Тетя позвала меня в баню

Баня с перцем

Как всегда в субботу, тетка Дарья своим властным голосом заставила мужа истопить баньку.
-Смотри у меня! Чтоб с хорошим парком была! Да со свежим веничком!- Напутствовала она его в след.
Дядя Саша, кряхтя и бурча что-то себе под нос, вёдрами наносил в котёл под кипяток холодной воды. Так же тихо разговаривая сам с собой, наносил полную десяти ведерную деревянную бочку холодной воды. Немного повеселев, затопил баню. Завернул «козью ножку» из выращенного в своём огороде отменного табака, с удовольствием закурил, пристроившись на чурке в ограде в тени от солнца.
Ближе к вечеру к средней семнадцатилетней дочери пришли две подружки. Дочь уговорила девочек помыться вместе с ней в бане, которая будет готова с минуты на минуту.
Не прошло и десяти минут, как в гости к ним пришёл двадцатилетний племянник Генка. Он не заметно от тётки, загадочно подмигнул дядьке. Поговорили о всякой всячине и спустя несколько минут, племянник с дядей ушли в предбанник. Тетя пошла в огород по своим делам, наказав мужу не забывать про баню.
За бутылкой «красненькой» племянник с дядей перемывали «кости» наступившим тяжёлым временам.
Прямо перед ними лежали на подоконнике, дозревающие на солнце, красные стручки горького перца. Дядьке захотелось закурить, и он пошёл в дом за кисетом с «самосадом». Узнав, что первыми в баню пойдут мыться девчата, у племянника зародилась озорная мысль.
Он схватил несколько стручков перца с подоконника и быстро заскочил в уже почти готовую к помывке баню. Поболтал ими в котле с горячей водой и, уже хорошо распаренными стручками, потёр по чистому полку и лавочкам, на которых сидят во время помывки. Через двадцать секунд он уже сидел на своём месте, как ни в чём не бывало в ожидании дядьки.
Поговорив с ним минут десять, сославшись на внезапно возникшие неотложные дела, Генка быстро распрощался с дядей Сашей и ушёл.
Примерно через полчаса, осмотрев баню, тетушка первыми отправила мыться дочь с подружками, которые уж очень куда-то спешили.
-Идите, мойтесь, да разомните свои молодые косточки свежим веничком с хорошим парком.- Напутствовала она девчат.
-Банька на славу сегодня удалась! Отец постарался!- Ласково приговаривала она им в след, любуясь их красивыми под халатиками телами, и вспоминая свою молодость.
Довольные, с веселыми шутками, девчата пошли мыться, прихватив с собой большие банные полотенца.
Быстро разделись в предбаннике и веселой ватагой «ввалились» в жарко натопленную, пахнущую свежими берёзовыми вениками, баню. Немного «разомлев» на пору, набрали в тазики воды нужной температуры для помывки и дружно забрались на полок. Болтая о своих девичьих делах, побрызгали друг на друга водой и со смехом начали мыться.
Быстро распарившись, они, ничего не понимая, по очереди, в недоумении, стали «ёрзать» по полку и спускаться на лавки.
-Ой, девочки! У меня что-то сильно жжёт между ног! Наверное, от жары?!- Озабоченно воскликнула одна из подружек.
-И у меня тоже!- Перебирая ногами, подтвердила другая подружка.
-Наверное, это от мыла!- С тревогой, нерешительно добавила хозяйка бани, расчесывая ладонями рук у себя между ног.
Все трое, сидя на лавках, начали усердно и быстро смывать свои намыленные тела водой из своих тазиков. Но от этого жжение только усилилось. Не выдержав сильных ожогов, с визгом и стонами, держа руки между ног, они повыскакивали из бани в предбанник.
-Мама, мама! Иди-ка сюда!- Начала звать мать в баню в приоткрытую дверь предбанника дочь.
Тётка Дарья, услышав тревожный голос дочери из бани, бросила не дополотую грядку и, почти бегом заспешила на голос дочери.
-Что случилось?!- Глядя на прыгающих и стонущих девчонок с зажатыми между ног руками, тревожно спросила ничего не понимающая тетка.
-Мама, между ног всё горит! Почему? Ничего не понимаю! Как огнём всё обжигает!- Простонала дочь.
-Может вы кипятком ошпарились?! Я же вам говорила, чтоб после отца шли! Так вам же скорей надо!- Тревожно заворчала тетка. Сама быстро вошла в баню и подозрительно всю её оглядела. Пальцем проверила горячую воду и даже попробовала её «на язык». Озадаченно пожала плечами.
