В бане с пьяным отцом
Лет до пяти я ходил в баню с мамой. Обидно, брат, на год старше, меня уже ходил с отцом в мужское отделение, а я – с мамой в женское. В обще то он тоже, до недавнего времени с нами сюда ходил. Мы, это две сестры, мама и я. Сеструхи чаще всего меня и мыли, по очереди, мама только командовала: там потри, здесь потри.
Когда мы ходили с братом в женское отделение, то нас мыли соответственно, старшая — брата, а младшая – меня. Опять не справедливость, старшая сестра уже взрослая была, она шустро управлялась с телом брата. И он резвился в своем тазу, как в корабле или глазел на девчонок, у которых еще лобок не покрылся волосяным покровом. Поэтому его и выгнали из женского отделения, большой стал. Я же считался еще маленьким, поэтому – мне можно было пялиться, на окружающих меня голых тетенек и девочек.
Нужно сказать, что поход в баню – это событие в семье, к нему готовились, почти как к празднику. Мылись в бане мы раза два в месяц, на чаще, денег не хватало. Семья то большая была восемь человек. Это ж по 30 копеек за взрослого – рубль восемьдесят, да два детских билета – 20 копеек, вот тебя и два рубля. Хлеба одного можно купить – почти на три дня. Да, тогда каждую копейку считали, говорили, что она рубль бережет. Цены, еще до хрущевские были. Это значит, что после 1961 года помывка в бане стоила — 3 копейки. Заботилось государство о чистоте своих граждан.
В перерывах между банями, мы мылись по очереди в кладовке, так называлась ванная комната, потому, что в ней хранилось все, банные принадлежности, и всякий домашний скарб. Нам то, пацанам, особенно летом, мыться нужно было каждый день, иначе цыпками ноги и руки покроются. Да и сестры наши мылись часто, что бы ни завшиветь, на головах то косы были. Старшим братьям доставалось воды потаскать с уличной колонки – на второй этаж.
Обычно кипятили на печке, летом на дровах, а зимой на угле, ведро воды на двоих – для нас и по ведру – сестрам. В связи с нехваткой тазов, мылись по очереди. Сначала купали меня, а потом брата и наоборот – сначала мылась старшая, а потом младшая сестра. Ей на работу вставать раньше, а младшая еще в школе училась. Уже потом, когда все выросли, братья в армию ушли, сестры – замуж вышли, к нам в дом провели водопровод и канализацию. Первым делом, отец установил ванну в «кладовке» и титан на дровах. Жизнь стала цивильной, а до этого оставалась БАНЯ.
У нас на районе не было своей бани, наверное, рассчитывали на перспективу, провести в дома воду и даже газ. Поэтому мы ходили в две бани, на выбор: первую городскую или ведомственную маслозаводскую. Обе, они почти одинаково были удалены от нашего дома. Когда я был маленький, казалось, ужасно далеко. Иногда даже «на ручки» к кому-нибудь из старших просился. Потом, когда подрос, оказалось что все рядом…
В пять лет я стал интересоваться половыми различиями, да и не только я. Мои подружки по предбаннику, где мы вместе дожидались родителей, тоже с нескрываемым интересом наблюдали за фиговинкой, которая у меня болталась среди ног. А когда я спросил у мамы, почему и неё и сестер там ничего нет. Она отправила меня мыться с отцом и братьями.
Вначале это был триумф, но вскоре мне ужасно не понравилось, как папка трет меня вихоткой, так почему, то называлась мочалка. А когда я «подглядел», как дяденька онанирует в углу помывочного отделения и спросил об этом папу, он и вовсе отругал меня. А я еще долго не догадывался, что этот дядька выделывал со своим членом. Но на всякий случай, я было запросился назад, к маме в отделение. Но было уже поздно. Началась взрослая жизнь.
Вскоре мы с братом научились тереться сами, только спины друг другу терли. Он иногда, на правах старшего, контролировал, как я помылся, но сильно меня не беспокоил. Мы с удовольствием плескались в тазах, и выгнать нас из мойки было нелегко, даже когда старшие – папа и братья уже обтерлись и ждали, что бы промокнуть полотенцами наши тельца.
Была в бане еще одна забава – ПАРИЛКА. Мы сначала не понимали, чего это все дядьки, так любят туда заходить? А располагалась дверь в неё посередине моечного отделения и всегда была закрыта. Углядеть там было невозможно ничего, потому что клубы пара так и валили от туда, если кто заходил или выходил. И потом, от выходящего, пар валил, как дым от головешки, хотя вокруг было тепло и сыро.
