История Удмуртии
Дореволюционная история
История революций
Удмуртия до войны
Удмуртия во время ВОВ
Почитание Нюлэсмурта у северных удмуртов |
История Удмуртии — Духовная культура |
15.09.2016 10:31 |
Более низшее положение по сравнению с божествами занимали духи-хозяева природных стихий и объектов (лес, водоемы, ветер и т.д.) и духи-покровители «одомашненного» пространства (изба, хлев, баня, двор). Представления о них у удмуртов находят прямые аналогии в мифологии бесермян, марийцев, мордвы, коми, чуваш, славянских народов. В удмуртской мифологии подобные существа обозначаются теонимами, образованными путем прибавления к названиям «покровительствуемых» ими объектов слов-определителей: мурт — человек, кузё — хозяин, пери — злой дух, например, нюлэсмурт — леший, букв. «лесной человек»; коркакузё — домовой, букв.: «хозяин дома»; миньчопери — банный, букв.: «злой дух бани». По мнению В.Е. Владыкина, первоначальные удмуртские теонимы на -мурт (человек) уступили место теонимам на -кузё (хозяин), что связывается с процессами социальной дифференциации в удмуртском обществе . Под влиянием мусульман возникли теонимы на -пери. Нюлэсмурт/Нюлэскузё/Нюлэспери — леший. У удмуртов, как народа, обитающего на территориях произрастания лесов, и в хозяйстве которых значительную роль играла охота, не могли не сложиться представления о духе-хозяине леса. У северных удмуртов он являлся одним из главных божеств пантеона, в честь которого устраивали всевозможные жертвоприношения. По мнению Г.Е. Верещагина, «первый и самый главный бог в плеяде языческих богов у глазовских вотяков — бог лесов и ветра». В представлении удмуртов Глазовского уезда Нюлэсмурт, или как они его называли Бацым Нюня (Старший Брат), Нюлэс Нюня (Лесной Брат), вырисовывается в виде человека огромного роста («голова его стоит на одной вышине с самыми высокими деревьями его леса»), живет он в лесу, где имеет свою жену и хозяйство. Особо его почитали охотники, т.к. считалось, что звери в лесу находятся в его ведении, и при благорасположенности к людям он нагоняет в леса множество дичи. Но, если его прогневить, то он лишает охотника удачи, или «в наказание, уносит и водит по любимым им местам». Летом и зимой Нюлэсмурты играют свадьбы: завалы леса после смерча считались дорогой, где прошел их свадебный поезд. Его прогулкам всегда сопутствует сильный ветер. Так же в его ведении находился скот, который северные удмурты выпускали на вольный выпас в лесу или же в огороженные поскотины, устроенные в лесу. Поэтому благополучие скота зависело от воли Нюлэсмурта. Существовал запрет называть его по имени, поэтому использовали иносказательные обращения, например, Кыдёкысь (Дальний), Педло палась (Из глубины [леса]), Ачиз (Сам) и т.д. Нюлэсмурту полагалось приносить различные жертвы. Еженедельно устраивали сион поттон (вынос пищи): у полевой изгороди ему оставляли блины, испеченные без соли. Глубокой осенью, после того, как загоняли скотину в стойла, устраивали пирдан сётон (принесение приданого) в благодарность за благополучие домашних животных. В лесу приносили в жертву гуся или тетерева. Голову птицы, часть мяса от правого бока, горбушку хлеба, кашу, старую деревянную ложку складывали в жертвенную коробочку и оставляли под деревом. Специальные жертвоприношения устраивали также охотники с целью обеспечения удачи на охоте. Подобные представления о Нюлэсмурте и, отчасти жертвоприношения, посвященные ему сохраняются у северных удмуртов и в настоящее время. Источник статьи: http://udmurt-history.ru/duchovnaya-kultura/pochitanie-niulesmurta-u-severnich-udmurtov.html/ Дух бани на удмуртскомНАЗВАНИЯ БАНИ В ФИННО-УГОРСКИХ ЯЗЫКАХ (Финно-угорский мир. — № 2 (15). — Саранск, 2013. — С. 82-85) Анализ происхождения финно-угорских и русских слов со значением «баня» ставит перед исследователями ряд вопросов. Прежде всего вызывает интерес то, что практически в половине современных финно-угорских языков для наименования бани применяются заимствованные лексемы. Перед тем как сделать их краткий обзор, необходимо определить характер называемых ими реалий. Толкование бани, которую можно назвать традиционной, представил В. И. Даль: «паровая, русская баня, строение или покой, где моются и парятся, не просто в сухом тепле, а в пару, почему важнейшие части бани: калильная печь с булыжником (каменка) или с ядрами и чугунным боем (чугунка) или с колодою, в виде опрокинутого котла с завороченными окраинами; затем полок с приступками и подголовьем, на котором парятся; лавки вокруг стен, на коих моются; чаны с горячею и холодною водою или краны для этого в стене; шайки для мытья и оката, вехотки (мочало) для мывки, веники дубовые или березовые для парки. При порядочной бане есть предбанник, где раздеваются, отдыхают, запивают