Про это в бане в пионерском лагере

Про это в бане в пионерском лагере

Пионерлагерь. Банный день

В моё время в пионерлагере была обычная баня, куда все и ходили отрядами в банный день. Смешнее всего выглядели малыши, им обязательно повязывали платочки на мокрые волосы. Фенов в те времена у нас еще не было, так что волосы высыхали только естественным путем, а длинные у девчонок, сохли долго.

Все мы были городскими жителями, в большинстве жили в квартирах с горячей водой, так что многие баню видели впервые. Неизгладимое впечатление жаркого пара, в котором визжат и пищат с десяток девчонок с жестяными тазиками.

Младшим отрядам помогали старшие. Я побывала во всех ипостасях: и малышнёй семи лет с длинными косами, которые так трудно мыть, расчесывать и заплетать; и старшеклассницей, уже умело помогая промыть длинные волосы девочкам младших отрядов.

А ещё, не знаю почему, в бане была удивительная акустика, усиливающая все звуки. И сидящие в предбаннике и ждущие своей очереди с любопытством прислушивались и гадали-что там такого интересного происходит, чтоб так визжать? Ничего такого обычно не происходило, но плеснуть соседу на спину холодненькой водички из крана-вполне себе банная забава! Ничего-ничего, сосед тебе тоже может отомстить тем же, когда ты не ждешь!

Как наши вожатые справлялись с нашей весёлой оравой?

Интимная революция в пионерском лагере

После утренней линейки в пионерском лагере вожатый третьего отряда Коля, подрабатывающий летом студент, отпросился у начальства, чтобы пойти встретить свою сокурсницу Таню. Она приезжала в лагерь, тоже устроилась вожатой. Девушка достаточно долго ненавязчиво преследовала студента, вот теперь будет работать рядом всё лето. Коля в принципе относился к Тане неплохо, но он не хотел жениться, понимал всю непредсказуемость телесных отношений с таким юным существом, как эта девушка, поэтому не допускал интима с ней. Её лёгкое преследование он терпел, деликатно жалея чувства девушки. Теперь вот надо было встретить её с электрички, от которой до лагеря с километр лесом.

С Колей увязалась девочка из его отряда. Пионерки у него в отряде все были тринадцатилетними. Эта Люда Петрова побежала отпрашиваться у педагога отряда Марии Ивановны, училки лет сорока, кажется одинокой. Зачем этой девочке идти с вожатым по лесу, было непонятно, но это было всё равно.

– Ладно, сходи – равнодушно разрешила педагог.

Коля с Людой вышли из лагеря и углубились в лес. Их охватила влажная лесная тишина, как будто они остались одни на свете.

Люда неожиданно стала горячо, даже страстно что-то говорить вожатому. Со смущением и удивлением Коля не сразу сообразил, что пионерка просто-напросто признаётся ему в любви. Рано развившиеся женские прелести Люды явно толкали её на рискованную интимную авантюру. Проще говоря, пионерка предлагала вожатому свою телесную любовь. Студент был всего лишь мужчина. Услышать такие соблазнительные обещания мужчине от пусть юной, но женщины с рано хорошо развившимися соответствующими формами … Коля не был скромником. Тесное общение с противоположным полом его влекло, но эта девочка могла запросто довести его до уголовного дела за растление малолетней.

Люда с надеждой заглядывала в глаза вожатому, готовясь заплакать от неразделённой любви, от отчаяния. Коля кратко отказал девочке. Она несовершеннолетняя, у него будут неприятности. Ему этого не надо.

– Коля, нам будет хорошо, – заплакала всё же пионерка, – я тебе отдамся.

Вожатый, как мог, попытался утешить юную любительницу интимных ласк. Всё сложно, Люда, ты маленькая, тебе ещё рано.

Они встретили Таню. Девушка как-то подозрительно посмотрела на заплаканное личико пионерки, но спрашивать ничего не стала. Не ревнует же эта девочка Колю. Люда же именно исходила ревностью. Она увязалась за Колей и попыталась отдаться ему прямо в лесу от сжигавшего её страха, что вожатый любит эту Таню. Пока эта девушка не приехала, оставалась надежда, что вожатый полюбит её, Люду. Приезд же соперницы привёл девочку в грусть. Ради того, чтобы не отдать сопернице Колю, пионерка и стала соблазнять его.

В слезах Люда добралась с Колей и с Таней до лагеря. Надо было решиться на отчаянный шаг. Люда пошла к педагогине.

– Что такое, Петрова?