Однажды, старшего брата отец взял с собой в парилку. Через несколько минут он выскочил оттуда распаренный, красный, как рак, но довольный. И стал, как «большой», заходить туда в следующие посещения бани. Отец учил, нужно сначала попариться, а потом уже мыться. Так он и делал. Я тоже попробовал однажды…
Накануне простояли часа два в очереди в баню, народу в этот день, что то много было. Нам то, как минимум, два шкафчика рядом нужно было, барахла то много на пятерых. В один никак не поместится. В общем, долго мы стояли, наши женщины уже домой ушли. В женское отделение не было такой очереди.
Я решился впервые с папой и братьями зайти в парилку. Зашел. Как ни странно, внутри пару не было, но жара стояла адская. Так мне показалось. Брат смеется:
— Не бойся, лезь сюда.
И на полог, на самую верхотуру, шмыг. Я было за ним, но чую, что-то не то. Остепенился, присел на средней полке. Тут и батя подоспел, а меня уже тошнит, голова кружится от жару… Ели откачали меня тогда. Я так до армии в парику и не ходил больше, боялся.
После бани, обычно мы с отцом заходили в пивную. Хорошо, что там продавали не только разливное, бочковое пиво, но и лимонад в бутылках, дорого – 12 копеек, без бутылки. Он нам, обычно, по стакану сока покупал – дешевле выходило. А себе обычно кружку пива брал. Мы все садились на лавки вдоль стены, отдыхали после бани и пили, смакуя, каждый – свое.
Да, БАНЯ. Это сейчас она для развлечения, а тогда – жизненная необходимость была. Русский человек не может без бани.
Источник статьи: http://proza.ru/2012/01/24/723
К отцу поеду, в бане попарюсь.
— Приедешь. Когда. Завтра уже. – кричит в трубку мобильного телефона очень немолодой уже, но всё ещё крепкий человек. – Хорошо-то как! А завтра как раз суббота, я баню истоплю к твоему приезду! Давай, обнимаю, до завтра! Пойду, матери скажу, чтобы начинала готовиться…
Нажал отбой и несколько мгновений похлопывал себя по ладони телефоном, о чём-то размышляя. А потом крикнул жене в соседнюю комнату:
— Лёль! Витька звонил. Завтра, говорит, приезжает…
На пороге, словно по мановению фокусника, возникла полная, но румяная и пригожая супруга в платке, завязанном кончиками на лбу, и с руками, перепачканными мукой.
— Один? Или с Леночкой? Как сказал? – спросила, точно спела по нотам какую-то сложнейшую оперную арию.
— Да я не спросил чё-то… Но кажется, — один… — ответил муж всё так же в раздумье.
Радость на Лёлином лице чуть помутнела, смешалась с каплей грусти и недоумения. И всё читалось в её глазах: почему сын один приезжает? А Лена там как же одна в городе останется? Уж не случилось у них там чего-то? Вслух же сказала:
— Ладно, гадать-предугадывать не будем. Приедет – всё и узнаем. А я, Лёш, как знала, как чуяла: пироги вот насторожила. Ты, вот чего, полезай-ка в погреб, достань банки. Огурцы там, помидоры и капусты в ведёрко набери. Только гляди, банки бери лишь те, у которых крестик на крышке.
— Я пойду лучше к завтрашней бане дров наколю. А банки? Чё их сёдня тягать? В избе согреются, да ещё стрельнут, не дай бог, ночью. Ты ж тогда неделю спать не будешь и мне не дашь.
— Это почему же не дам? Да когда я тебя среди ночи-то тревожила?
— Когда? Забыла? А когда Ероха помер, и ты свою солонину на поминки давала? А? Не вспомнила? Как они ночью-то накануне все четыре и стрельнули в сенях. А ты потом всё среди ночи в бок меня пихала и причитала всё: «Это я, Лёшенька, хрену в них мало положила…»
— От какой же, Алексей, вы недобрый мужчина,- чуть улыбаясь, ответствовала супруга.- Я бы даже сказала, что – злой! Больше тебе скажу: злющий!! И – злопамятный. Это когда было-то? В позапрошлом годе ещё. А ты всё помнишь этот факт моей страшной бесхозяйственности и, можно сказать, мотовства семейного имущества. Я ж после того у бабы Шуры новый рецепт взяла. С тех пор банки у меня не взрываются. Да и сапёр ты, что ли, чтобы взрывов бояться.
Теперь Лёля улыбается во весь рот, открывая на обозрение мужу свои крепкие, как миндальные орехи, зубы. И он самой лучшей в мире «стряпухе и консервистке» тоже улыбается в ответ, идёт к дверям и, словно стараясь отодвинуть её со своего пути, крепко сжимает в объятиях и неожиданно, целует, в губы целует. Как в кино, прям.
Она сопротивляется, но так, чтобы подольше не выпускал, ещё чуть постоял, её к груди прижавши. Потом притворно ворчит на него:
— Иди уж, пили свои дрова, Ромео плешивый! Только берёзовые поленья выбирай, чтобы жар давали.