-Не пойму! Вода что ли как будто немного горчит?! Холодная вода – нормальная!- Протяжно и задумчиво проговорила она и пошла к мужу.
-Ты что с баней сделал! Девчонки все обожглись! И, чёй-то, у тебя глазки-то блестят? Опять выпил!? Ведь ты же из дома никуда не выходил!? Опять племянничек «втихую» угостил?- Скороговоркой отчитывала она мужа, не давая ему даже рта раскрыть.
-Да не пил я! И с баней ничего не делал! Топил как всегда! А что там их жжёт!? Вот уж этого я не знаю! Больно разнежили! Уж и баней не угодил! Разбаловали вы их! Вот и всё тут!- Не на шутку разгорячился дядька.
-Баня их жжет Черти их жгут, а не баня!- Продолжал он ворчать.
-Девчонки! Ну, уж вы как-нибудь там домывайтесь!- Прокричала, поубавив гонору, в полуоткрытую дверь дома тетка.
Ополоснувшись холодной водой, почёсывая между ног, кое-как одевшись, притихшие девчонки убежали в дом.
Переодевшись, в недоумении, они ушли по своим делам.
-Иди сам теперь мойся! Вот и узнаешь, что там жжёт!- Проворчала тётка, отправляя мужа в баню.
Раздосадованный, взяв собранное ему женой бельё, дядька пошёл мыться. Зайдя в предбанник, нервничая, разделся и «влетел» в мойку. Огляделся вокруг. С удовольствием вдохнул в себя тёплый ароматный воздух и, махнув досадно рукой, налил в тазик воды, стоя начал мыться.
Смачивая голову, почувствовал, что на лице вода, как — будто бы, слегка «прижигает».
Но, не обращая на это никакого внимания, стал тщательно намыливать голову мылом. Помывшись, психанул:
-Что их тут жжёт?! Кто их тут жжёт?! Баня как баня!
Поддав парку, залез на полок. Покряхтывая, с удовольствием начал париться. Не придавая значения лёгкому пощипыванию между ног, прямо с полка поддал ещё жару. Задрав ноги под потолок, продолжал смаковать удовольствие. Тело жаром прошибало до «костей».
Тут то его и «долбануло». Он вдруг подскочил на полке, будто его оса ужалила. Волчком, поочередно почёсывая руками между ног, чертыхаясь, он слетел с полка и «пулей» вылетел в предбанник.
-Бес тебе в ребро! Да что же это сегодня с баней случилось?!- И он громко смачно выругался.
-Все ноги и … это место будто кто крапивой исхлестал!- Изогнувшись, он даже попытался хорошенько рассмотреть это самое место, но у него ничего не получилось.
Выпрямившись перед окном, дядька, не мигая, уставился на красные стручки перца, мирно лежащие на подоконнике.
Приоткрыв дверь на улицу, он как «резаный» вдруг громко закричал:
-Дарья! Дарья! Иди-ка сюда!
— О, Боже ж ты мой! Да что же это сегодня с ними происходит? Все кричат, как угорелые!- Испуганно запричитала тётка, быстро семеня ногами из огорода к бане.
Дядька, с «выпученными» глазами, закричал на жену, не дожидаясь её появления в бане.
-Это ты в бане на «полке» перец сушила?!
Не сориентировавшись в обстановке, ничего не понимая, как ни в чём не бывало, издевательским голосом тётка спросила его:
-Что? И тебя жжёт?!
— Жжёт! Жжёт! Черт вас всех подери! Тебе бы так! Сядь голым местом в куст крапивы, тогда узнаешь, жжёт или нет!
-Да я то тут причём? Ты же баню топил!
-Да, я топил! А кто полок и лавки мыл? Кто в баню со своим перцем залез?! Я, что ли? Всё я, да я! Нашла место для перца!
-Я подумала, что раз ты топишь баню, то заодно и помоешь всё там! А перец я туда не клала! Вот он, на окне лежит, твой перец!
-А как тогда он в баню попал? Иди-ка вот, сама помойся!
— Да ну вас всех с такой баней! … И, махнув досадно рукой, тётка медленно поплелась в дом.
— Не буду я в ней сегодня мыться!- Добавила она уже с крыльца.
-И мне такая баня, по новому рецепту, с перцем, не нужна!- Категорически заявила старшая дочь, слушая на ступеньках перебранку родителей.
Сплюнув досадно под порог, дядька затрусил в баню. Ополоснувшись холодной водой, охая и вспоминая всю нечистую силу, дрожащими руками почесывая между ног, он быстро одел трусы и, извиваясь от нестерпимой боли, побежал в дом.
Лежа на диване, оттягивая за резинку трусы, он проветривал приятным холодком место, где так сильно жгло. Непрерывно вытирая обильно выступающий пот не то от жаркой бани, не то от перцовой ванны, дядька, со стоном приговаривал:
-Вот это баня так уж баня! Всем баням баня! Ни разу я ещё в такой бане не мылся! Может к соседу сходить да позвать его! Пусть помоется!