– Мария Ивановна … Коля … Коля … Он хотел … Он трогал меня в лесу, там, где нельзя, трогал …

Училка удивилась. Этот студент не производил на неё впечатления этакого уж решительного охотника за девочками, скорее наоборот, мог бы и обратить внимание на такую привлекательную сорокалетнюю даму, как она, Мария Ивановна. Педагогиня вызвала вожатого на разговор.

– Коля, девочка жалуется, что ты руки распускал с ней в лесу. Это правда?

– Что?! Да я, Мария Ивановна … Она … Вы знаете, что она мне там наговорила и что предлагала? Предлагала её … Ну, в общем, вы понимаете?

– Да, эта Петрова склонна к интиму, это заметно … – вдруг странно понизила голос педагогиня, в её взгляде мелькнуло какое-то скрытое бесстыдство, – Коля, зайдите ко мне в комнату в обед, нам надо обсудить эти … личные вопросы.

Мария Ивановна ещё раз посмотрела на вожатого, да так, что у него душа ушла в пятки. Честно говоря, Коля хотел телесной любви этой тётки с соблазнительной фигурой, но понятно, что откровенно приставать к такой даме не было никакой возможности – работать рядом стало бы невозможно, все узнают, будет скандал. Да и вряд ли такие интимные удовольствия продолжались бы с ней долго, раза два, не больше, – у них большая разница в возрасте, сама Мария Ивановна, наверное, достаточно зажата, начнутся у неё стеснения-переживания. Тут же стало ясно, что приезд Тани взбудоражил не только ревнивую девочку Люду, но и ревнивую тётеньку Марию Ивановну.

Когда он после обеда шёл в каморку к педагогине, то испытывал почти отвращение. Сейчас она начнёт намекать на её желание телесной любви, придётся осторожно отговариваться, делать вид, что не понимаешь, о чём речь. И что делать с приехавшей Таней, как объяснить ей, что малая и старая женщины устроили охоту на него?

Он зашёл в комнату к Марии Ивановне, а она сразу закрыла дверь на крючок. Ну, всё, ёкнуло у вожатого, дело решилось. Педагогиня же спокойно стала раздеваться. Онемевший от этой сцены Коля молча созерцал, как она сняла с себя всё, вплоть до белья. Абсолютно нагая женщина с какой-то наглой улыбкой заговорила:

– Ты у меня в руках. Если откажешься, то я расскажу, как ты приставал к Петровой, преступник, растлитель малолетних, – мягко рассмеялась женщина, – будешь любить меня, ты от меня не уйдёшь.

Шантажистка раздела вожатого и они предались интимным удовольствиям. Мария Ивановна доставила Коле много телесной радости, женщина оказалась достаточно раскованной и страстной. Училка потребовала, чтобы он каждый день после обеда был в этой комнате для любовных утех. Вожатому ничего другого не оставалось. Их могли подслушивать, за ними вполне могли подглядывать пионеры из их отряда, весь лагерь мог узнать об их тайной связи, но Марию Ивановну это не волновало. Она, очевидно, сильно втюрилась в парня. Женщина стала регулярно отдаваться вожатому, вопреки ожиданиям Коли, что их связь закончится очень быстро.

Таня же постепенно продолжала тихо преследовать Колю, по наивности не представляя, чем каждый день он занимается с Марией Ивановной. Студент же всё больше испытывал отчуждение к этой девушке. По нему откровенно плакала юная Люда, страстная Мария Ивановна каждый день с успехом предоставляла ему своё лоно. Что же, Коля должен был жить телесной любовью сразу с двумя женщинами? Это вызывало в нём брезгливое отвращение. Таня была не виновата в этой странной ситуации, но и общаться с ней Коле было уже неприятно.

Девушка чувствовала это странное отношение студента к ней и всё больше отчаивалась. Вожатый на глазах становился с Таней холодным и безразличным. Жизнь девушки становилась всё горше. Она уже давно любила Колю, поэтому этот растущий холод в их отношениях приводил её в настоящую скорбь. Таня вообще-то не собиралась откровенно отдать ему своё тело для удовольствий, но если бы он попросил этого, то она бы согласилась, чтобы крепче привязать его к себе. Но студент даже и не предлагал ей этого. В конце концов, надо решиться, поняла несчастная, брошенная Колей девушка. Как-то ей удалось в конце дня вызвать его на разговор.

– Погуляем в лесу, – предложила она.

Парень чуть не поперхнулся – и эта туда же! Ну, понятно, что сейчас будет. Он жалел Таню, но сделать для неё ничего не мог.

Вечерний лес был чудо как хорош. После жаркого дня природа наслаждалась прохладой. Девушка, как могла, откровенно сказала о своей любви к Коле, уже совсем отчаявшись, предложила ему своё тело и расплакалась от стыда и от его бесчувствия к ней. О телесном общении с ним она думала уже как-то совсем просто. Душевные переживания были слишком сильны, чтобы думать о каких-то условностях и запретах такого рода. Если Коле нужны эти интимные удовольствия с ней, то пусть это будет, Таня согласна, лишь бы только он относился к ней ласково.

