянув её за шею шёпотом что то сказал. Аня прыснула, быстро глянув на верх на меня, – Ты же уже большой, какое ж тебе молочко?
– А тетя Варя кормила Соню молочком и Петю, а он уже большой.
– Стой прямо, что крутишься? Петя не вырос ещё наверное, а ты уже большой.
– Я ещё маленький.
Аня снова засмеялась.
– Стой хорошо. Что говоришь то? Барин что про тебя подумает?
Мальчик оглянулся на меня.
– Что подумает?
– А то и подумает. Что маленький ты ещё, смеяться будет.
– Аня ты его помоешь, может в дом его отведёшь?
Аня опустила голову. Стала сильнее тереть мальчика, который стал похныкивать, – Жарко!
Я подумал: «Стесняется, вроде как я над ней командую, а стоит ли?»
– Ну, если хочешь, мойся и сама с ним иди.
Аня быстро глянула на меня. Показалось, что из темноты блеснули глазки.
– А то, мож пропаришь его? Да сама пропаришься? Я выйду пока, да потом помоюсь.
Вышел в дверь, придерживая рукой хозяйство. В предбаннике пахло можжевельником и дымом, прохладный воздух приятно ласкал разгорячённую кожу. В большую прямоугольную дыру над дверью просвечивала луна, наконец то выглянувшая из под туч. Фонарь в предбаннике светил ещё тусклее, чем банный. Толстая свеча с хилым фитильком скорее напоминала своим светом лампадку перед иконой.
Изнутри слышалось, – На вот ковшик с водичкой. Дыши в него.
– Мама, а попить можно?
– Холодная, горло простудишь. В доме чаю попьёшь.
Что то еле слышное шёпотом и в ответ, – Добрый, добрый. Повернись ка.
Немного погодя, я вошёл. Анюткина мокрая спина, крепкий зад и ноги как мне показалось весьма призывно розовели в слабом свете свечи.
– Ну что, Андрейка, напарила тебя мамка?
– Напарила.
Я, сделав вид, что не смотрю особо стал делать воду в тазу, затем прошёл в серёдку, сел на пол, притянув к себе таз спиной к полати, стал намыливаться. Анютка спустила Андрюшку на пол, сама полезла наверх, плеснула на камни.
– Не жарко вам, барин?
– Парься парься. Мы с Андрейкой прохладной водичкой польёмся. Да Андрюша?
Стал поливать себя и мальчика, стало действительно жарко.
– Дай ка я тебя попарю.
Повернулась животом вниз. Я подошёл и положив руку на разгорячённую спину стал водить рукой по спине и похлестывать спину веничком. Приятная истома пошла по моей руке. Голове было жарковато. Провёл рукой по заду и по ногам не переставая шлёпать веничком. Свеча освещала только бок и прижатую к груди руку. Почувствовав поднятие между ног, отвернулся от мальчика таким образом, чтобы ему не было видно.
– Жа-арко.– мальчик сидел на полу поднимая ковшик и поливая себе из него на голову.
– Ну давай, теперь я полезу.
Аня не отрывая руку от груди, слезла, блеснув в свете свечи открывшимся животиком и ногами с округлыми коленками.
Я быстро заскочил наверх подогнув ноги, дабы не было видно моей восставшей плоти, стал колошматить себя веником, не глядя вниз. Аня быстро намылила себя. Андрейка стал хныкать и просился выйти. Успокоившись, я быстро выскочил наружу вдохнуть воздуха и остудиться.
Аня чуть приоткрыла дверь, чтобы чуть остудить баньку. «Уфф, хорошо то как. Нда. Девка что надо. Здорово то как!» Вдруг вспомнил про Силантия. «Нда. Хоронят уж наверное. Нехорошо как то. А я тут. » Печальные мысли вновь вернули меня с небес. Зашёл. Анна, сполоснув волосы кислой водичкой, быстро оделась сама и, одев мальчика, спросила: – Мы пойдём?
– Идите, идите, я тут ещё немного. Посижу.
Источник статьи: http://proza.ru/2016/06/22/1612
Каждый помещик в России насиловал своих крестьянок
Как я уже говорил, в нашумевшем (и всё ещё очень даже шумящем) сериале «Крепостная» показаны отношения в помещичьих усадьбах, не имеющие ничего общего с исторической реальностью. Которая была самым натуральным кошмаром. Адом для крепостных крестьян. Пожизненной каторгой – и это в самом лучшем случае.