— Ещё ты меня не учила, какие дрова для бани больше сгодятся! От порода!! И мать у тебя такая же досужая была.
— Чё это мать-то мою вспомнил.
— Так я и не забуду никогда, как она отца твоего, Иван Алексеича, покойника, царство ему небесное, учила стенку из кирпича класть. И как он за это материл её на всю деревню. В другом конце люди слышали, как они ругаются. Только и говорили: «Ну, Потаповы опять чего-нибудь мастерить взялись. »
И чтобы не услышать, что ответит жена, тут же выскочил в сенцы. Она, конечно, в долгу не осталась. Что-то там про его родню говорила. И про дядю, кажется, Михаила, который пьяным замёрз в лесу зимой, когда пошёл детишкам ёлку к новому году выбирать.
Но этого Алексей Иванович уже не слышал, потому что топор его, раскалывая сухие поленья, звенел громко и часто.
Витька, сын, приехал, как и обещал, на трёхчасовой электричке. Просил, чтобы отец его не встречал, но тот не утерпел и выехал на своём «Урале» с люлькой, чтобы хоть с полдороги от станции перехватить сына. Он его издалека ещё заметил, а потому свернул в сторону и заглушил мотор. Когда сын с ним поровнялся и окликнул, Алексей Иванович почти натурально удивился и, прежде чем поздороваться, сказал:
— О! А я тут кроликам хотел травы нарвать. Вот и ты кстати подвернулся.
— Травы? Кроликам? А не далековато, пап, от деревни ты за травой поехал? – улыбается Витька. Улыбается, потому что всё понимает.
Отец как будто бы недовольно бурчит:
— Ещё ты меня не учил, какая трава для кроликов слаще! Весь в мать – такой же досужий…
Но видит сын, что хочет обнять его отец, хотя сам ни в жись в этом не признается. Поэтому к нему первым подходит и обнимает старика. По тому, как спина у отца обмякла, понимает, что рад он такой скупой ласке со стороны сына.
— Здравствуй, папа,- Виктор ему шепчет в заросшее волосами ухо. Хочет разжать объятия, а старик не пускает, продолжает прижимать к себе дитятко свое родное и в ухо же ему шепчет так, чтобы никто, даже трава для кроликов, не услышал:
— Здравствуй, сынушка, родной ты мой… Потом поговорим, в бане… Матери сразу всего не говори, не пугай ты её. Она же у нас, сам знаешь, какая… впечатлительная.
Только потом отпускает сына. Сажает его в люльку, кидает в ноги нарванную траву, и мотоцикл, круто развернувшись, пылит всеми тремя своими древними колёсами к селу.
Мать, Елена Ивановна, ждёт мужчин своих на пороге в новом крепдешиновом платье. И брошку из красных камней, которую сын привёз ей ещё в прошлом году, нацепила. С крыльца не спускается, дожидается, пока мужики распахнут ворота и загонят мотоцикл во двор. Идёт теперь к ним и на ходу распахивает руки, чтобы прижать к груди сына. Муж распоряжается:
— Так, быстро, давай, целуй Витьку, и к столу. Я сегодня и позавтракать забыл…
И сам мимо жены, ставшей с сыном вдруг единым целым, идёт в дом. Понимает старик, что и им есть о чём пошептаться наедине. А в том, что Витька сделает так, как он ему ещё в поле приказал, и не сомневается.
Дальше как всё было – сами, небось знаете. Не раз сиживали, думаю, в русском застолье. Начали по-семейному, втроём. Ближе к вечеру уже был полон дом соседей, ближних и дальних. Витькины одноклассники тоже пришли. Ещё кто-то…
Одним словом, в баню Виктор с отцом пошли уже ближе к полуночи, когда последние из гостей, горланя песни на всю улицу, решили, что пора бы и честь знать…
Говорить сразу не стали. Парились долго, по несколько раз. Выходили на воздух и обливались ледяной водой из кадки. Потом снова шли в баню. И снова выходили. Когда отец сказал «хорош», Виктор встал с полкА и направился следом за ним к выходу.
На высоком пороге бани сели рядом двое мужчин, старый и молодой, отец и сын. И оба стали курить и на луну, круглую да белую, смотреть.
— Ну, что же случилось, сынок? – начал отец.
Виктор ответил не сразу, но как-то неожиданно зло:
— Выгнал я, пап, Ленку! Знаешь, она такая.
Отец приобнял его за плечи, словно бы придавил чуть к земле. И сын понял, что замолчать нужно. А старик сам продолжил, но удивительно мирно и ласково:
— Знаю, что дальше скажешь… Плохая, да? Так ведь, когда брал ты её, Витя, в жёны, она же хорошая была… В нашем роду, сынок, всем мужикам с жёнами везёт: только хорошие и достаются.
Источник статьи: http://www.litprichal.ru/work/312914/
Рассказ1 В баньке с мамой.