Коля пресёк эти неприличные разговоры. Мало ему, что ли, этой ненормальной, но очень телесно привлекательной Марии Ивановны! Пусть девушка останется такой же скромной и нетронутой, как была. Таня заплакала. Он быстро пошёл от неё.

Источник статьи: http://dom-srub-banya.ru/pro-eto-v-bane-v-pionerskom-lagere/

Чума и секс: 49 историй о хулиганстве в летнем лагере

Для кого-то летний лагерь был райским местом с дружбой, кострами и избавлением от родителей с их гиперопекой, а для кого-то – ужасным испытанием с незнакомыми людьми и дурацкими порядками вдалеке от родного дома. Но и те, и другие с легкостью оказывались «плохими детьми»: кто-то – от скуки, дерзости, жажды жизни и тяги к трикстерству, а кто-то – от невыносимой зарегламентированности строевого бытия. Мы сделали спецпроект ко Дню ребенка: про плохих вожатых и про «плохих детей» в летних лагерях (привет, начало лагерного сезона!). Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими «лагерными историями»: мы узнаем себя почти в каждой из них.

Я был тяжелый астматик и имел опыт общения с косорукими медсестрами, поэтому привез свои ампулы и шприцы. Ну, день на третий или пятый приступ развернулся всерьез. Поздний вечер, все легли, вожатая ушла куда-то. Беру в зубы фонарик, перетяжку… Вожатая вошла в душещипательный момент введения препарата внутривенно, а в зубах у меня фонарик и сказать я ничего не могу. Не заорала она, чтобы никого не разбудить. В общем, меня поместили в изолятор и начали думать, что со мной делать. Все утро думали. Изолятор был на первом этаже, вещи из палаты я забрал, окно открыто. Я написал записку, вылез из окна, перелез через забор и ушел автостопом: мне показалось, что я так до конца смены и просижу в изоляторе. (Кирилл Кулаков)

Мы украли десятилитровую выварку с густым компотом из сухофруктов из кухни летнего лагеря — я и мой дружбан Петя Борисов. Пировали всем отрядом, срали потом тоже всем отрядом, вожатый ходил вдоль наших постанывающих рядов, скрюченных в позе орла над дырками в полу деревенского сортира, и приговаривал: «А кто будет воровать, у того все пойдет через жопу!» Я больше никогда не воровал. (П.П.)

По мелочи чудили с подругой каждую смену. То трусы у кого из мальчишек сопрем и вместо флага повесим ночью, то ноги им средством для удаления волос намажем, то к кровати пришьем. Будучи постарше, уже в последней смене, поставили с ней на вечернее мероприятие танец под Мерилина Мэнсона. Нас за это чуть из лагеря и из пионеров не выгнали. (Нюра Бардакова)

Плохим ребенком в лагере я была только из теперешней перспективы — по тогдашним моим понятиям там происходил полный ад: побудка по расписанию, общая спальня на двадцать человек, душ раз в неделю, туалет класса «деревянное очко во дворе». Комары, общественная физкультура и сдержанное предподростковое *** (промискуитет. — Прим. ред.). Я этого не выдержала и взмолилась, чтоб меня забрали домой, но за ту неделю услышала больше фольклора — страшилок, пошлятины, детских мифов про секс — чем в оставшуюся жизнь. Надо было плевать на быт, терпеть ради искусства! Дала слабину. (Anna Glazova)

В Новосибирской области пионерлагерь по традиции соседствовал с зоной. Чтобы избавиться от вожатого Эдика или нудных санкционированных игр на жаре, надо было только сказать, что ты видел в кустах по ту сторону забора странного дяденьку. Нас мгновенно загоняли всем лагерем в корпуса и можно было спокойно поиграть в карты. (Lena Baitman)

Будучи пионерами второго отряда, т. е. лет 13-14, мы по ночам перелезали через примерно трехметровый бетонный забор и шли гулять в г. Нарофоминск, который был не очень далеко, полчаса примерно ходу. Как я узнала, став старше, это был город, куда ссылали тех, кто приговаривался к высылке за сто первый километр. Уголовников, наверно, мелких. Но как-то все обходилось. Возвращались без приключений. Чтобы вожатые не обнаружили пустых кроватей, мы научились делать из одеял «куклы» — так, что казалось, будто в кровати спят. Самое смешное, что мы ни разу не попались, хотя гуляли большими компаниями. (Марина Михейкина)

