Как мы подглядывали в окно женского отделения бани
В жизни каждого мальчишки наступает момент, когда мир раздваивается : в одном — мальчики, юноши, мужчины, в другом — девочки, девушки, женщины. Какая — то невидимая сила влечет к познанию неведомого, о чем не рассказывают дома, не учат в школе. В общем, наступила пора полового созревания. Природа — мать.
Стояла поздняя осень с моросящими дождями. Темнело рано, кругом было мокро и грязно. Уроки выполнены. Дома делать нечего. Собираемся в нашем летнем домике, нас трое ребят, лет нам по 14. Ждем четвертого нашего приятеля. Он еще днем в школе заинтриговал нас:
— Вечером пойдем в одно интересное место.
Учился он в параллельном классе, был младшим ребенком в семье. В вопросах отношения мужчин и женщин наш приятель был более осведомлен, много интересного узнавал от своих старших братьев. И щедро делился с нами своим «опытом».
Пришел весь мокрый, дождь на улице не переставал. Прихватил с собой фонарик . И полушепотом раскрылся — ему кто-то из одноклассников рассказал, что ходили подсмотреть в окно женского отделения бани . Предложение было до того заманчивым, что решили идти сейчас же. На чье — то робкое: «Дождь идет, может быть завтра», был ответ: «В дождь нас там никто не увидит со стороны.»
Преодолев более километра пути под дождем, мы оказались на месте. Наш «экскурсовод» определил окно женского отделения. Фонарик высветил в темноте под нужным нам окном деревянные ящики из- под лимонада. Встав на них, можно было заглянуть в проем. Затаив дыхание, с колотящимися в бешеном ритме сердцами, толкая друг друга, мы начали тянутся к окну — созерцать «запретный плод».
Были слышны эхом повторяющиеся голоса, был шум льющейся воды, были видны какие-то силуэты . Но увидеть что-то определенное — нет, об этом даже не мечтай. Во- первых, стекло было армированное, во-вторых, оно было матовое, нам мешал дождь, мы чуть дотягивались до проема окна. А тут еще со стороны бокового строения открылась дверь и в проеме показался то ли кочегар, то ли сторож.
Мы дали деру . И потом долго интриговали других ребят, рассказывая о нашем походе:
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/kng/kak-my-podgliadyvali-v-okno-jenskogo-otdeleniia-bani-5d0616487fbd010e5953edbe
Как солдат в женскую баню попал
Было это или не было, не мне решать, и, хоть похожа ситуация на сюжет фильма ДМБ, но непосредственный участник всего происходящего уверяет, что все, что стало, правда чистейшей воды.
Так вот, в некоей местности в России матушке есть такая себе военная часть, где служат практически только женщины. Местность на отшибе находится, в отдалении от города, девушки там крепкие, смелые, и от их длительного уединения, немного оголодавшие и одичалые.
Вот в эту самую часть и пригнали роту молодых солдатиков. А пятнадцатью из них и командовал сержантик со звучным прозвищем Дух, за способность свою так бесшумно сбегать в самоволку в начале службы, что поймать его никакой патруль не смог ни разу. Был он статный, да и не такой уже и молодой, как большинство салаг, которых призывают в 18 лет. Да к тому же еще и верткий до такой степени, что поймать его ударом было очень и очень сложно. Но тут их бить никто не собирался. Не успели еще ребятки из грузовичков повыгружаться, как за ними уже следили десятки любопытных глаз, а хитроумные мозги дамочек уже крутили извилинами, выдумывая, как поймать покорить и поработить пару-тройку солдатиков покрепче. Думали дамы, думали и гениальную идейку напридумали. Протопили они баню и пригласили бравых воинов попариться, да отдохнуть с дороги долгой.
Но русский солдат, хоть и не отличается от своей боевой товарки по-степени голода полового, но и обладает еще и природной, ну, или выработанной в родной части подозрительностью. Посовещались солдатики меж собой, поговорили со старшиной, который уже бывал в данной части и не на словах знаком был с поведением здешней боевой фауны, и отказались от заманчивого на первый взгляд предложения. Помылись они в душевых, хоть и осень уже была на дворе, и улеглись на покой. Но вот мысль о баньке горячей, да веничках хлестких впечаталась накрепко в умах хронически уставших от солдатской жизни пареньков.