Будучи в гостях, у моей сестры, не по своей воле, попали с мамой в баню.
Давно это было. Мама решила съездить к своей дочери, моей сестре, которая была намного старше меня и училась в институте, в другом городе. Я, тогда, буквально прилип к маме и напросился с ней. Мама, правда без особого желания, всё же взяла меня с собой.
По приезду случился казус. Сестры в общежитии не было. Как потом выяснилось, в письме сестра плохо разобрала дату, подумала совсем на другой день и спокойно отправилась за город к подруге. Мы приехали днём. Пока суть да дело, подступал вечер.
Мама хотела идти искать гостиницу, но тут появился комендант и предложил очень даже приемлемый вариант. Он нам предоставит койкоместа на правах гостей, но по каким-то там правилам поселения, нужно сходить в баню и принести оттуда бумагу о помывке (как, потом, оказалось, обыкновенные билеты).
Времени у нас было уйма и оставив вещи отправились, по координатам коменданта, в баню. Нашли быстро. Это было современное здание, довольно большое и просторное. Внутри была какая-то особая атмосфера, запах простыней и шампуни.
Мама сразу же пошла к кассе, людей в очереди не было и начала объяснять сложившуюся ситуацию. Но тётенька-билетёрша, наотрез, отказалась дать нам билеты без помывки. На аргумент мамы, о том, что у нас нет ни мыла ни полотенца, просто успокоила:
– У нас, можно взять, всё и мыло и мочалку и полотенца – похоже, мы ей явно приглянулись. Она и не скрывала симпатии, улыбаясь маме и даже мне бросив комплимент.
– Мужчина смотрю, что надо. Но в мужское, одного, наверное мама не отпустит? Маловат, для незнакомого места – мама закивала головой.
– А для женского, великоват – продолжила кассирша. Мама и тут согласилась.
– Шура – позвала работница помывочного хозяйства. Подошла симпатиная женщина лет тридцати, в синем халате. Они о чём-то переговорили. В конце их разговора, я только и услышал:
– Ну конечно. Пускай, моются. Я всё-равно вечером буду там убирать.
Весёлая тётенька вернулась к нам и добродушно сказала, что бы мы расплатились за простую помывку, а сами пойдём в семейное отделение.
– Только сегодня оно закрыто, сандень сделали и отсюда не попадём. Но я проведу вас через … – и приблизившись к маме, что-то сказала, я не расслышал. Мама выразила удивление и спросила:
– А отсюда никак нельзя?
– Да не бойтесь. Днём людей мало. Пройдём, никто и внимания не обратит. А я потом, вас и выведу – сказала тётенька и пошла за банными принадлежностями для нас, а мама мне сказала:
– Сейчас мы пойдём, через раздевалку. Если увидишь дядей, а они могут быть и раздеты, не обращай внимания. Мы, просто, пойдём через другую дверь, а не главную, она сегодня не открывается.
Наконец уложив, в пластмассовую сумку полотенца и всё остальное, повела нас к месту назначения. Мы спокойно прошли через раздевалку, там было только двое мужчин, они были уже одеты и наверное знали кассиршу, потому, что она, что-то спросила у них, а те весело ответили.
Открыв обыкновенную дверь, весёлая тётенька сказала, что как и где открывать и так понятно и, что она прийдёт через часик-полтора. И уходя сказала:
– Я снаружи дверь закрою, а она если что, изнутри ручкой открывается. Ну мойтесь на здоровье.
В отделении было очень красиво. Кафель наверное импортный, хорошие шкафы для одежды и сияющий душ. Надо сказать, что для 70-х годов интерьер был просто великолепен. Мама прошлась по помещению, потрогала ванную, душ. Открыла два шкафчика и посмотрев на меня, сказала:
– Мне нравится. Раздевайся. Вот шкафчик.
Мама взяла низ платья и приподняля его так, что стали видны застёжки на чулках. Но тут же остановилась и глядя на меня, попросила:
– Расстегни сзади, пуговицы на платье. Сниму, что бы не намочить.
Я, немного по дилетенски, справился с тугими пуговицами и она сбросила платье. Надо сказать, что на улице был апрель, довольно тепло и мама не носила комбинацию. Я вообще её в ней редко видел.
На ней были белые трусики, белый пояс и белый лифчик. Я поймал себя на мысли, что выглядит это, очень красиво.
– Спасибо. Ну теперь раздевайся уже. Не тяни. Искупайся, раз уже попали сюда – мама опять напомнила, зачем мы сюда пришли. Я снял одежду, до трусов. Повесил в шкафчик и остановился в нерешительности.
– Снимай, снимай. Или маму боишься? Сушить. трусишки, всё-равно негде, да и некогда. Слышал? Тётенька нам час определила. А я сменку не брала. Думала, что просто бумагу, для общежития, возьмём и всё – и добавила – А наполню-ка я ванную пока.