Нас в первый день выстроили в шеренгу. Вожатый окинул шеренгу взглядом и увидел меня — скромную крошечку в самом конце.
— Вот эта девочка будет председателем совета отряда, — сказал он.
И я не отказалась. Он думал, я буду послушной марионеткой в руках властей. Наивный юноша! По неопытности своей он не знал, какими бывают крошечные девочки. Это за себя я, может, и не вступлюсь, но мне дали Должность, и за мной стоял отряд и долг перед отрядом. Я воевала со всеми и за все. За право стирать в прачечной. За право мыться хотя бы дважды в неделю. За право хотя бы раз в неделю звонить домой. С моей подачи домой поехала бригада поваров, подмешавших в свежее пюре позавчерашнее (я дежурила на кухне и застала их за этим). Я не добилась наполнения бассейна, но отбила право купаться, даже несмотря на то, что вода в реке не прогрелась до 25 градусов (эта река в принципе не может так нагреться).
О, как я воевала! И параллельно с этим ежедневно строчила домой письма с единственным словом: «ЗАБЕРИТЕ. ». То ли предки сдались, то ли начальник лагеря тоже начал писать им аналогичные письма, но на третью неделю меня оттуда забрали. (Lilith Wolf)

Мы по ночам убегали на берег, где жгли костры туристы (в прошлом тоже питомцы лагеря). Вожатые приходили и светили фонариками в лицо. Один отловил нас целую стайку и велел идти назад в лагерь гуськом метров 500 в темноте. Мы шли. Вел нашу колонну 14-летний Толик, у которого уже тогда росла огромная борода, и играл на гитаре «Все это рок-н-ролл», сам при этом тоже идя гуськом. Волшебное впечатление было, прямо марш протеста. Толик стал превосходным ударником, чувство ритма он себе уже тогда прокачал. (Neanna Neruss)

Меня травили, поэтому я по ночам во сне рвал наволочки зубами. Вожатая просыпалась от треска, выволакивала меня на улицу и в темноте вместе с начальницей лагеря орала на меня, такая история. Причем я вообще спросонья не понимал, за что. Вожатая была мама заводилы. (Виктор Меламед)

Я из одного лагеря сбежал. Мне лет девять было, уже не помню, что именно не понравилось, но подначил приятеля и мы смылись. Что характерно, мы умудрились до дома добраться (несколько км пешком, попутка и электричка), несмотря на то, что лагерь находился в приграничной зоне. Хорошо еще, в правильную сторону от границы пошли. (Sergey Gribov)

Мы с подружкой закрыли уборщицу в бане на амбарный замок, она вылезала из окна и сломала ногу. Из лагеря меня выгнали и увезли в город на следующий день в позорном УАЗике. (Ксения Буржская)

Однажды, раздобыв кусок черной ткани, я нарисовал на нем череп в фашистской каске и написал The Ravagers. Ну и в ночи мы заменили этим российский флаг на флагштоке и с утра на линейке подняли. Потом убедительно наврали вожатым, что это проделки соседнего лагеря. Так началась война вожатых. (Олег Постоногов)

Плохим ребенком в лагере я был разве что в том смысле, что любая тамошняя активность мне была неинтересна. Я занимался тем, что записывал по памяти песни «Битлз» и пробовал читать «Доктора Живаго», но в девять лет как-то не пошло. Пробыли мы в этом лагере ровно два дня: по приезде выяснилось, что родственный блат закончился и нас там оставят, только если мама будет мыть полы. Чем было чревато мытье полов, я понял, зайдя в тамошний сортир: в нем был засран не только пол, но и стены, аккурат до уровня пояса. Я помню, как стоял посреди этого сортира, дико озираясь, следом за мной зашел какой-то парень постарше, посмотрел на меня и на стены, уделанные говном, и спросил: «Ты че, алычи объелся?» В общем, мы оттуда сбежали. (Лев Оборин)

Я была в лагере один раз, и это шпионская история: так как лагерь был от предприятия, на котором работала не мама, а ее брат, меня выдали за дочку дяди, мою двоюродную сестру. Вот только она на два года младше и имя другое. Но фигня вопрос, я три недели называлась чужим именем и выдавала себя за 12-летнюю, благо для своих 14 лет была мелкой и не фигуристой еще. И это было дико весело, я стала мозговым центром своего отряда, участвовала во всем, до чего могла дотянуться, придумывала сказки и песни, выиграла первенство лагеря по шахматам среди девочек… А еще никто не знал, что со всех сторон положительный ребенок в первые же дни разыскал дыру в заборе, четко вычислил, в какие часы его никто не будет искать, и время от времени уходит в одиночку шляться по лесу. Никого с собой не брала, никому не говорила. Просто я люблю лес, да и осторожная вполне, так что обошлось без неприятностей. (Катерина Рыжова)