Источник статьи: http://proza.ru/2012/04/21/990

Ступени возмужания. повесть гл. 2

Парная встретила меня жаром и запахами трав. Тетя развешивала их пучками и от пара они размягчались, источая ароматы леса. Полог был трехступенчатый, и забраться на его вершину я не решился — выбрал золотую середину. Тетка исхлестала меня веником, намылила спину, окотила водой. Спереди я намылился сам. Все было как обычно, пар стоял клубами и рубаха на ней взмокла.

Я все думал о своем. О том, что же это было со мной? Но, неожиданно, мне на глаза попался её сосок. Как я уже написал: у тети груди были маленькие, зато соски крупные продолговатые и при мокром состоянии рубахи они выперли из ткани. Один из них я и увидел. Глаза словно прилипли. Тетя была влажная, румяная, но видел я только его, будто ничего больше не было. Она что-то говорила, шутила, а я смотрел и смотрел. Со стороны, наверное, было забавно, поскольку, головой вертеть я и не думал, а тетя на месте не стояла. Мои зрачки ходили по орбите век, вызывая косоглазие. Но это было полбеды, вторая половина начала меня беспокоить ниже.

Здесь, пожалуй, надо сделать небольшое отступление. На самом деле, что такое эрекция в тринадцать лет, — почти в четырнадцать, я тоже еще не знал. Нежданно-негаданно мое отличие от девочки иногда начинала твердеть и зудиться, требуя к себе внимания. Вызывало желание потрогать. Но призывы созревающего организма возникали спонтанно, в разное время и в различных местах, — в общем, с девочками, женщинами связи никакой, — то я полагал: что-то вроде чесотки от укуса комара — расчешешь волдырь, он увеличится, и еще больше будет чесаться, пока в кровь не раздерешь. Так, как чувство самосохранения, пока еще сдерживало призывы природы, потеревшись о тесные плавки мое отличие от девочки пускало мутную слезу или две и сникало, затаившись в ожидании своего часа. Но этим утром, от ухабов проселочных дорог, оно взбунтовалось и излилось уже не одинокой слезой, а терпким и пряным потоком, орошая крайнюю плоть.

Обычно, баня снимала это приятный и зовущий зуд. Становилось легче. Обычно, но не в тот день. Сосок, выпирающий из-за мокрой рубахи тетки, вызвал в моем юном организме новый мощный прилив. Мое отличие от девочек совсем взбунтовалось. Оно выросло. Требовало, чтобы я сломал его стойкость. Зажал в ладони и переломил. «Ты только зажми!», — посылая приказы в голову, зудилось оно.