– Я хочу под душем – сказал я.
– Пожалуйста. А я всё-равно наберу, так, на всякий случай – и мама кивнула мне, типа – вот так.
Я сбросил трусы и как-то так, бочком, прошёл вплотную, мимо мамы, даже боком зацепил её за попу, почувствовав. нежный, шёлк её трусов. Она как раз нагнулась, снимая чулки. Увидел я так же, что она, с явным интересом, рассматривает меня, правда осторожно так, не навязчиво. Ведь я уже где-то с год, не мылся перед ней голым. Не оглядываясь открыл душ, отрегулировал воду и шагнул под струю. Тёплая волна накатилась на тело и покрыла его. Постояв немного я начал тереть руками грудь, голову, лицо.
И тут, другие руки, нежно взяли меня за талию и потянули от струи. Я быстро оглянулся. Это была мама, с распущенными волосами, которые красиво падали на плечи и … без лифчика. Я оторопел, не ожидая такого поворота, ведь был уверен, что она, сняв платье, просто умоется и всё.
– Постой, сейчас мочалку намылю – и мама протянусь к струе, что бы намочить мочалку, при этом коснувшись телом моей спины. Я также, боковым взглядом, увидел её мелькнувшую грудь под вытянутой рукой. Она начала интенсивно мылить мочалку и я услышал:
– Поворачивайся ко мне.
Я, всё ещё стесняясь и прикрыв рукой пенис, развернулся к ней. И тут оторопь прошибла меня вдвойне. Мама стояла совершено голая, ничуть меня не стесняясь. Я, как говорят, в полные глаза, увидел её красивую грудь и как бы из скромности опустил голову. Мой взгляд скользнул по ямке пупка на животе мамы и в глаза ударил светлый цвет волос на её лобке. Я стоял, как очарованный, а мама, пальцем подняла мой подбородок и сказала, с улыбкой глядя мне в глаза:
– Я ведь и себе сменку не брала. Так, что принимай в свою, голую, компанию.
Я, как с перепугу, просто кивнул пару раз, а она, присев передо мной и широко улыбнувшись, отстранила мою ладонь от низа живота. Несколько секунд, которые мне показались длинными томительными минутами, смотрела на моего дружка каким-то прямым и необыкновенным взглядом, как будто говоря: “Ну здравствуй. Наконец-то мы опять увиделись”. Но это пришло мне в голову позже, так как в память, надолго, врезался этот чарующий мамин взгляд. Потом, оторвав глаза от дружка, тоже с улыбкой, взяла мои щёки в свои ладони и подавшись вперёд, склонив немного голову на бок, нежно нежно, поцеловала в губы. Этот поцелуй и особое выражение её лица, после этого, я запомнил на всю жизнь.
Ну а потом, она, поднялась, живо развернула меня боком и начала тереть мочалкой. У мамы была интересная привычка, когда раньше меня мыла. Она намыливала грудь, живот, пенис, ноги спереди. При этом, другая рука, касалась спины и опускалась вместе с левой рукой, останавливаясь на попе. Далее мочалка перебрасывалась и начиналось натирание спины, попы, ног, при этом другая рука, по груди и животу, опускалась вниз и останавливалась на пенисе. Последними мылись руки и голова. Эта процедура настолько запомнилась мне, за много лет купания, что я почти до мелочей угадал все мамины действия.
Раньше, когда она меня мыла дома, в ванной, не сильно нагибалась вымывая мне ноги. К тому же, она была одетой. Теперь, ей, пришлось наклонятся до пола и я смотрел на голую спину и попу, которая мелькала при наклонах. Дошла очередь и до головы. Я снова мог видеть маму во весь рост. Она уже немого намокла и её длинные волосы начали прилипать к плечам и груди. Выглядело очень красиво. Но пена от шампуни начала щипать глаза и картинка пропала.
Потом я долго смывал мыло и шампунь с тела и головы, наслаждаясь мощной струёй душа. У нас такого не было. Я покосился на маму, а она осваивала ванную. Было интересно наблюдать, как мама намыливала себе грудь и под мышками, поднимала поочереди ноги и мыла на них пальцы и ногти. Потом улеглась на живот и лежала так несколько минут. Всё это время из воды выглядывали две аппетитные ягодицы. Я понял, что мама совсем не стесняется меня и это сразу же подтвердилось. Она встала в ванной и взяв мыло, начала быстро мылить всё тело, кроме спины. Когда дошла до лобка, как-то мельком глянула в мою сторону, но не отвернулась, а поставила одну ногу на бортик ванной и начала мылить между ног. Мне было это хорошо видно, и как мыло мелькало и как росла пена на волосиках. Когда окончила процедуру, я уже вышел из под душа и пошлёпал к шкафчику. Начал вытираться, а мама, вся в мыле, вылезла с ванной и пошла под душ. Ей явно понравилась баня (как собственно и мне) и эту возможность она использовала по полной. Взяла с полочки шампунь и кивком головы позвала к себе. Я повесил полотенце и подошёл к ней.