Больше всего наши вожатые боялись, конечно, двух вещей: что кто-то потеряется и что кто-то забеременеет. И моя подруга Маша (нам было по 12 лет, пятый отряд, что ли) после отбоя зачем-то сказала вожатой, что она, кажется, забеременела (Маша очень любила внимание). Вожатая в ужасе спросила ее шепотом: «От кого?» Перепуганная Маша спросила, тоже шепотом: «А что, надо от кого-то. » Вожатая так на нее орала, что проснулось пол-лагеря, наверное. (NikkiKi)

Меня в лагере классе в пятом на второй день в кафельный душ отвели мыться. Я оттуда вышел, вылез через дырку в заборе. Дошел до электрички и через две остановки был у любимой бабушки, трескал клубнику со сметаной на даче.
Папахен вызвал вертолеты с аэродрома, чтобы меня найти. Мобильных тогда не было. (Андрей Ирбит)

А я был на дне Нептуна, блин, принцессой. Дочкой Нептуна. Потому что у меня были светлые волосы до попы, и этого оказалось достаточно. Так вот что же эти ироды сделали? Они забыли свою принцессу в кустах — и забыли, в каких именно кустах! И вот пока они меня все по сюжету искали и спасали, меня в этих гребаных кустах страшно сожрали толпы насекомых. Так что когда меня наконец нашли, слезки у меня текли уже самые настоящие, и вид был кислейший (что отражено на фотках в объятиях папы-Нептуна), после чего руководство решило, что велик мой актерский талант, и стало меня запихивать во все их хреновы спектакли. О горе, о печаль, лето насмарку. (Tony Dubinine)

Я всегда была высокой для своего возраста, поэтому при построении по росту в лагере оказывалась в первом ряду. При этом как следствие некоторого времени занятий спортивной гимнастикой я имела привычку ходить «с носка», а не с пятки, как нормальные люди, и как, безусловно, требовал военизированный смотр строя. Отучить меня от этого «динамического стереотипа» (проявляющегося иногда до сих пор), при длительной выработке которого нас били скакалкой по голым ногам, не представлялось возможным. Промаявшись со мной пару дней, вожатая все же решилась освободить меня от участия в этом массовом мероприятии. Став постарше (и похитрее), я не раз еще использовала этот свой «дефект», чтобы закосить от особенно нудных совковых смотров. (Елена Орлова)

Каждый год ездила в хабадский лагерь от школы. Мы купались в майках и длинных юбках, собирали раскрашенную фасоль по территории, меняли фасоль на израильские конфеты, молились. Так как мальчиков в лагере не было, девочки натурально сходили с ума — не заморачивались гигиеной, мытьем головы и т.д. (Алена Киперман)

Была в лагере три дня — какие-то пионерские сборы, наверное, в последний год пионерии. Галстуки мы уже не носили и ничего пионерского в нашей школе не было. Шла завуч по внеклассной работе по коридору, видит меня – едешь в лагерь как председатель совета дружины! Собственно, ехать на трамвае — до какой-то станции Фонтана, в Одессе же. Как-то получилось, что я умудрилась за три дня ни разу не дежурить — ни в столовой, ни в комнате — и как-то сдать постельное белье без полотенца, которое у меня сперли соседки. Но настоящий актерский талант пришлось проявить в телефонной будке: мимо проходила вожатая, и я тут же заплакала в трубку маме, как сильно меня обижают. Получила охранный вип-статус. Мне было лет 11 или 12, а народу в основном по 13-14, так что по другому было никак. (Galyna Puzyrna)

Научила монгольских пионеров ругаться матом. (Нелли Шульман)

Я ревел всю смену. И звонил каждый день, чтобы меня забрали домой. Не забрали… Даже пообещали, что еще отправят. Я думал, что жизнь моя летит под откос… но тут, к счастью, младшая сестра вернулась домой из другого лагеря со вшами в волосах и родители свое обещание насчет лагерей забыли навсегда. (Andrei Sen-Senkov)

Накануне дня Нептуна мы пропили трезубец Нептуна и два русалочьих хвоста соседнему лагерю — они нам дали две бутылки крымского портвейна. Вожатым мы сказали, что все нептунье добро украли деревенские, и развели вокруг этого целый детектив. До сих пор стыдно. (Raptor)