— Хорошо промой,— проговорила тетя, смотря на место, которое нужно промыть, намыливая мне вихотку до такой пены, чтоб мое «отличие» потонуло в ней словно Эверест в облаках.

С величайшей вершиной мира, конечно, я погорячился, но тогда мне действительно казалась, что мое отличие от девочек выперло Джомолунгмой и никак не ниже. Но нет, оно вполне поместилось в мочалке.

— Три, три, — не стесняйся, — улыбнулась тетя, приподнимая подол рубахи и отжимая край. — Ладно, сам домоешься. Пойду, а то ты меня сегодня запарил. За два года-то вырос…

При движениях она немного ко мне наклонилась. Я умудрился одновременно увидеть ее ноги выше колена и заглянуть в разрез рубахи, где об материю терлись две маленьких груди.

Как это у меня вышло, ведь она стояла почти вплотную к пологу, я не знаю. Сделала ли она это специально? Тоже не известно. Но, я почувствовал, как мое отличие от девочки под вихоткой забилось в сладкой агонии. И чем больше я его сжимал, тем сильней были толчки. Спасительную, словно фиговый лист мочалку, я невольно схватил обеими руками. Тетя поспешила выйти.

Уже из предбанника, я услышал:

— Не торопись, понежься, отдохни с дороги. Дед обход хозяйству делает. Так что ужинать не скоро…

Итак: свершилось. А что свершилось? Лежал на пологе и думал: не заболел ли я? Правда, симптомы неведомого мне недуга были очень даже приятны. Но, после того как я решился девственности, мое отличие от девочки действительно заболело. Оно слегка поламывало и наводило на меня какие-то ужасные мысли. Я уже не помню какие, но ужасные, очень схожие с преддверием кастрации. Успокаивало одно, находился я в глуши, до ближайшей больницы километров двести и если суждено мне сравнятся с девочкой, то еще не скоро.

Прошло с полчаса, может меньше. Мое отличие от девочки перестало болеть и снова заявило о себе. Расставаться оно со мной явно не собиралось. Просило поддержать. Не распускать нюни и взять его в руки. Честно, я боролся с этим. Минут пять. Потом решил должен же я проверить — оно при мне или рядом, на пологе, вроде размягченных паром пучков трав по стенам бани.

Запустил в разведку левую руку. Глаза я поднял к потолку, сам себе не решаясь сказать: боюсь. Мой пучок из двух основных отличий от девочки не оказался вялым и висячим, он снова зудился и требовал к себе особого внимания.

Это я сейчас понимаю, насколько разны мужчина и женщина, как в физиологическом плане, так и в психологическом, а тогда я искренне обрадовался, что пубертатный период не сотворил из меня девочку.

Кстати, с возрастом изучая психологию и сексологию, я понял, что первый раз важен не только у девочек, но и у мальчиков. Я не говорю о первом половом акте, — сам по себе это уже следствие, но не сам факт сексуального влечения. Совсем не из каких-то предубеждений, — по банальному незнанию, я довел свой растущий организм до бунта, стихийного и в прямом смысле спонтанного. Хорошо рядом в этот момент оказалась тетя, а ведь мог бы быть и мужчина! Или я реально мог подумать – это у меня от плохих дорог! Да мало ли взбредет в голову, мальчишке который, ни с того, ни с сего, решился девственности, даже не думая не о чем таком.

Но, слава богу, первым направленным объектом моего отличия от девочки оказалась тетя, а не допустим хряк Борька, из богатой живности во дворе. Даже в глуши выбор ориентации огромен. На самом деле, вопрос направленности выхода сексуальной энергии очень важен. Важен, когда она уже есть, а на кого ее направлять ты или не знаешь или тебе просто все равно — лишь бы выплеснуть. То самое что зовется половой идентичностью.

Немного полежав, я сделал почти фантастический вывод: для этого, чтобы эффективно теребить «отличие», нужна баня, вихотка и желательно тетя. Это, как нельзя, доказывает, какой сумбур может образоваться в голове подростка от случайности и во что он выльется впоследствии! Придется долго разбираться в ориентации.