А солдатки? А бабы они и в Африке бабы, ведь лучше женщины к своей цели может идти только женщина военный. Пару дней солдаты переждали, успокоились, перестали бродить по части группками (толпой ведь отбиваться от нападений легче). Ночи прошли спокойно и без происшествий, и вот решили ребятки натопить-таки для себя баньку, да отдохнуть спокойно.
И вот этот самый Дух, потерял бдительность, когда зашел в натапливаемую баньку, дровишек подкинуть, чтоб жара добавить в парилке, да проверить замоченные венечки. Присел подкинуть дрова и вдруг очнулся от веселого девичьего возгласа: «О, солдатик!» и щелчка закрываемой щеколды. У паренька глаза на лоб полезли от понимания того, что напротив него стояли, скрестив руки на груди девять молодых фурий, немного обозленных, что им пришлось ждать, и все, что он успел сделать, так это на ноги вскочить до того, как схвачен был по рука и ногам. Дух был крепким и сильным, но он никогда не бил женщин, поэтому ему только и оставалось, как отмахиваться от уцепившихся в него баб, да выдергивать из их рук свою одежду. Но, даже крепкий мужик не справится с девятью не намного менее крепких и голодных самок. Порвали бабы на Духе одежду, в прямом смысле слова порвали, да затянули в парилку.
Что случилось дальше, мне не было сказано, так как воспоминание подобное для этого человека не являются самыми приятными, хотя догадаться и не сложно. Хотя, попарили его хорошо, это Дух не отрицал, но вот только предшествующие события затмили все приятные ощущения от мытья. Пока отлеживался сержантик на палатях, в себя приходя после такого нервного и физического потрясения, девчонки вышли из бани, как говорится «напокурить». Парочка из них, конечно, осталась, чтоб не сбежал пленник. Но вот пленник был совершенно другого мнения о всей сложившейся с ним ситуевине.
Он сделал вид, что задремал, но внутри кипел весь от адреналина, разрабатывая план побега. А девчонки-то вернулись, да не одни, а с бравым и еще более диким подкрепление. Для Духа это было последней каплей, ведь он отчетливо понял, что даже со своей физической за ночь, проведенную в такой немалой компании, он него один дух и останется в прямом смысле слова.
Собрав остатки силы в кулак, забыв о всех приличиях, а вспомнив, как с пьяной головы от патруля убегал, да что в своей части чемпионом по бегу был на любые дистанции, рванул Дух и с низкого старта так, что не успели барышни дверь захлопнуть, как были просто ошеломлены таким побегом. В чем мать родила, вылетел сержант из проклятой им трижды бани и скрылся в близлежащих кустах крапивы. Был он хорошим разведчиком и снайпером, не раз уже задания боевые выполнял, но так близко от смерти никогда еще не был. Дождался он, когда уйдут бабы из бани, пересчитал всех, чтоб на засаду не нарваться и, как стемнело, вернулся в баню за остатками вещей. Посмотрел на себя в зеркало, поскулил, разглядывая исцарапанные руки, плечи и грудь (схватить девчонки пытались, когда сбегал, много ногтей поломали) и ближе к отбою вернулся к своим.
И что же?! Узнали солдатики, что ждут их приключения любовные без последующих проблем и взысканий, собрались группкой и, как только все спать полегли, побежали на женскую часть. Только к утру вернулись к своим, таща на плечах самых ослабших.
А Дух? А большую часть времени, что стояли они в женской части, старался он не появляться на глаза девушкам, да и перестали они лезть к нему. Вину свою чувствовали, за вещи его попорченные. Даже новые вещи на следующий день принесли, прощение попросили, за выходку свою грубоватую, намекали на продолжение приятного времяпрепровождения, но дулю под нос получили и ушли ни с чем. Хотя, зачем им был нужен один неуступчивый, если было еще 44 покладистых.