Я опоздала в Артек. В Москве надо было пересаживаться с Казанского на Киевский. Это мы смогли сделать. До отхода поезда, по словам дуры-сопровождающей, был час. Ехать еще сутки, а у нас кончился хлеб, но не кончилась колбаса. И мы с одной девочкой вышли за хлебушком и увидели сталинскую высотку. О, говорю, Катя, это МГУ. Я хочу в нем учиться. А пойдем посмотрим? Мы шли, а этот не МГУ был все дальше. Потом мы очнулись от сталинского марева и побежали назад. Купили хлеба, а Катя еще и мороженое. А поезд ушел не через час, а через сорок минут. Сопровождающая пылала, рыдала и пила валерьянку горстями, натурально сыпала горсть и пила. Обвиняла нас во всем и особенно в мороженом. Ночевали у Катиной тети, родители прислали денег и на следующий день мы поехали в Артек. Только рюкзак мой украли, потому что сопровождающая догадалась запихнуть его в поезд, а на месте никто не признался. (Александра Оливер)

Отдыхала лет в 11-12 в одесском лагере «Юный китобоец». Лагерь на берегу Черного моря, так что был у нас плаврук — вылитый Гойко Митич, такой загорелый Тарзан. И вот стираю я нехитрые пожитки в холодной воде да хозмылом, рядом товарки с тем же занятием, скука. Решаю для поднятия боевого духа попеть. Песня тут же вспомнилась вполне неприличная, и вот уже не просто пою, а ору не своим голосом — и вдруг получаю по заднице так, что сама оказываюсь в умывальнике. Ну не оценил плаврук мой вокал! (Алена Боровик)

Ездила в лагерь один раз в жизни, в «творческую смену» в Артек — для детских театральных коллективов. Наша режиссерша была амбициозная, очень профессиональная, ставила с гопниками хроники Шекспира, за нарушения ее представлений о дисциплине не пускала на репетиции, за забытый текст обливала презрением. Я хреновая актриса, но была покладистая, социально близкая и с цирковой памятью, поэтому получила одну из пяти путевок. Остальной отряд был укомплектован театральной самодеятельностью из школы в Выхино. В общем, удивительно, как *трагически* плохо может быть весной в Крыму. Но я много времени проводила просто шляясь по территории и вне нее, никто это не пытался пресекать, и это было прекрасно. Было мне 12, и я прочла всю лагерную прозу, которую как раз стали печатать. И поэтому свое положение в женской палате поняла немедленно: тискать р ó маны. О, бессмысленный и бессильный авторитет интеллигента. Еще гадать на игровых картах. О, нехитрые надежды преждевременной половой зрелости. (Marina Feygelman)

Я была красной тряпкой для воспитателей и вожатых все свое детство: не спала в тихий час. Не могла днем заснуть. До сих пор загадка, чем мешала вожатым в лагерях девочка, которая просто хочет два часа в полной тишине наконец-то почитать про Шерлока Холмса. В результате я все равно не спала, и, за неимением альтернатив, таки организовывала себе полноценное общение: смешила соседей по комнате или устраивала час воспоминаний. (Julia Oborina)

Мы решили сплавать на водном велосипеде в соседний математический лагерь из биолого-химического. Соседний лагерь был по другую сторону Плещеева озера, в семи километрах, хотя на вид гораздо ближе. Обратно плыли заполночь, решая, на какой из разбросанных по горизонту огоньков ориентироваться. На берегу нас, как можно догадаться, ждали. (Yakov Zhurinskiy)

В одном из лагерей за мной, тринадцатилетней, ухаживал очень клевый мальчик, звезда смены. Мы с ним пошли в укромное место целоваться, а он так волновался, что упал на камни, стукнулся головой, потерял сознание — и я, ростом в 145 см, тащила на себе здорового лося еще километр до лагеря. Потому что не бросать же парня умирать в одиночку! Вожатым я сказала, что мы ходили за растениями для гербария. (Нелли Шульман)

Все мальчишки и половина девчонок в старшем отряде курили, но сигарет в магазине купить не могли. И я была сигаретным курьером. У меня была почетная обязанность ходить каждый день во время тихого часа на почту за письмами и газетами. Все скидывались на конфеты и сигареты. Продавцы в магазине всегда встречали меня улыбками и давали пару лишних конфет. Я была очень вежливой, а пачка газет и журналов добавляла солидности. Ну как такой милой девочке не продать еще и пару пачек сигарет? (Yu Max)

В Артеке был в старшем отряде. *** (Позанимался сексом. — Прим. ред.) с удовольствием. (Андрей Ирбит)

Я ездила в еврейский лагерь. Кормили прекрасно, на убой, но иногда странными продуктами. Однажды вечером, перед самым отбоем, давали грецкие орехи. Кто сколько унесет — в капюшонах, наволочках, подолах. Орехи были в скорлупе, и всю ночь мы их кололи — дверями, бутылками, кто чем мог. У нас в палате бутылок не было, пришлось колоть граненым стаканом на полированном журнальном столике. Ни стакан, ни столик войны не пережили, сдюжили только орехи. (Людмила Кнеллер)