И второе, насчет — выплеснуть. Так, как мое отличие от девочки, пульсировало в сладкой агонии зажатое мочалкой, хорошо намыленной тетей, то и был выплеск или его не было — я не видел. Характерного запаха, после занятия подростком мастурбацией, на котором он и ловится, обычно матерями и обычно в местах общего пользования или при стирке нижнего белья, — тоже не было. Баня пахла лесом, но этот запах больше подходил к акнедотическому восприятию неопытной женщины туповатым мужчиной, чем к мальчишке. Хотя мое отличие от девочки снова выглядело бревном…

Опять я себе польстил, но колышком, оно точно выглядело! Торчало и требовало вбить себя в ладонь, незамедлительно.

Как не хотелось мне повторить эксперимент нового для себя удовольствия путем трения, я все же не решился. Окотил себя водой и, не вытираясь, запрыгнул в трусы, — стараясь не дотрагиваться до источника этого самого удовольствия, аккуратно расправил резинку на животе.

По достоинству оценив преимущества хлопчатобумажной ткани перед нейлоном, я выбежал во двор и сразу к спасительному волкодаву, спрятаться от тети.

В легком летнем сарафане, тетя вывешивала на просушку свою рубаху, открытую шею обвивала веревка с пластмассовыми прицепками, словно колье из разноцветных драгоценных камней. Она немного потянулась руками вверх, подол приподнялся, оголив колени с внутренней стороны.

Никогда я раньше не думал, что это такое завораживающее зрелище. Тонкая ткань медленно ползет, открывая ножки. Все — опустилось.

Тетя повесила рубаху. Подол сарафана с полоз ниже, но не мое отличие от девочки не опало. Там мы с волкодавом и прошли к дверям дома.

— Я там тебе книгу положила, — крикнула тетя вдогонку. — Почитай, пока не вечер. А я схожу к реке. Скоро катер проплывать будет. В лесхоз передам, чтобы прислали для тебя городских продуктов. Сладостей — грильяж. Ты же любишь?

— Люблю, — буркнул я, проскальзывая за двери. Волкодав дошел до крыльца, а дальше нет. Там для него запретная зона.

Читать, как уже написано, я не любил. Если и брал какую книгу, то выбор падал не на автора или название, а на её тонкость и обилие картинок. Но та книга, из библиотеки деда, что оставила мне на столе тетка, была хоть и не толстой, но совсем без картинок.

Проверив в руке ее на вес, — тоже один из критериев моего знакомства с литературой в детстве, я прочитал: «Иван Бунин. Темные аллеи».

«Ну, вот еще! — мысленно фыркнул я. — Ладно бы «Майн Рид Всадник без головы», а тут какой-то Бунин Иван! Аллеи! Про природу, наверное. Тетка любит про природу…».

Я подошел к окну, выглянул и поднял руку с книгой. Через стекло она бы не услышала и я мимикой спросил: Эту.

Тетя утвердительно кивнула. В цветастом сарафане на лямочках, она была какая-то игривая, веселая. Я снова сделал открытие — у тети имелась фигурка. Мое отличие от девочки в трусах шевельнулось, пока я наблюдал, как тетя выходила со двора.

Катер обычно проходил по реке мимо дома деда в три дня, — плюс-минус минут десять, а сейчас было только два, и у меня был час на чтение.

Лениво открыв книгу — разломив ее на середине, я прочитал строку, две, три… В моей голове возникли такие картинки природы! что самое время было снова бежать в баню на поиски мочалки…

«Она стояла спиной к нему, вся голая, белая, крепкая, наклонившись над умывальником, моя шею и груди. «Нельзя сюда!» — сказала она и, накинув купальный халат, не закрыв налитые груди, белый сильный живот и белые тугие бедра, подошла и как жена обняла его. И как жену обнял и он ее, все ее прохладное тело, целуя еще влажную грудь, пахнущую туалетным мылом, глаза и губы, с которых она уже вытерла краску. » — читал я как зачарованный.