Спросите. А куда начальство смотрело? А все начальство, все то время, пока стояли солдатики на постое в части, бухало беспросветно, им дела не было до того, что с их подчиненными, поэтому слонялись солдатики без дела почти 2 недели по территории, подвластной бесконтрольным девушкам. А может, и специально прислали своим пододичалым барышням для психологической разгрузки молодых и крепких самцов. По себе знаю, женщина без личной жизни слишком много думать начинает, причем о негативе нашей политики, ситуации в стране, а если и того хуже, о коррупции и негативном влиянии своего начальства на подчиненных. Так и до бунта недалеко.
Сидели мы с Духом и еще одним бравым воякой, праздновали день ВДВ, смеялась я над рассказом его, над глазами несчастными, и поняла, так врать нельзя. Да и шрамы. Сколько лет уже прошло, а царапины от ногтей на предплечьях я всегда узнаю.
-Эх ты, вояка бравый, — усмехнулась, потрепала его по плечу, — с девятью девчонками не справился.
-Так они же женщины, — пожал плечами он, — как можно женщину ударить?
Потрогала я шрам от кулака на носу и промолчала, хотела сказать, что можно, но уж лучше попадать, как этот Дух, чем превратиться в нечто неопределенное, как тот, кто оставил эту отметину на мне. Служи солдат, да только в баню в женской части больше не суйся…
Источник статьи: http://proza.ru/2014/02/14/1648
Случай в бане
В бане было влажно, шумно и туманно. На мокрых лавках сидели, такие же мокрые, мужики и деловито отмывали, накопившуюся за неделю, грязь. Распахнулась дверь в парную и вместе с жаром, из нее вышел худой, сплошь в наколках, парень. Он расслаблено сел рядом со своим тазом и шумно выдохнул, переводя дух.
— Что, хорош пар сегодня? – спросил его сухонький старичок, сосед по лавке.
— Ой, дедуля, зверь, а не пар.
Дед пристально и не без интереса рассматривал наколки, которые ярко синели на красной, разгоряченной коже и, цокнув не то от восхищения, не то от удивления языком, спросил.
— А ты, паря, случаем, не из мест отдаленных будешь?
— Из них, дедуля, из них. Три дня как оттуда. Вот, решил очиститься перед свободной жизнью.
— Ну и как там? Кормють, видать, не очень. Ишь, как отощал-то.
— Да, уж не санаторий. Тридцать две копейки в день на питание.
— Тьюю, — присвистнул дед, — Чего же на энти деньги можно наесть?
— Хлеб да каша – вся еда наша, — неохотно процедил сквозь зубы, явно не расположенный к беседе, паря.
— Тебя, как зовут-то? – не унимался старче.
— Миханя. Михаил то есть.
— А меня, Прохором Савельечем кличут, — важно представился дед.
Помолчали. Дед Прохор, пройдясь намыленной мочалкой по разным местам, опять обратился к Михане.
— Ты, мил человек, спинку мне не потрешь? А то, вроде, как и не мылся.
Миханя молча взял протянутую мочалку и несколько раз лениво провел ею по дряхлой, натруженной спине деда.
— Че так слабо-то, — прокряхтел старичок, — Три не жалей, язви ее в душу.
— Да, что то мне самому слабо. Перепарился я с непривычки. Выйти б на воздух.
— Ишь, чего удумал. На воздух. Народ-то спужаешь – весь такой раскрашенный, прямо как в журнале «Крокодил».
— В «Крокодиле» картинки для смеха, а у меня для души, — вступился за свои наколотые художества Миханя, — А эта дверь куда ведет, — показал он на голубую, грубо окрашенную дверь, с разбитым, небольшим окошком над ней, — Наружу?
— Эта? Эта в женское отделение.
Лицо Михани мгновенно переобразилось и вместо апатично-равнодушного выражения, на нем заиграл неподдельный интерес.
— Врешь, старый.
— А чо мне врать-то. В женское отделение и ведет. Ежли пожар или еще что, там, приключиться, то что бы было куды выйти.