Это известно и по воспоминаниям современников. и по донесениям тайной полиции (после мятежа декабристов императоры по понятным причинам за помещиками присматривали).
Как известно, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Это сказал британский католический историк лорд Эктон, но это в полной мере относится к российским помещикам эпохи крепостного права. Которая длилась несколько столетий (!).
Из этого психологического факта и из вышеупомянутых донесений и воспоминаний можно сделать весьма неутешительный для «квасных патриотов» вывод. В каждом помещичьем имении помещики не только покупали и продавали крепостных (таких же людей, как они сами) как скот, не только избивали по поводу и без, не только издевались как хотели и когда хотели (де-факто помещики были неподсудны).
Но и содержали целые гаремы крепостных девушек и женщин, которых насиловали как хотели, когда хотели и сколько хотели. Причём начиная чуть ли не с 10-летнего возраста (педофилия и в те годы цвела буйным цветом).
Это к вопросу об «особой русской духовности, морали и нравственности» и «бездуховном и безнравственном Западе». Понятно, что западная элита не из ангелов состоит, но там такие «развлечения» были, мягко говоря, не приняты – в силу отсутствия крепостного права (сиречь рабства). А там где оно было (в США) уже тогда де-факто существовавшие «расовые законы», мягко говоря, не поощряли сексуальные отношения хозяев и рабынь.
Поэтому в реальности уровень и духовности, и морали, и нравственности на Западе просто несопоставимо выше, чем в России. Ибо не было там традиции повального изнасилования девочек, девушек и женщин практический всеми представителями элиты общества в течение столетий.
Исключения, наверное, были, но они лишь подтверждают кошмарное правило – изнасилование крепостных было настолько распространено, что считалось. отдельным и общепринятым видом барщины. Причём насилию подвергались даже. дочери помещиков, рождённые изнасилованными ими крестьянками. И российская элита считала это вполне нормальным.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров. Вообще весь строй крепостного хозяйства, вся система хозяйственных и бытовых взаимоотношений господ с крестьянами и дворовыми слугами были подчинены цели обеспечения помещика и его семьи средствами для комфортной и удобной жизни.
В том числе, и сексуальной, конечно. Кстати, помещицы тоже де-факто насиловали своих крепостных (зачастую обоего пола), принуждая их к половым отношениям. Когда хотели, сколько хотели и как хотели.
Мало кому известно, что насиловали не только крепостных. Но и дочерей, жён и сестёр более мелких дворян (тоже вполне себе стандартная практика, которую российская элита считала нормальной).
Случаев, когда в наложницах у крупного помещика оказывалась насильно увезенная от мужа идворянская жена (или сестра, или дочь) в эпоху крепостного права было немало. Причину самой возможности такого положения дел точно объясняет в своих записках некая Е. Водовозова.
По ее словам, в России главное и почти единственное значение имело богатство — «богатым все было можно». Ничего не напоминает? Впрочем, в советские времена «всё можно» было крупных партийным, советским и хозяйственным чиновникам, силовикам и так далее. Так что даже после Октябрьской революции некоторые кошмарные российские традиции никуда не делись.
Так что положение жён, дочерей и сестёр мелких дворян не сильно отличалось от положения крепостных баб и девок. Только жены незначительных дворян подвергались грубому насилию со стороны более влиятельного соседа, а крестьянские девушки и женщины со стороны «своих» помещиков. И в том, и в другом случае полиция не реагировала на жалобы никак. Опять – ничего не напоминает?
А.П. Заблоцкий-Десятовский, собиравший по поручению министра государственных имуществ (ну, и императора, ессно) подробные сведения о положении крепостных крестьян (и деяниях помещиков, что было несколько более интересно), отмечал в своем отчете:
«Вообще предосудительные [половые] связи помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. В каждой губернии, в каждом почти уезде укажут вам примеры… Сущность всех этих дел одинакова: разврат, соединенный с большим или меньшим насилием.
Подробности чрезвычайно разнообразны. Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями, и предварительно поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять и собственные скотские страсти, и своих приятелей»
Принцип, который оправдывал господское насилие над крепостными женщинами, звучал так:
«Должна идти, коли раба!»