Сначала я отыскивал в книге короткие рассказы, но потом, забыл о лени и погрузился в мир Ивана Бунина полностью. Даже те рассказы, что уже прочитаны — снова читал, больше не бегая по страницам.

Полтора часа пролетели как одна минута, я так и сидел за столом в трусах, когда зашла тетя. За это время, мое отличие от девочки настолько переполнилось эмоциями, что зуд прошел и без моего участия.

Вообще странное было ощущение, — все полтора часа во мне боролись два чувства. Первое: отложить книгу и потрогать зуд в трусах, — что такое «снять напряжение», я не знал, и второе: книга не отпускала, заставляя читать дальше и дальше. Зашла тетя, и я искренне пожалел о своем первом желании, — книгу можно было читать и при ней.

Чувство раздвоенности при прочтении хорошего произведения с эротической направленностью, в последующие годы моего взросления неоднократно меня посещали. Я все время жалел, что вовремя не отложил книгу, но это повторялось и повторялось. Тяга к познанию во мне пересиливала физиологическую потребность. Но только по какой-то причине книга отложена, тут уж физиология давала о себе знать, — требовать, точить.

На рассказе «В Париже» мне и пришлось закрыть Ивана Бунина, но открытие писателя со мной осталось навсегда. Я несколько поспешно перекинул страницы на титульный лист, хотя это было излишне, с какой страницы «Темные аллеи» ни читай — все равно. Сам факт держания этой книги в руках говорил о многом.

— С пользой провел время? Или как? — спросила тетя, выкладывая из авоськи на стол, — не убирая книги, бумажные пакеты с пряниками, конфетами «Школьник» и сушками.

— Он что — белым был? — спросил я, пытаясь изобразить на лице Даньку из Неуловимых.

Я снова взял со стола книгу, и, словно не запомнил автора, прочитал: «БунИн» делая ударения на последней гласной. Хотя я его запомнил, и как оказалось на всю жизнь.

— Бунин! На первую ударяй. Иван Алексеевич Бунин. Русский писатель.

— Долго объяснять. Как-нибудь вечерком. Договорились? Вот уж не думала, что «Темные аллеи» уведут тебя совсем в другую строну. А я вот тоже — с пользой. Покупки на катере сделала. Давай, помогай выкладывать.

Я встал из-за стола и на обозрение тети попали мои трусы с мокрым пятном. Она лишь мельком взглянула. Опустила взор в авоську и начала ворошить покупки.

— Вот, купила тебе, — проговорила она, вынимая очередной сверток и разворачивая. — У нас не городские магазины. На катере все есть! Примерь.

Это была пара новеньких семейных трусов, — темно-синих, однотонных, маленького размера. Растягивая, проверяя резинку и в то же время, сооружая из них ширму меж нами, тетя говорила быстро, не давая мне сказать: «нет», «не надо», или что-то в этом роде.

— Я отвернусь, — бросила она, как последний аргумент.

Должен сказать, что стеснения у меня не было. Как-то это обыденно все произошло. Тетя отвернулась, продолжая рассказывать, с какой пользой провела последние полтора часа, — открывая комод, беря ножницы, а я переодел трусы. Только когда снимал, увидел что они мокрые.

Так или иначе, но смена произошла, тетя повернулась, подошла. Ловко оттянув край, надрезала, подтянула резинку, обмотав о палец и завязав узлом.

Вот здесь я немного стушевался, ее рука скользнула по низу живота, а в оттопыренные трусы показалось верхняя часть моего отличия от девчонок.

— Покраснел-то как? — засмеялась тетя. — Словно в бане не я тебя мыла.

— И ничего не покраснел! — ответил, я не зная, куда деть снятые трусы.

— Ну, нет, так — нет. Давай, чего прячешь, горе ты мое! — забирая и втягивая пальцами в ладонь, сказала она. — Сейчас переоденусь и постираю, а ты пока читай. Вечером, если по книги или автору появятся вопросы — отвечу.