— А стекло-то почему разбито?
-А, кой его знает, давно уже разбито; не то кады красили ударили, не то сквозняком выбило. Давно уже дырка-то эта зияет.
Минханя сально оскалбился, обнажив два ряда железных зубов.
— А чо это, никто туда не смотрит?
— А чо смотреть-то, бабы они и есть бабы. Чаво в них интересного-то?
— Это тебе, старый, не интересно, так как твой интерес уже весь скукожился, а мне, так очень даже интересно. А, ну ка, посторонись, что бы не перепало, — сказал оживляясь Миханя, сразу позабыв про свою слабость. Он ухватил скамейку за край и подтащил к самой двери, а затем, шустро вскочив на нее, постарался дотянуться до окна, но роста не хватало. Однако Миханя не растерялся; он подставил перевернутый вверх дном таз и осторожно ступил на его мокрую, скользкую поверхность. Теперь, все женское отделение просматривалось как на ладони.
-Ух, ты. – только и смог признести Миханя, глядя на обнаженные, мокрые женские тела.
— Ну, чаво там? Видно чо?, — любопытсвовал внизу дед Прохор.
— Папаня, такой здесь, я те должу, малинник, что у меня слюнки текут, — сказал Миханя, понизив голос.
— Смотри, что б еще чаво не потекло. Размлеешь там, свалишься и ноги сломаешь.
— Да за такие виды, папаня, и шею сломать не жалко.
Дед заерзал внизу, подзуживаемый любопытством.
— Ты, того, этого, дай и мне посмотреть, чо ли.
Миханя ничего не ответил, а только молча глазел в разбитый оконный проем.
— Ну, ты чаво, там, уснул? Отлепись от окна-то, — продолжал настаивать дед.
— Сам отлепись , хрен старый, я это окно нашел, — ни то прошептал, ни то прохрипел Миханя.
— А кто тебе подсказал? Кто?, Не я чо ли? – дед от обиды, перешел из шепота на петушинный фальцет.
Миханя не реагировал. Он застыл у окна и почти не дышал. Как охотник в схроне,он боялся неосторожным шумом вспугнуть дичь.
— Ну, паря, посмотрел и хватит, — нетерпеливо ухватил Миханю за лодыжку, сгораемый от любопытсва, дед Прохор.
— Дед , отвянь, а! Не доводи до греха, — отмахнулся от него, как от надоевшей мухи, Миханя.
— Вы, что тут к бабам подглядываете, что ли? – раздалось вдруг у деда над ухом. Здоровенный мужичина, с соседней лавки, заинтересовался их необычной деятельностью.
— Дак, это ж все он, — заюлил дед, как будто сам, только что, не хотел занять миханино место, — Я ему говорил: нельзя, дак он и слушать не стал.
Но сосед и не собирался стыдить Миханю, как возможно ожидал дед Прохор, вместо этого, он сам влез на скамейку и так как его роста было достаточно, то без всяких приспособлений заглянул в окно, довольно безцеремонно, при этом, потеснив Миханю. Тот хотел было возмутиться, но оценив медвежий размер незванного гостя, хоть и с явной неохотой, но без пререканий, подвинулся.
Вид двух мужиков, стоящих на скамейке (а один еще и на подставленном тазу), влипших в окно, с суетящиймся дедом внизу, заставил многих прервать помывочный процесс и подойти по-ближе. А когда стало известно, куда были устремлены мужичьи взоры, то желающих присоединиться оказалось значительно больше, чем могла вместить на себе скамейка, поэтому, как то само собой, но быстро и организованно, выстроилась очередь. Миханю, конечно, оттеснили. Вынужденный уступить под давлением общественности, он считал это крайне несправедливым и, продолжая стоять на скользком тазу, почти каждый раз, когда один зритель отходил, а второй только собирался занять место, успевал на мгновение втиснуть свое худое лицо в оконный проем. При этом, он тихо и почти умоляюще канючил
— Мужики, ну чо вы, в натуре, я же только что из зоны. У вас жены есть а я голой ляжки восемь лет не видел.