Учитывая, что и в современной России рабство чрезвычайно распространено (многим женщинам просто элементарно некуда бежать от начальника, сожителя, полиции, местных богатеев, бандитов и т.д.), неудивительно, что этот кошмар продолжается и поныне. Особенно в провинции, где российские женщины практически беззащитны перед насильниками (и не только нелегальные иммигрантки).
Насилие в помещичьих усадьбах носило систематически упорядоченный характер. После окончания работ в поле господский слуга (из особо доверенных), отправляется ко двору того или иного крестьянина, в зависимости от заведенной «очереди», и уводит девушку — дочь или сноху, к барину на ночь. Причем по дороге заходит в соседнюю избу и объявляет там хозяину:
«Завтра ступай пшеницу веять, а Арину (жену) посылай к барину»…
Это продолжалось столетиями. После чего очень странно, что кто-то удивляется просто чудовищной жестокости, с которой восставшие крестьяне в Гражданскую войну расправлялись с помещиками и их семьями. А также со священниками, которые оправдывали весь этот ужас и требовали от крестьян смирения и покорности.
В.И. Семевский писал, что нередко все женское население (!!) усадьбы использовалось для удовлетворения господской похоти. Всё – от мала до велика. Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения на короткое время только для гнусных целей.
В день приезда управляющий имением должен был предоставить помещику полный список всех подросших за время отсутствия господина крестьянских девушек, и тот забирал себе каждую из них на несколько дней. Когда список истощался, он уезжал в другие деревни, и вновь приезжал на следующий год – с теми же мерзкими целями.
А.И. Кошелев писал о своем соседе:
«Поселился в селе Смыкове молодой помещик С., страстный охотник до женского пола и особенно до свеженьких девушек. Он иначе не позволял свадьбы, как по личном фактическом испытании достоинств невесты. Родители одной девушки не согласились на это условие.
Тогда он приказал привести к себе и девушку и ее родителей; приковал последних к стене и при них изнасильничал их дочь. Об этом много говорили в уезде, но предводитель дворянства не вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук преблагополучно».
Историки до сих пор спорят, существовало ли «право первой ночи» в западных странах. а вот в России оно сущестовало очень даже. И не только первой – помещик мог насиловать жён своих крестьян когда угодно, как угодно и сколько угодно. И после этого кто-то считает, что в России выше уровень духовности, морали и нравственности?
Тех крестьян, кто пытался сопротивляться, безжалостно пороли, сдавали в рекруты, ссылали в Сибирь, отправляли на тяжёлые работы (выписывая билет в один конец). а то и просто убивали. Формально непослушный крестьянин исчезал бесследно, но все прекрасно понимали, куда.
Эта практика нашла отражение даже в оригинальной авторской версии повести «Дубровский», по понятным причинам не пропущенной императорской цензурой и до сих пор малоизвестной. В ней Пушкин писал о повадках своего антигероя Кириллы Петровича Троекурова:
«Редкая девушка из дворовых избегала сластолюбивых покушений пятидесятилетнего старика. Сверх того, в одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных… Окна во флигель были загорожены решеткой, двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирилла Петровича.
Молодыя затворницы в положенные часы ходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирилла Петрович выдавал некоторых из них замуж [стандартная помещичья практика], и новые поступали на их место…»
Большие и маленькие Троекуровы населяли российские дворянские усадьбы, кутили, насильничали и спешили удовлетворить любые свои прихоти, нимало не задумываясь о тех, чьи судьбы они ломали (и снова – ничего не напоминает?). Один из таких бесчисленных типов — рязанский помещик князь (!) Гагарин. Довольно типичный представитель российской элиты.
«В его доме находятся две цыганки и семь девок; последних он растлил без их согласия [сиречь изнасиловал], и живет с ними; первые обязаны были учить девок пляске и песням. При посещении гостей они составляют хор и забавляют присутствующих.
Обходится с девками князь Гагарин так же жестоко, как и с другими, часто наказывает их арапником. Из ревности, чтобы они никого не видали, запирает их в особую комнату; раз отпорол одну девку за то, что она смотрела в окно».
Другой помещик – генерал (!!) Лев Измайлов устраивал колоссальные попойки для дворян всей округи, на которые свозили для развлечения гостей принадлежащих ему крестьянских девушек и женщин.