Нашим вожатым был Олег, симпатичный парень лет 20. Меня другой вожатый подучил, и когда директор со свитой проходил по столовой, я звякнула ложечкой и громко продекламировала: «Как увижу я Олега,/ На меня находит нега./ Ах, Олех, ах, Олех,/ Не вводи девчонку в грех». (Vera Bergelson)

Мы с подругой однажды вычитали в старой книге какой-то приворот, по которому надо было ровно в полночь воткнуть иголку с ниткой в ствол березы. А роща была минутах в 15 от корпусов. Туда нормально, а обратно с начальником лагеря столкнулись. Она идет, а мы бежим. В ночнушках. Через плац. В полночь. (Нюра Бардакова)

В лагере я впервые попробовала курить, меня этому учила моя десятилетняя подруга. (Polina Selivanova)

Единственный раз, когда я была в лагере, мне запомнилась жуткая скука. Делать было нечего вообще. То есть сначала утро — надо постоянно переодеваться: на зарядку, на линейку, в обычную одежду. А потом все, делать нечего. Кружков было два: мягкой игрушки и макраме, туда взяли человек по двадцать со всего лагеря. От тоски я взяла чемодан и пошла домой. Нашли в лесу. (Светлана Орлова)

Я попался на мастурбации. (Андрей Чемоданов)

Моя первая поездка в лагерь была лет в 11, кажется. Путевку раздобыли по какому-то блату, и все семья радовалась, что кровиночка будет жить три недели в прекрасном сосновом лесу, играть и веселиться. Я сначала и сама радовалась, потому что чао, родители, привет, свобода, и все такое. Лес был очень красивый. На полянках были разбросаны маленькие деревянные домики-комнаты, на четверых человек. За день мы как-то очень быстро перезнакомились, вечером была дискотека — первый день удался. Пока мы не вернулись в домик и не включили свет. Мелкие гадкие древесные жучки всполошились и стали летать целым стадом, ввинчиваясь нам в волосы, под одежду и вообще везде. И падали они с таким характерным мерзким шмяком. Мы выбежали из дома орущим клубком и долго отряхивались. И чтобы успокоить нервы, пошли ночевать в соседний домик к дружественным мальчикам. Почему-то вожатым это с утра дико не понравилось, нас стыдили прямо всем лагерем. Через два дня я познакомилась со змеями, дикими осами и кем-то еще из лесных жителей, после чего обрыдала телефон и вынудила маму меня забрать. А по дороге домой в машине мечтательно протянула: «А в лагере сейчас вот ужин…» (Uliia Osintseva)

Лет в 10 нам казалось очень крутым материться. Аккурат когда мы в палате декламировали матерные стишки, туда зашли старпер (старший пионервожатый) и директор лагеря. А потом мы с подругой Иркой умоляли в кабинете директора не рассказывать ничего родителям и даже написали по расписке, что обязуемся больше никогда в жизни матерными словами не выражаться. Не знаю, как Ирка, а я свое обещание не выполнила — оно было дано под давлением. (Ирина Лащивер)

Я была очень домашним ребенком, в жизни никуда не выезжала без родителей, не было у меня ни бабушки в деревне, ни тети в другом городе. Почему я решила, что мне будет в кайф в лагере — непонятно. Но я каждое лето методично доставала родителей, и когда мне было лет 12, мама таки выбила путевку. С одним «но» — путевка была от профсоюза турбинного завода, выписанная на дочку тамошней сотрудницы. А это означало, что на три недели я буду Коцубой Светой. В общем, пока ехали в лагерь, было весело. Я предвкушала знакомство с новыми друзьями (со старыми как-то не сложилось, я же больше по книжкам), солнце, море и развлечения. Оказалось, что жить придется в чем-то вроде казармы. Заводские дети объявили, что одежда будет общей и мгновенно конфисковали мои джинсы. Откликаться на Свету я не научилась, поэтому тут же заработала репутацию тормоза. И наконец, одна девочка сказала, что со Светой Коцубой она отдыхала в прошлую смену, и я точно не Света! Из лагеря я, конечно, сбежала. И больше никогда туда не просилась. (Valeriya Aguibalova)

Дочь моя уже в Америке ездила в лагерь один раз: математический для средних школьников. Вся семья и вся тусовка стояла на ушах: одна из младших! В школу не ходит! Как она там социализуется?! Меня, по свойственному легкомыслию, волновал один вопрос: как она там будет заплетать метровую косу (справилась). Уехала, проявляется редко, счастлива. И вот, *** (представьте себе. — Прим.ред.), звонят с колорадского номера и бубнят, что это из больничной бухгалтерии! Она упала, рассекла подбородок, сказала руководителю, что родители с такой фигней в больницу не пошли бы — он ответил, что свою дочь тоже не повел бы. Но *** (неприятная. — Прим. ред.) бухгалтерия дозвонилась первой. (Marina Feygelman)