— Не видел, смотри на мою, — с острил один из очередников.
— На кой мне твоя. У меня своя такая же Ну, мужики, дайте еще посмотреть. Это же я нашел окно.
— Да, тихо, ты, — шипели на на него со всех сторон, — Стой спокойно, не гунди, а то застукают, тогда т уж точно никто не посмотрит.
Дед Прохор тоже встал в очередь, но как и Миханя, чувствовал себя несправедливо обделенным, так как почему то считал, что имеет особые права на это окно и поэтому, не переставал жаловаться, повторяя уже наверно в десятый раз, что он тут стоял первым, а еще ни разу в окно не заглянул.
— Дед, помолчал бы немного, — одергивали его, так же как и Миханю, — Надоел уже.
Тут подошла очередь. Мужики помогли ему взобраться на скамейку, но дед был мал ростом и одного таза оказалось не достаточно, поэтому кто-то принес второй и вскарабкавшись на эту, довольно хлипкую кострукцию, дед Прохор, наконец-то, заглянул в женское отделение.
В первую секунду он смотрел молча, а потом, вдруг затряся в мелком смехе и неожиданно для всех по обе стороны двери, закричал .
— Авдотья, а Авдотья у тебя пошто живот такой большой, словно на него таз надели.
Мужики ахнули. Ахнули и в женском отделении.
-Бабоньки, — звоноко заголосил кто-то за дверью, — Мужики подглядывают.
— А-А-А. – завизжало сразу несколько голосов.
«Срамники, срамники-то какие, — послышалось во след, — У самих жены, да дочери, а они беспутством занимаются».
Мужики сразу стушевались и мигом стащили деда со скамьи.
— Ты, что старый, совсем охренел, — зашипели они на него, — Чего орешь-то?
Дед Прохор и сам перепугался, а главное не мог понять, как это с ним случилось. Он растерянно моргал и повторял, как заведенный: «Так, энто ж моя соседка, Авдотья».
— Ну и что ж, что соседка. Чего орал? Теперь, ее муж тебе наконделяет, что б не подглядывал.
— Нееа. Она вдовая.
— Ну, дурило старое, совсем из ума выжил. Тебя, вообще, не надо было пускать, — раздраженно говорили другие, настроенные более агрессивно, за неожиданно прерванный спектакль. И не известно, как бы аукнулось это бедному деду Прохору, но здоровенный сосед вступился за него.
— Чего вы, в самом деле, к пожилому человеку пристали, — сказал он негромко, но так внушительно, что все сразу смолкли, — Не обращай внимания на них, отец.
— Конечно, — поддакнули ему, — Чего вы хотите, увидел папаша давно позабытые красоты, вот и растерялся.
Все засмеялись и постепенно стали расходиться к своим тазам. Один Миханя остался стоять у окна, более того, он теперь мог без помех и в свое удовольствие вкушать крайне эротические картины. Конечно, после дедовых коментариев, все бабенки разбежались по сторонам и было их плохо видно, но одна осталась. Миханя жадно пожирал ее глазами. Немолодая, но очень ладная, с большой попой и большими, соблазнительно покачивающимися в такт движению, грудями, она стояла боком перед самой дверью и как ни в чем ни бывало продолжала намыливать мочалку. Ее светло-рыжеватые волосы, видимо уже помытые, были заколоты в тугой узел, а мокрая, бело-розовая кожа, возбуждающе поблескивала в тусклом освещении.
— Дамочка, — тихо позвал Миханя, — Дамочка, вы, что после бани делаете?
«Дамочка» не реагировала.
— Дамочка, — обратился опять, но уже гораздо громче, Миханя.
Тот же эффект.
«Глухая она что ли?», подумал Миханя и тогда он почти заорал, все равно уже нечего было опасаться
— Дамочка, а давайте после бани встретимся и пойдем куда-нибудь.