– Возьми шампунь – подала она мне бутылочку – наливай мне, потихоньку в ладошки, буду пробовать волосы мыть.
Дома, мама, волосы мыла долго. Но здесь дело пошло быстрее. Два раза намыливала густо руками голову, а что бы намылить волосы полностью, попросила меня взять жмут в руки, а сама начала стягивать мыло с головы на кончики волос. Наконец процедура намыливания окончилась и мама пошла под душ смывать пену. А я зашёл спереди её и посунулся к ней под струю, да как-то не умело, что упёрся лицом в грудь. Она негромко засмеялась, немного отступила и я быстро смыл случайно попавшее на меня мыло. А мама усмехнулась и пальцем ласково тронула меня за нос.
Я снова пошёл вытираться.
Я уже писал, что пенис у меня иногда самозбуждался, в самый неподходящий момент. И сейчас так получилось. По окончании вытирания, мой дружок поднялся и не проявлял тенденции к опусканию. Мама мельком глянула на меня, отвернулась. Потом, сообразив, резко повернула голову в мою сторону и остановила взгляд на моём дружке. Я не успел прикрыться и застыл как вкопанный. Но никаких упрёков я не услышал. Просто сказала:
– Не смотри на меня. Отвернись.
Я тут же нашёлся:
– Это не от того, что ты не одетая. Это как-то само. Я даже не знаю как.
Мама в ответ, немного помолчав:
– Руками не трогай. Всё хорошо. Это бывает у мальчиков, хотят они этого или нет – и как мне показалось, с улыбкой, подмигнула мне. Надо сказать, что, когда она начала говорить, я стоял, так и не прикрываясь, и слушал. Её слова меня успокоили, однако дружок упорно не опускался.
– Слей из ванны и помой её от мыла. Помоги маме – сказала она. Я подошёл с поднятым бойцом и сбросил воду. Опять окрыл кран и так умело, сам себе удивился, ополоснул ванную. Тут же услышал голос мамы:
– Вот молодцы какие. И туалет предусмотрели.
Надо сказать, что за ванной, всего в каком-то метре, стоял красивый унитаз, я его, сразу и не заметил даже. Мама подошла к нему. Подняла крышку и села, посмотрев на меня немного виноватым взглядом.
– Извини. Не могу под душем, по маленькому ходить – и я услышал звук из которого я понял, что мама делает пипи. Мне даже самому захотелось. Сидела мама не долго. Привстала. Легонько потрясла попой и выпрямившись, опустила крышку и дёрнула ручку бачка.
– Мам. Я тоже хочу – сказал я. И это была правда. Мне ещё сильней захотелось когда вода зашуршала.
– Ванная уже чистая. Иди сюда. Только крышку подыми.
Я напрвавился к унитазу, но тут мама остановила меня.
– Постой. Ты так весь верх обписяеш. Давайка сюда.
Мама подвела меня к унитазу и взяв прутик пальцами, направила вниз. Надо сказать, что когда членик торчит, то пописать получается не так легко. Я напрягся и обильно опорожнился. Ни одна капля не упала мимо. Молодец мама. А она тем временем, пальцами, немного натянув шкурку, выдавила несколько капель жидкости и отпустила дружка. Он продолжал упорно стоять.
– Ну ничего. Не обращай внимания. Упрямый какой он у тебя. Возьми мочалку, спину, мне, потрёшь.
Мы пошли к кабинке. Я взял мочалку и начал её мылить. А мама вышла из под душа и повернулась ко мне спиной, да так близко, что коснулась ногой моего дружка. Я отступил на пол шага.
– Ну давай. Три же, посильней – торопила меня мама.
С каким-то особым чувством, намылил ей спину. Мама попросила хорошо пройтись по позвоночнику и шее. Я увлёкся и мой дружок уже вовсю упирался ей в ноги. Даже не заметил этого. А мама, скорее всего почувствовала и повернув голову, глянула вниз, показав свою очаровательную улыбку. Я тоже посмотрел вниз и всё понял. Отстранившись, начал мылить поясницу. Пена побежала по попе и я хотел было уже и её мыть, но мама отстранилась и сказала:
– Спасибо. У тебя хорошо получается.
– Как у папы? – спросил я, довольный маминой похвалой и зная, что дома, спину её всегда мыл папа.
– Даже лучше – с юморком ответила мама и снова потеребив мне носик, ещё и поцеловала в него. Потом быстро справилась под душем и закрывая кран попросила:
Я поднёс и прислонил его, сам того не ведая, к груди, почувствовав её упругость. Мама ничего не сказала, а только приняла полотенце и начала не спеша вытираться. Когда вытирала между ног, посмотрела на меня и я понял, что надо отвернуться. Потом я ей вытер спину и мама намотала полотенце на голову, что бы впитать влагу с волос.