1986 год, в Одессу привезли детей из Чернобыльской зоны. Никому было не сравниться с маленькой девочкой Таней, которая тайком детям сообщала, что у того «батько помер від радіації», у той «всю сім’ю вивезли незнамо куди» и т.п. В выходные помершие родственники благополучно приезжали, к большому удивлению детей. Я малютку отозвала спросить, зачем она придумывает такие истории и пугает своих друзей. На что она на меня строго посмотрела и сказала: «А ви мене не лайте (не ругайте), бо я помру і вам сором вийде». (Vita Sh)

Я один раз была в лагере как пионерка. В Анапе. Мне в общем нравилось, но вот купания по свистку в воду/из воды я понять не могла. И изобрела свой способ. Когда все шли на море (а это метров 500), я сказывалась больной и оставалась в отряде. Через некоторое время вылезала в дырку в заборе и шла купаться вволю на пляж соседнего санатория. Потом сидела в библиотеке, пока волосы не высохнут. Так и купалась всю смену. (Татьяна Моргачева)

Меня отправили в лагерь в 10 лет, когда мама собиралась за братом. Лагерь был отличный, но слишком уж большой. Не проходило недели, чтобы кто-нибудь не заболел и не отменили купание в Керженце из-за карантина. В конце концов я с двумя другими девочками договорилась соблюдать карантин как положено, всерьез. «Представьте, что у них всех чума!» Мы старались ни к кому не приближаться и ни с кем не разговаривать, протирали все вещи, до которых дотронулись «больные», все и не упомнишь. Убегали время от времени с криками и паникой. Стало очень весело, само собой! Но на следующий день нас всех собрала вожатая и одна очень активная девочка заявила, что за такую игру меня (как зачинщицу) нужно из пионеров исключить. Уж не помню, как отбрехалась, но к 10 у меня был богатый арсенал канцелярско-пионерских аргументов. (Alena Limanova)

Впервые попала в пионерлагерь лет уже, кажется, в 10-11 и ввела в глубокое недоумение вожатую (студентку лет 19, наверное) тем, что называла ее на «вы». У нас это было принято в семье, и мне не приходило в голову, что можно тыкать взрослому человеку. А вожатой казалось, что ее это обращение жутко старит. (Елена Орлова)

У одного из наших вожатых были очень кривые ноги. И шорты, которые входили в обязательную вожатскую пионерскую форму, это очень подчеркивали. Вожатый был красивым, «подкачанным» молодым парнем, лет двадцати двух, наверное, но в воображении четырнадцатилетних девчонок нашего отряда ноги портили все. Когда он крутил «солнце» на турнике, сложенные вместе ноги образовывали натуральный круг. И мы хихикали и вздыхали: «Андрей Николаевич, где ж вы были, когда ноги раздавали!» (Светлана Валеева)

Году так в 1997 нашли на территории лагеря склад с коммунистической атрибутикой. Сделали над балками провалившейся крыши гамак из знамени, за портретом Брежнева спрятали сигареты, красиво развесили вымпелы. Курить никто в компании 12-13 летних подростков не умел, но было круто иметь тайное место и общий секрет. (Nina Milman)

Меня однажды сослали на 40 дней в детский санаторий в Евпаторию. Лечить позвоночник. Это было ужасно, мне 14 лет. Тоска и тупизм страшный. Сокамерники дурацкие. От безысходности я подружилась с семилетним смешным мальчишкой Вовочкой, которого бабушка отправила худеть, поэтому он в любую погоду был в шерстяном костюме, а еще ему нельзя было булки, и он отдавал их мне. Были мы отличной парочкой, я уже 170 см и мой верный паж ростом с вершок. Я ему рассказывала сказки, а он ловил мне бабочек. В какой-то из дней объявили обязательную дискотеку, нас согнали, еще и местные приперлись — адок, сижу отбиваюсь. Тут подходит мой Вова и говорит: мы будем танцевать! Я говорю, а как ты себе это представляешь? Он подумал, сходил в столовую и вернулся с табуреткой. Поставил ее посередине танцпола, подвел меня, залез на табуретку, и мы, умирая от смеха, стали танцевать. Никогда больше не встречала таких смелых мужчин. Наверное, он вырос классным парнем. (Анна Качуровская)

Источник статьи: http://postpost.media/chuma-i-seks/