«Дамочка» не повела и ухом, зато покинувшие было скамейку мужики опять заинтересовались новым развитием событий и несколько человек немедленно оказались рядом с Миханей, стиснув его со всех сторон. А «дамочка» в это время наконец-то закончила намыливание мочалки; сначала она провела ей по низу живота и попе, а потом нырнула рукой между ног и стала тереть там с таким ожесточением, словно это была не промежность, а закорузлые пятки. От такого рвения к чистоте Миханю бросило в жар. Он мелко переступал ногами на оцинкованом тазу и глупо улыбался, матово поблескивая, при этом, железными зубами.
— Во, дает бабенка! – удивился кто то из стоящих рядом.
— Девушка, — неожиданно вдруг омолодил женщину Миханя, — Давайте. давайте встретимся после бани. Можно ко мне пойти или к вам.
«Девушка» молчала, словно воды в рот набрала.
— Смотри ка не реагирует, воображала, — подтрунивали голозадые зрители.
«Девушка» в это время закончила гигиеническую процедуру и теперь, так же интенсивно полоскала мочалку в тазу.
— Ой, чистоплотная какая, — раздовалось из разбитого окна, размер которого не позволял видеть отдельные лица и только стальные миханины зубы плотоядно поблескивали в самом центре оконного проема.
— Хорошо ли подмылась? – уже определенно хамили мужики, упиваясь своей безнаказанностью и женской беззащитностью, — А то, давай, проверим.
— Девушка, ну не хотите в гости пригласить, пойдемте в кино. Я плачу, — не теряя надежды на успех повышал цену Миханя, — В реасторан пойдемте. Приглашаю. Прямо после бани.
«Девушка» отполоскала мочалку, отжала ее и положила на лавку. Затем, взяв таз за боковые ручки, она немного покачала его, чтобы снять грязь со стенок и неожиданно, быстрым и точным движением, выплеснула содержимое прямо в разбитое окно. Смех оборвался, как от выстрела. Мужики резко отпрянули, от чего лавка не выдержала и перевернулась, увлекая за собой, стоящих на ней, любителей клубнички. Сначала раздался грохот упавшей лавки, звон покатившегося таза, шлепание об пол голых тел, а потом. рука не поднимается написать то, что раздалось во след. Оставляю это на индивидуальную фантазию читателя.
В женском же отделении стоял дружный хохот.
— Вот, молодец, — раздовалось со всех сторон, — Правильно, так их, ханыг, будут знать как подглядывать.
А по ту сторону двери, те кто не принимал участия — смеялись, а потерпевшие тихо, но уже беззлобно матерились.
— Ну, стерва, — отплевывался злобно Миханя, полоща рот под краном с холодной водой, — Встречу я тебя после бани, получишь у меня.
— Я что то тебя не пойму – смялся кто-то из непострадавших, — То ты в гости напрашивался, а то драться лезешь.
— Это ему девушка невкусная попалась? Вишь, как плюется, словно хины наелся.
Дед Прохор, к счастью для себя, во второй кампании подсматривания участия не принимал, а то еще не известно, чем бы закончились в его возрасте эти полеты на бетонный пол. Он вполне оправился от давешнего конфуза и даже начал не без злорадства похохатывать над неудачниками, а особенно над Миханей, видимо все никак не мог простить, что тот не пускал его к окошку.
— Я так понимаю, тебе паря, зубы то, теперь, менять придется, — сказал он с явно фальшивым сочувствием.
— Это почему же? – от удивления Миханя даже перестал рот полоскать.
— Дак, поржавеют тапереча, фиксы твои. У баб, энто место шибко едучее, все выест. Хорошо еще что в глаза не попало.
Дружный смех сотряс ветхие стены старой бани.
Через неделю Дед Прохор, как всегда, пришел помыться. Он зашел в мужское отделение и сразу же взглядом уперся в пресловутое окошко, а если точнее, то в то место, где когда то было окошко, потому что теперь его наглухо заколотили и даже покрасили, как бы давая понять: не ждите и не надейтесь — эротических спектаклей больше не будет. Дед разочарованно вздохнул и засеменил в парную.
Источник статьи: http://proza.ru/2013/03/29/330