Надо сказать, что мой пенис уже поник, хотя, я это не сразу и заметил.
А мама, тем временем, начала натягивать трусики, а мне сказала:
– Можешь одеваться уже и волосы причеши, а то в стороны торчать будут.
– А можно, я ещё так побуду? – набрался я смелости.
– Понравилась банька то. Мне тоже. Чистая, тёплая. Ну побегай так, коль хочется. Время ещё есть – разрешила мама окончив натягивать трусики. Потом попросила:
– Подай пояс и лифчик со шкафа.
Я не только подал, а ещё помог одеть пояс и застегнуть лифчик и пока мама укладывала в него свои груди, поднёс и чулки. Она начала по очереди натягивать их на ноги и справившись стала пристёгивать их к застёжкам, но подломила ноготь и эту работу пришлось сделать мне. Мама, с весёлым лицом, сказала:
– Вот так. Сынуля голенький и помыл и одел – я смутился от её слов, но она сразу исправилась:
– Ну побудь раздетым ещё, пока я посушусь – и пошла к сушуару.
Я всегда этот случай вспоминаю с улыбкой. Прямо магия какая-то.
А мама, без платья, долго сушила волосы под настенным сушуаром. Закинув ногу на ногу, в коричневых, с отливом чулках, она смотрелась как королева. Тогда, конечно я, будучи мальчиком, не так остро воспринимал вид обнажённой или полуобнажённой женщины, но обратил внимание на мамины голые ноги от чулок до трусов. Даже тогда этот вид меня очаровал. Наверное я уж сильно в открытую рассматривал это мамино чудо. Она посмотрела на меня не очень одобряющим взглядом и я перестал пялиться.
Потом просто начал коротать время, зная, что с волосами мама занимается всегда долго. Я нашёл плассмасовый круг, который почему-то оказался там, под стенкой. Пытался его крутить, но без особых успехов. Подбегал к зеркалу, расчёсывался и корчил рожи. Короче, дурачился.
Мама поглядывала в мою сторону и поймав мой взгляд, спрашивала, не замёрз ли, может пора одеваться. Но мне нравился мой вид и я не спешил к одежде. Когда я хотел сделать стойку на руках и подошёл ближе к двери, где места было побольше и присмотрев получше коврик, опёрся на него руками и оттолкнувшись от пола, стал в стойку вниз головой, ногами упёршись в стенку, отделанную кафелем.
– Мама. Смотри. А в школе не мог этого сделать.
Я, немного приподнял голову и увидел, своего дружка яйки которого, чётко выделялись на фоне тела, а прутик, смешно так, висел вниз.
– Молодец – отозвалась мама – только руки не ослабляй, а то головой ударишься.
И только я снова опустил глову и посмотрел на маму, которая, с интересом рассматривала меня, действительно, руки как-то согнулись и я медленно опустил тело на голову. Я понял, что осторожней надо такие упражнения делать. возле стенки. Я встал и хотел идти, но в дверях раздался шум от вставляемого в скважину ключа и потом лязг открываемого замка. Всё прошло очень быстро и помещение вошла красивая женщина, в синем халате. Я остолбенел. Какое-то мгновение стоял, голый, в двух метрах от банной работницы, которая весёлым взглядом рассматривала, меня, с ног до головы. Я автоматически прикрыл низ живота ладошками, но всё ещё стоя на месте.
– Не прячься, не бойся. Я таких как ты перевидала уже ой-йой сколько – и начала объяснять маме, что кассирша занята и она нас проведёт. А мама, в это время, уже стояла у зеркала и расчёсывала волосы. Я подбежал к ней и спрятался за её спиной, прижавшись к её бёдрам. До сих пор помню приятное ощущение маминого пояса и чулок на руках и молодце, который вновь успел принять вертикальное положение и упёрся в ноги. Мама почувствовала это и освободившись от объятий, прижала моего дружка к животу и ласково шепнула мне на ухо:
– Прикройся ладошкой – и добавила громче:
– Не бойся тётю. Тётя не будет смотреть. Иди одевайся спокойно.
И тётя, в синем халате, тоже отозвалась:
– Иди, иди. Не стесняйся. Я смотреть не буду – а потом добавила, уже для мамы:
– Да тут частенько, молодые парни, меня увидев, стойку, на без десяти двенадцать принимают” – и засмеялась вместе с мамой. Я долго ещё не мог понять, что это такое, ” на без десяти …”, а маму спросить так и не решился.