Читайте также: Бани в центре будапешта

Дом деда был рубленый, — крестом. Четыре комнаты и две печи. Русская печь занимала почти половину той, что была при входе, — над ней были полати, а три других соединяла печь в стене, что-то типа голландки, только без изразцов, покрытая белой глиной. А вот дверь была всего одна — входная. Морозы в Сибири сильные и протапливать каждую комнату в отдельности не имело никакого смысла, так что разделялись они только проемами. По моему приезду, на свою комнату тетя навешала шторы, но никогда их толком не задвигала.

Я сел за стол. Без особого труда снова нашел в книге рассказ «В Париже» и дочитал. Фраза героини Бунина: «Нельзя сюда», запульсировала по всему моему телу, отдаваясь в «отличии» кроткими сигналами: лзя, лзя!

Стараясь не шуметь, я встал, подкрался к шторам на проеме в комнату тети и сунул в щель между ними глаз.

Ничего особенного я не увидел. На кровати лежал снятый сарафан. Тетя открыла шифоньер и мне была видна лишь согнутая в локте обнаженная рука — видимо, она носовым платком стирала с губ помаду.

«…он невольно поддержал ее за талию, почувствовал запах пудры от ее щеки, увидал ее крупные колени под вечерним черным платьем, блеск черного глаза и полные в красной помаде губы: совсем другая женщина сидела теперь возле него», — всплыло в моей голове.

Пудра тогда была у женщин в обиходе, моя мать ей пользовалась, и ее запах был мне знаком. Вот он и всплыл, хотя тетя пахла чистым телом и кроме помады, — иногда тушь для глаз, ничего не применяла. Дед не переносил духов и прочего.

Аромат описанной Бунином женщины завитал вокруг меня. Я увидел «ее крупные колени», услышал шорох вечернего платья…

Тетя бросила на кровать… Нет, не отбросила, — сунула под подушки, предмет своего интимного туалета и закрыла дверцу шифоньера. Она стояла в стареньком халате, в котором обычно стиралась. Я быстренько добежал до стула и сел.

— Знаешь, что я подумала? — откидывая штору и выходя из своей комнаты, проговорила она.

— Нет, — буркнул я, копошась глазами в книге. Теперь это был куда меньший грех, и я уже не стеснялся листать «Темные аллеи» пред ней.

— Завтра надо сходить на дальний участок, обход сделать. Пойдешь со мной?

— Пойду, — снова буркнул я.

— Это далеко, к вечеру не вернемся. В Тайге заночевать придется.

— Предупредила. Так, идем?

— Я же сказал! — проговорил я, мимикой показывая: отстань, книга интересная.

— Ладно, читай. Не буду тебе мешать.

Она собрала еще какие-то постирушки и вышла во двор, направилась в баню. Как только закрылась входная дверь, мое отличие от девчонки зашевелилось, зазудилось неимоверной силой. Из-за боязни испачкать и эти трусы, мне в голову пришла шальная мысль — снять и читать голым!

Я поставил стул к окну, словно уже в комнате было мало света. На самом деле, я так видел тетю и если что у меня было время их надеть.

Сидеть обнаженным задом на деревянном жестком стуле мне не очень понравилось, да и обзора меньше. Я встал и открыл Бунина — рассказ «Галя Ганская». Его окончание меня немного опечалило, отвлекло от мыслей потрогать свое отличие от девочек. Но без защиты из хлопчатобумажной ткани, природа все равно меня победила или скорее убедила в необходимости следующего шага.

Я огладил «отличие» ладонью, — словно ток прошел по всему телу. Немного оголил крайнюю плоть — еще раз, еще… Теперь остановить меня не могла даже смерть, которая наступила почти мгновенно — так мне показалось.

Ноги подкосились, хорошо, что стул стоял рядом и свободной рукой я оперся о его спинку. Нечто белое прыснуло на пол. Пытаясь сдержать капли, я зажал ладонью крайнюю плоть, они засочились меж пальцев…

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я со страхом вспомнил о тете, — во дворе она или ее уже там нет! Но тетя там была. Обтирала мокрые руки об подол и как мне показалось — старалась не смотреть в мою сторону.