баню квасом» [1, т. 1, 45]. гор «печь» («каменка»), корось «банный веник», лонтны «затопить баню». Очевидно, что древние обозначения исконного происхождения в коми-пермяцких наречиях были полностью вытеснены русским заимствованием, за исключением коми-язьвинского диалекта, носители которого проживают в Красновишерском районе Пермского края. В этом диалекте исконное коми слово со значением «баня» сохраняется. Такое же положение наблюдается в мордовских языках. Во всех эрзянских диалектах звучит русское заимствование баня. Например: велень баня «деревенская баня», уштомс баня «натопить баню», шлямс банясо «помыться в бане», баня полок ланго «полати в бане». С древними верованиями мордвы связан мифологический персонаж банява «покровительница бани», которой в старину эрзяне молились перед началом топки бани. В мокшанском языке русское заимствование также употребляется повсеместно. Например: штамс баняса «париться, мыться в бане», тнемс баня «показать баню, вздуть кого-либо», баняаваня «дух бани, покровительница бани». Заметим, что сходная ситуация сложилась и в русском языке, в котором повсеместно укоренилось общеславянское заимствование из народной латыни, куда основа еще ранее проникла из греческого: balaneum. Изначально в латыни она обозначала ванну, отсюда медицинский термин бальнеология «вид лечения ваннами». Затем семантика расширилась до наименования бассейна и собственно бани. По М. Фасмеру, в церковнославянском языке слово впервые фиксируется в XI в. в форме баньєкъ, другие соответствия — болг. баням, лат. balneum, франц. baim, итал. bagno [4, т. 1, 121-122]. В то же время в русских диалектах сохраняются исконные слова мыльня и мыльница, также обозначающие баню. В южных и западных диалектах русского языка, в украинском и белорусском языках употребляется употребляется древнее собственно языковое образование лазня. В. И. Даль приводит ряд синонимов к этому слову: баня, мыльня, мовня, парня [1, т. 2, 235]. Лексема лазня интересна тем, что сохраняет в значении указание на мытье в большой печи, куда надо было с трудом забираться, залезая через ее устье. Названия бани — исконные слова. Исконные слова, называющие баню, преимущественно используются в угорских языках: венг. gözfürdő «парная баня, букв.: газовая баня» и fürdő «баня, бассейн, водолечебница, ванна». Последнее слово более древнее, и его значение шире. Лексема восходит к корню уральского происхождения, от которого был образован многозначный глагол forgolódik «1) ворочаться с боку на бок; 2) суетиться; 3) сновать». Вероятно, затем на базе семы «поворачиваться в воде» от него обособился самостоятельный глагол fürdik «купаться», что далее послужило основой для производных существительных fürdós «купание» и fürdő [7, 237]. В мансийском языке параллельно употребляются русское заимствование баня и сложное слово пувыңкол, позднее образование от словосочетания со значением «дом для купания, мытья», ср. глагол пувыллатуңкве «выкупаться». В целом для обско-угорских языков характерно применение описательных конструкций для обозначения входящих в жизненный оборот новых предметов и понятий. Например: манс. нāиңтуйт «паровоз» (букв.: огненные сани), нāиңхап «пароход» (букв.: огненная лодка), нāврамыт ханисьтан хум «учитель» (букв.: детей обучающий мужчина), нāврамыт ханисьтан нo «учительница» (букв.: детей обучающая женщина). В хантыйском языке, в казымском (опорном для литературного языка) диалекте баню обозначает словосочетание певал хот «дом для мытья», восходящее к глаголу певалты «мыться, купаться». Встречается также композита певлхот «то же», образованная путем стяжения компонентов указанного словосочетания (по сообщению профессора Е. А. Игушева). В целом в обиход обско-угорских народов баня вошла недавно. Так, казымские ханты в своих воспоминаниях прямо указывают, что они научились строить бани, мыться и париться у переселенцев коми-ижемцев в конце XIX — нaчале XX в. То же наблюдается в ненецком языке, в котором употребляется собственно языковое образование хăлтаңголăва в значениях «баня» и «прачечная», ср. глагол хăлтаңгос(ь): «1) мыть, стирать; 2) мыться в бане». В прибалтийско-финских языках сохраняются традиционные, исконные слова, называющие баню, они восходят к одной основе: фин. sauna, эст. saun, лив. sōna. Сейчас эта основа является простой, непроизводной, в семантическом отношении немотивированной, хотя в финских диалектах она может обозначать и купание, и курную избу, где можно и жить, и париться, и рыбацкий домик, и маленький домик, и жилище на лугу или в лесу. Слово sauna из финского языка вошло в саамский и в последнее столетие во множество других языков, в том числе русский, с общим значением «баня с сухим паром» (имеется в виду ее