Пройдя к шкафу, я освободил дружка и хотел быстро взять трусы, что бы натянуть их и тогда спокойно одеваться. Но в спешке, я зацепился за коврик и локтем ударился об дверцу, которая хлопнув, защёлкнулась на замок. Моя одежда оказалась закрыта. Подошли мама и банная работница. Я с перепугу забыл за стоящего дружка и так и стоял перед ними, чуть ли не касаясь синего халата банной работницы. Вся беда была в том, что ключ лежал внутри, на полке.
– Это не первый раз. Сколько раз говорила поставить замки под один ключ или вообще убрать. Дело в том, что тут раньше была дополнительная раздевалка с платными ящиками. А в общей раздевалке, были просто вешалки. А сейчас здесь сделали семейное отделение.
Она, поглядывая вниз, ещё раз попробовала дверцы, но они естественно не поддались. Мама хотела меня завернуть в полотенце, но банная работница сказала, что здесь не холодно, пусть, мол, мальчишка, голеньким бегает, коль ему нравится, а она сейчас пойдёт, поищет запасной ключ. Когда синий халат, скрылся за дверью, мама взяла в руку моего дружка и сказала:
– Забыл ладошкой прикрывать.
Я сразу за двумя ладошками спрятал бойца, но мама опять отвела мои руки и спросила:
– Поздно уже прятаться. Может писять хочешь? А то до общежития ещё далековато идти.
Странно, но она угадала. Я действительно, снова, хотел в туалет.
– Пошли со мной, помогу тебе – и мама повела меня к унитазу. Так как и в первый раз. Она взяла прутик, в свою руку и нагнула его прямо в чашу унитаза. В этот раз опорожниться быстро не получилось. Но когда последние капли упали в унитаз, мама подвела меня к умывальнику и помыла путик.
– Ну вот. Теперь и мне захотелось снова” – и она, как-то виновато посмотрев на меня, подошла к унитазу, подняла крышку, потом платье. Стянула трусы и
Усевшись, зашумела струёй. Потом привстала и посмотрела на меня. Я понял. У мамы дома, для такого случая, всегда лежали салфетки или она подмывалась под душем. Но для душа ей надо было почти, вновь, полностью раздеться, поэтому она попросила:
– Сынок. Возьми в моей сумке салфетку и принеси мне.
Я потелепал к её шкафчику. Сразу же обратил внимание, что ключ от её
шкафа лежит на нём самом. Я быстро нашёл салфетку и принёс маме. Она стояла и ждала, не опуская платья и со спущеными трусиками. Густой треугольник чётко выделялся внизу живота. Я вспомнил за дружка. Посмотрел, но он всё ещё топорщился. Мама, приняв салфетку, не стала отворачиваться и одной рукой держа платье, второй начала вытирать между ног. Я не отходил, думая, что маме ещё что нибудь нужно будет, а она не просила меня, ни отвернуться, ни уйти. Наконец мама окончила процедуру и свернув салфетку попросила меня выбросить её в мусорную корзину. Сама же начала натягивать трусы. Я пошёл к дверям, где стояла корзина. А тут и банная работница пришла и видя мой стоячок, спросила маму.
– В туалет водили? Мой помладше, Вашего, будет. А как по маленькому, так часто и торчок. А сходит падает.
В это время я развернулся, не думая, что тётенька остановилась рядом и упёрся прутиком в ноги красивой уборщицы, даже халат ей приподнял.
– Извините – вежливо сказал я и не прикрываясь пошёл к шкафчику.
– Какой упругий. Ну прямо настоящий – сказала красивая уборщица маме, подойдя следом за мной и открывая шкафчик.
Я начал одеваться, а тётя о чём-то ещё некоторое время разговаривала с мамой и похвалила нас за чистоту.
Я слышал как мама спросила, почему через главные двери выйти нельзя.
– Да там старый замок заклинил. А заведующая не разрешает дверь ломать. Красивая она и дорогая. Ждут мастера. Вот сандень и придумали.
Когда шли обратно, через раздевалку, мужчин явно добавилось. некоторые были даже раздетыми. Мама отвернув взгляд к стенке, шла за молодой работницей. Видно было, что ей, очень неудобно. В отличие от мамы, работница бани смело глядела между шкафов, высматривая, не намусорили где и всё ли в порядке.
Когда мы выходили, приветливая кассирша, с улыбкой глядя на меня, сказала: ” Ну вот, освежился, хорошо и ничего страшного, что с мамой, ведь правда?”
Мы спокойно переночевали в общежитии. Сестра примчалась утром и отчитала маму за плохой почерк. Она неверно прочитала дату нашего приезда. Потом засобралась в душ, и маму пригласила. А на меня как-то недоверчиво глянула и сказала: “То же может с нами? А, мама?” Но мы отказались.
Когда сестричка упорхнула, мама так ласково посмотрела на меня и улыбнулась.
Источник статьи: http://istoriipro.ru/rasskaz1-v-banke-s-mamoj/