Генеральские слуги объезжали деревни и насильно забирали женщин прямо из домов. Однажды, затеяв такое «игрище» в своем сельце Жмурове, Измайлову показалось, что «девок» свезено недостаточно, и он отправил подводы за пополнением в соседнюю деревню.
Но тамошние крестьяне неожиданно оказали сопротивление — своих баб не выдали и, кроме того, в темноте избили Измайловского «опричника». Взбешенный генерал, не откладывая мести до утра, ночью во главе своей дворни и приживалов налетел на мятежную деревню.
Раскидав по бревнам крестьянские избы и устроив пожар, помещик отправился на дальний покос, где ночевала большая часть населения деревни. Там ничего не подозревающих людей повязали и жестоко избили.
Встречая гостей у себя в усадьбе, генерал, по-своему понимая обязанности гостеприимного хозяина, непременно каждому на ночь предоставлял дворовую девушку для «прихотливых связей», как деликатно сказано в материалах следствия (которое предсказуемо закончилось ничем). Наиболее значительным посетителям генеральского дома по приказу помещика отдавались на растление совсем молодые девочки двенадцати-тринадцати лет.
Число наложниц Измайлова было постоянным и по его капризу всегда равнялось тридцати, хотя сам состав постоянно обновлялся. В гарем набирались нередко девочки 10–12 лет и некоторое время подрастали на глазах господина. Впоследствии участь их всех была более или менее одинакова — Любовь Каменская стала наложницей в 13 лет, Акулина Горохова в 14, Авдотья Чернышова на 16-м году.
Одна из затворниц генерала, Афросинья Хомякова, взятая в господский дом тринадцати лет от роду, рассказывала, как двое лакеев среди белого дня забрали ее из комнат, где она прислуживала дочерям Измайлова, и притащили едва не волоком к генералу, зажав рот и избивая по дороге, чтобы не сопротивлялась.
С этого времени девушка была наложницей Измайлова несколько лет. Но когда она посмела просить разрешения повидаться с родственниками, за такую «дерзость» ее наказали пятидесятью ударами плети.
Нимфодору Хорошевскую, или, как Измайлов звал ее, Нимфу, он растлил, когда ей было менее 14 лет. Причем разгневавшись за что-то, он подверг девушку целому ряду жестоких наказаний.
Сначала высекли ее плетью, потом арапником и в продолжение двух дней семь раз ее секли (настоящее чудо, что она вообще выжила). После этих наказаний три месяца находилась она по прежнему в запертом гареме усадьбы, и во все это время была наложницей барина. После этого, ей обрили половину головы и сослали на поташный завод, где она провела в каторжной работе семь лет.
Кстати, о телесных наказаниях. Все крепостное право держалось на порке. Так, за укрывательство в деревне кого-либо из беглых крепостных подвергался наказанию плетьми старший член семьи с каждого двора.
Помещик времен Екатерины Болотов рассказывал в своих воспоминаниях о помещице, отдавшей приказание перепороть сразу 80 женщин за то, что они. не набрали нужного количества земляники.
Просматривая секретные доклады шефа жандармов Бенкендорфа за 20-е годы XIX века, можно не единожды встретить сообщение о помещичьих зверствах. но лишь о таких, которые заканчивались смертью крепостных во время истязаний.
О случаях же жестокой порки без смертельного исхода, конечно, никто никому не доносил; наказание такого рода было обыденным и ежедневным явлением. Впрочем, предание суду в отдельных случаях помещиков, запоровших крепостных насмерть, еще не означало их осуждения.
Неизвестно, чем закончилось, например, предание суду помещицы Белоруковой, которая запорола насмерть розгами и просмоленною веревкою. девятилетнюю девочку. Вероятнее всего, ничем (типа церковным покаянием).
Ещё одним примером такого «правосудия» является приговор по делу вдовы генерал-майора Елизаветы Эттингер в 1771 году. Было доказано, что по приказанию помещицы «таловыми длинными прутьями» был засечен насмерть ее крепостной. Наказание? Месяц тюрьмы. Крестьянин за убийство – даже менее жестокое – загремел бы на фактически пожизненную каторгу.
Поэтому у тех, кто знаком с реальной историей крепостного права в России, сериал «Крепостная» и ему подобные лживые сказки вызывают лишь отвращение.
Источник статьи: http://proza.ru/2020/01/20/1881