современные форма и оборудование), хотя исторически так называемые финская и русская бани, так же как коми баня, практически ничем не отличались и представляли черную, курную баню с влажным паром. Как и венгерское обозначение бани, существительное sauna — это древнее отглагольное именное образование, ср. финские глаголы: saunoa «помыться, попариться в бане, сходить в баню»; saunottaa «1) вымыть в бане; 2) задать баню». Например: Isä antoi pojalleen aika saunauksen «Отец задал сыну изрядную взбучку». В коми-зырянских диалектах бытуют варианты обозначений бани пылсян, пывсян, в ижемском — пыысян. В коми-пермяцких наречиях исконное слово не встречается, но оно есть в коми-язьвинском, например: пÿлс’ан «баня», пÿлс’инө «париться в бане». Исследователи относят указанное слово, вернее лишь основу *pọl-, к общепермскому фонду, приводя удмуртское соответствие пыласькыны «мыться, умываться», «купаться (в реке)», далее под вопросом к допермскому *pol-, ср.: коми poltцs «дух», фин. polttaa «жечь, сжигать», эрз. пултамс «жечь, сжечь», мокш. паломс «гореть, пылать, сгореть», хант. pēγət— «париться в бане», манс. päγl— «то же». Однако вполне возможно, что финские и мордовские параллели относятся к совершенно другому этимону [2, 234-235]. Фонетически и семантически обско-угорские соответствия наиболее близки к пермским. Тем не менее вероятная общая этимология основы (пермско-угорская) еще не говорит о том, что в прафинно-пермской и прапермской древности протоэтносы ею обозначали баню. Слово пылсян (пывсян, пыысян) «баня» зафиксировано лишь в зырянских и коми-язьвинском диалектах как производное слово, которое образовано от глагола пывсьыны при помощи продуктивного отглагольно-именного суффикса —ан. Важно отметить, что семантика указанного глагола в коми языке в ходе развития языка стала более узкой («париться, мыться в бане»), тогда как в иных случаях употребляется глагол мыссьыны «мыться», основа которого финно-угорского происхождения. То же значение имеет и удмуртское соответствие мисьтаськыны «1) стирать, заниматься стиркой; 2) мыться, умываться». В удмуртском языке смысл «париться, мыться в бане» передают глагол париськыны (ср. рус. париться) и словосочетание мунчое пырыны «войти в баню». Очевидно, что конкретное значение «баня как хозяйственная постройка» существительное получило в ходе вторичной номинации, эллипсиса определяемого компонента атрибутивного сочетания пывсян ин «место для мытья в бане». Таким способом в коми языке образовалось множество существительных с общей семантикой «предмет действия» или «место действия», например: бурскан «ботало», ворсан «гармонь», сынан «расческа, гребешок», изан «мельница», дзопкан, тёпкан «ухаб на дороге», койтан «вечеринка» и др. [6, 30-33]. В коми-зырянских диалектах широко употребительны слова пылсянса, пывсянса, пыысянса, обозначающие духа — хранителя бани, соответствующего русскому баннику. Приведенный анализ названий бани в финно-угорских языках позволяет сформулировать несколько положений как лингвистического, так и культурно-исторического порядка. В большей части финно-угорского мира (у венгров, мордвы, удмуртов, марийцев, саамов, хантов и манси, ненцев) парная баня как отдельное хозяйственное строение появилась не так давно, что подтверждается заимствованиями наименований бани из языков соседних, более крупных народов. Парная черная баня издавна существовала у северных этносов: финнов, карел, коми — позднее у русских, проживающих на Севере, так как природные условия позволяли вести деревянное строительство на обширной территории. Постепенно такая бытовая традиция укоренилась и на более южных землях, став своеобразным культурным феноменом, фактором цивилизованности населения. Быстрое распространение бани, вероятно, стало причиной того, что во многих финно-угорских языках закрепились заимствованные обозначения, вытеснив древние исконные наименования простых, примитивных видов бань. Косвенно эту гипотезу подтверждает проникновение в европейские языки финского слова сауна, называющего технологически более совершенную баню с сухим паром, бассейном и другими приспособлениями, придающими спа-процедурам особую комфортность. Так, слово сауна одинаково звучит в современных финно-угорских, тюркских и западноевропейских языках. То же можно сказать и о широком распространении в русском и, естественно, финно-угорских языках таких слов, как пицца, суши, караоке, Интернет и многие другие. Этот процесс объясняется интенсивным культурно-цивилизационным влиянием, которое оказывают на языки небольших народов более крупные по числу носителей языки. 1. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. — М. : Русский язык, 1978. Источник статьи: http://philology.ru/linguistics3/tsypanov-13.htm |